Лабарь

Александр Сытник
   - Тюха! Иди к нам, у нас одного игрока не хватает. – Кричали мальчишки с футбольной площадки.               
   Не по возрасту рослый худощавый, одиннадцатилетний Матвей, не отрываясь от книги, отмахнулся от назойливых товарищей, увлечённо дочитывая недавно добытую в библиотеке друга книгу Герберта Уэллса «Человек Невидимка». Его с головой захватил сюжет самой идеей иметь возможность скрываться в любое время, по желанию, от этого серого однообразного и порой бессмысленного существования. Он читал много, и в основном фантастику проживая, словно наяву судьбы и приключения главных героев, путешествуя по разным странам и галактикам, словно ища для себя другой реальности. Конечно же, нельзя не упомянуть о его пристрастии к музыке. Родители Матвея, профессиональные музыканты, работающие за очень скромную зарплату в филармонии их небольшого южного городка. Отец Илья Терентьевич искусно владел фортепиано, а мать Полина Андреевна легко справлялась с огромной арфой, предпочитая дома поигрывать на шестиструнной гитаре. И естественно в их хрущёвской двушке почти всегда играла музыка, либо в виде мамы с гитарой исполняющей романсы, либо старенькой радиолы, проигрывавшей виниловые пластинки с классикой, редким в середине семидесятых джазом и иногда, с приходом гостей, модным в то время Высоцким. Разумеется родители пророчили Матвею будущее музыканта, обучив его нотной грамоте и уделяя порой слишком много времени практическим занятиям с их любимыми инструментами – гитарой и потрёпанным отцовским пианино.  Матвей не сопротивлялся, и даже проявлял неподдельный интерес, особенно к пианино. Нередко, в отсутствие родителей, он доставал из их коллекции пластинку с каким-нибудь замудрённым неклассическим джазом и запустив радиолу, пытался подыгрывать, что иногда неплохо получалось. Заставшая врасплох его за этим занятием мать, рассказала отцу, удивляясь чувству такта и гармонии Матвея. Не долго посовещавшись, они достали отложенные на покупку нового шкафа деньги и приурочив к дню рожденья, сделали неожиданный и просто грандиозный для Матвея подарок – новенький катушечный магнитофон. У многих его друзей к этому времени уже были разнообразные «Кометы», «Сатурны», «Дельфины» и тому подобные, и, приходя к ним в гости, он с жадностью заслушивался редкими и порой запрещёнными зарубежными группами. Популярные в то время среди молодёжи «Black Sabbath», «Led Zeppelin», «Deep Purple», «Nazareth», «Pink Floyd» и многие другие просто разрывали мозг своим темпераментом и свободовыражением. И вот теперь, у Матвея появился свой личный источник вдохновения – одобренный знаком качества Советский четырёхдорожечный магнитофон «Комета – 204», и он был на седьмом небе от счастья. Всё свободное время он бегал по друзьям и знакомым, таская на себе тяжеленный ценный подарок и часами переписывал всё, что можно на приобретаемые им за, на всём сэкономленные деньги, катушки фабрики «Свема». Естественно родителей, а особенно мать, поначалу раздражал жёсткий хардроковый бит, но отец её успокаивал: - Ничего, перебесится, дай время. Ведь когда у тебя ничего нет и вдруг, появляется возможность иметь многое, хочется съесть всё. И отец оказался прав. Слушая и неоднократно переслушивая, запиливая плёнку до дыр, Матвей, имеющий хороший музыкальный слух и чувство гармонии, постепенно стал корректировать свои музыкальные пристрастия. Сначала на смену хард року пришёл арт рок с длиннющими двадцатиминутными сложными композициями от любимых «Yes» и «E.L.P». А ко времени становления старшеклассником, его музыкальный мир заполняли уже джаз-рок и джаз-фьюжн с необыкновенно гармоничными и одновременно нереально сложными и довольно редкими в те времена альбомами Джона Макклафлина и его проекта «Махавишну Окестра», энергичного Билли Кобхэма, математически запутанного Хэрби Хэнкока, виртуозного Стенли Кларка и многих других. В то же время Матвей не забрасывал занятия на пианино, развивая свои способности. Он уже мог легко «снять», как выражались музыканты, любой хит и часами накраптывать свои личные сочинения, вдохновляемые великими мастерами неординарного джаза. Отец удивлялся его способностям, а мать, вторя отцу, говорила, что ему следует обязательно поступать по окончании школы в консерваторию. В школе Матвей учился хорошо, схватывая всё на лету, но становясь старше и подойдя к возрасту, когда в мальчишках начинает преобладать бунтарский дух, его интерес к точным наукам пропал совсем. Всё чаще он с друзьями прогуливал уроки, то запиравшись у кого ни будь из них, крутили редкий винил, то болтались по реке или крышам многоэтажек. Среди друзей Матвей, не смотря на свои особенные пристрастия в музыке и несколько иное мировоззрение, пользовался популярностью и признавался душой кампании. Была и девчонка одноклассница, к которой он испытывал особенные нежные чувства, о чём она долго не догадывалась, считая его, как и всех своим другом и встречаясь с парнями постарше, что вполне естественно в эти годы. Забегая вперёд скажу, что она всё же стала его женой и родила ему двоих прекрасных детей. В силу довольно не высокого материального положения в их семьях, Матвей и его друзья зарабатывали деньги во время школьных каникул, на появившиеся к тому времени, всеми возжелаемые джинсы и кроссовки. Отработав лето у отца в филармонии помощником электрика Матвей, не без помощи родителей, приобрёл недорогие индийские джинсы  «Маджестик», венгерские кроссовки и самое главное – переносной кассетный магнитофон «Романтика», прошедший с ними через все походы в горы или на реку, наигрывая популярные тогда «Bee Gees», «Boney M», «Rainbow» и т. д. Конечно же, это были самые беззаботные годы в их жизни, но приходило время взрослеть, школьные годы заканчивались, и дружной компании предстояло разбежаться по разным учебным заведениям и городам. Подзапустивший в последние годы учёбу Матвей, естественно в консерваторию поступить не смог и оставшись один на один с выбором своего будущего он, будучи в душе романтиком и мечтая о путешествиях, поступил в мореходное училище. Разбросанные по разным городам друзья не упускали возможности встречаться в выходные и на каникулах в их родном городке, собираясь в парке, либо на дискотеке делились друг с другом новыми впечатлениями и добытыми музыкальными новинками. Родители Матвея, не смотря на то, что мечты о профессиональном музыкально будущем сына рассыпались, всё же гордились его самостоятельностью и лишь просили его не забрасывать своё музыкальное совершенствование, уверяя, что это может ещё пригодиться в жизни. Обучение в училище подходило к завершению и Матвею предстояло пройти плавательную практику. Получив по распределению место в команде рыболовного траулера, находившегося в то время в Аденском порту Йемена, куда его с командой должен был доставить самолёт, вылетающий через месяц из Симферополя, Матвей уехал домой для сборов в первое в своей жизни настоящее путешествие. Родители конечно волновались, но виду не подавали, друзья же, с завистью хлопали по плечу, приговаривая: - Ну, Тюха ты теперь мореман, загранкой побываешь, поздравляем! Понимая, что полгода это слишком большой срок для расставания с друзьями и особенно с той, к кому он все эти годы испытывал особенные чувства, наконец, признался ей в любви. Она не без недоверия к его, как ей казалось, ещё юным чувствам, всё же ответила ему взаимностью, признав, что давно об этом догадывалась и сама испытывала необъяснимое влечение к нему. Открывшись друг другу, они не упуская ни одной возможности, проводили всё оставшееся до его отлёта время вместе, целуясь ночи напролёт и ощущая бабочек в животе. Время пролетело незаметно, подтолкнув их в поезд до Новороссийска, где его ожидала пересадка на Симферополь. Она решила его проводить и всю незаметно пролетевшую дорогу они украдкой целовались, трепетно прижимаясь, друг к другу. Расставание на пироне вокзала было трогательным и щемящим их влюблённые сердца. И вот он, обретший и расправивший крылья любви, летел в самолёте в не ведаемое ему Африканское государство Йемен, абсолютно не испытывая страха перед первым в его жизни полётом на самолёте. Не на секунду не расставаясь душою с ней и ощущая на себе её прекрасный запах, он не заметил, как пролетели девять часов полёта. Йемен встретил прилетевших изнуряющей жарой, обшарпанным грязным аэропортом и большим количеством смуглых арабов в юбках. Загрузившись в чихающий от старости, раскалённый африканским солнцем автобус, они ехали к порту по улицам Адена, давно забывшим, что такое коммунальные службы или ремонтные работы на дорогах. Судя по архитектуре, город явно был когда-то давно развитой столицей государства. Если бы не редкий чадящий транспорт и не многочисленные арабы пешеходы, декорация вполне бы подходила для какого-нибудь апокалиптичного фильма. «Вот тебе и загранка!» - Подумал слегка огорчённый Матвей. Благо они быстро добрались до порта, где их ожидал довольно большой траулер немецкой постройки, с громким именем «Героевка». Пока ещё трезвый капитан, собрав команду в кают-компании, распределил всех по каютам, согласно штатному расписанию. Матвею досталась тестовая должность рулевого и верхняя полка в двухместной каюте, в компании педиковатого старшего кока. В дальнейшем кок проявит к нему свою нестандартную озабоченность и Матвею впервые в жизни придётся проявить свой дар жёсткого убеждения:               
   - Слышь, ты…. – Несмотря на огромную разницу в возрасте, оскалится он: - Ещё раз руки сунешь, не задумываясь помполиту сдам, и прощай море, здравствуйте зеки, я Ваша тётя навеки.               
   Этого будет достаточно для того, что бы навсегда обрезать, даже в мыслях, любые грязные воззрения на Матвея. Ну а пока, судно, заправившись пресной водой, выходило в Индийский океан, освещённый красным закатным солнцем. Матвей стоял на носу корабля и счастливый во всех отношениях, любовался ошеломляющим морским пейзажем, предвкушая незабываемые приключения в водах нескольких океанов, ещё не зная, что ожидало его и ещё восьмерых практикантов этой ночью. Его сосед кок был на вахте, так было устроено штатное расписание, что бы соседи по каюте не мешали друг другу отдыхать между вахтами. Матвей выключил свет, и ловко запрыгнув на верхнюю полку, задёрнул шторку. Убаюкиваемый лёгкой качкой и приятными воспоминаниями о любимой, уставший от длительного перелёта и огромного количества новых впечатлений, он быстро уснул. Спустя пару часов его разбудили удары собственной головой о пластиковую перегородку каюты. Это был шторм и, похоже, очень сильный. Посовавшись от края до края своей постели несколько минут, Матвей почувствовал тошноту и огромное желание избавиться от съеденного накануне ужина. Спрыгнув с полки, он едва удержался на ногах, крепко схватившись за каютный столик. Наспех одевшись, он выскочил из каюты в поисках ближайшего туалета, или как принято его называть на корабле – гальюна. Гальюн уже был прочно занят и оттуда доносился рёв глубоко страдающего гиппопотама. На требовательный стук Матвея ответил с трудом узнаваемый голос такого же практиканта Ваньки: - Занято! И освободится не скоро. Проведя ночь в поисках свободных гальюнов, Матвей встретил рассвет на палубе, крепко обхватив цепное ограждение, обдуваемый сильными порывами солёного ветра. Шторм не стихал, но ему становилось легче и, встав на ноги, он почувствовал жажду и голод, организм за ночь был полностью опустошён и обезвожен. Измотанный, Матвей спустился в каюту. Кока или ещё не было или скорее, уже не было. Приведя себя в порядок, голодный Матвей поднялся в кают-компанию к завтраку. Когда он вошёл, раздались громкие аплодисменты. Две дюжины бывалых моряков, оторвавшись от трапезы, хлопали и уважительно улыбались.       
   – Ты первый оклыгал. – Ответили они на его немой вопрос, застывший на лице. 
   Из Матвея вышел хороший рулевой, настолько хороший, что на все швартовки с плавбазами и заходы в порты кэп вызывал именно его, невзирая его ли вахта или нет. Он не боялся девятибалльных штормов, скорее получая удовольствие, стоя у штурвала и любуясь через ходовые иллюминаторы, как огромные чёрные волны, грозно накатывая, разбивались в морскую пыль, полностью накрывая судно.            
   Спустя шесть месяцев странствий вдоль восточного, южного и западного побережья Африки, траулер наконец-то направлялся в сторону дома, по пути зайдя на Канарские острова. Вот теперь-то Матвею довелось увидеть настоящую загранку. Поздно вечером, в абсолютной темноте Матвей заводил судно в бухту для постановки на рейд, под руководством местного лоцмана. К его сожалению, из-за темноты кроме ярких огней, переливающихся по всему острову, в тот вечер он ничего не увидел. Зато с утра команду разбили на группы и, назначив старших, отправили катером к сказочному пальмовому острову, навстречу с «загнивающим» капитализмом, с детской жадностью скупая, редкие в нашем государстве, разнообразные кроссовки, джинсы, футболки и тому подобное.               
   Конечно же, ярких впечатлений хватило бы на всю жизнь, но впереди Матвея ожидала служба в Армии. И осознавая это, все оставшиеся до службы три месяца, Матвей проводил со своей любимой. Даже в уносящем его в Польшу самолёте, стриженный наголо и окружённый сотней представителей Чечни, Ингушетии, разнообразных национальностей Республики Дагестан, Матвей оптимистично смотрел в будущее. Уверенный, что два года пролетят не заметно, и он вернётся к ней, к той, которая его дождётся, выйдет замуж за него, родит ему сына, и будут они жить в любви и счастье.               
   Его уверяли, что в войсках, дислоцированных на территории дружественных нам государств, с дедовщиной покончено, но на деле всё оказалось не так. И даже ежедневные «пробивы скворечника» (так называли удары в грудь построенным в ряд молодым), и дебильные задания старослужащих не могли загнать Матвея в уныние. Однако жизнь приготовила ему очередное испытание и проверку на прочность, как будто выражая недоверие его безудержному оптимизму и свободолюбию. Это случилось накануне Нового Года. К тому времени Матвей отслужил чуть более полугода и заручился уважением сослуживцев и даже старослужащих, за не убиваемый оптимизм и  безбашенную прямоту в высказывании своего мнения в глаза любого оппонента. Перед самым праздником к ним в роту прикомандировали троих проштрафившихся дембелей азиатского происхождения. Матвей, имея невероятную способность добыть что угодно, принимал активное участие в накрытии праздничного стола, и потому вполне естественно занял заслуженное место за столом, среди своих старослужащих. Чужаки азиаты в грубой форме выказали своё недовольство, на что Матвей, как всегда в свободном стиле им ответил:               
   - Сидели бы Вы халявщики молча. Тем более, Вам несколько дней осталось до встречи с родными баранами.               
   Его наглость разорвала им мозг, приведя в бешенство. И вытащив молодого в умывальник, троица принялась жестоко избивать дерзкого русака. Отмыв раны, Матвей дождался, когда подгулявшее застолье разбредётся по койкам и стал по очереди будить и выводить в умывальник «индейцев», для разъяснения им истинных жизненных ценностей. Рано утром рота была построена перед командующим Группой Войск, находившимся в это время, к сожалению, с проверкой в их Войсковой Части. Перед строем красовались три раскосых богатыря с изменёнными Матвеевским инструктажем, лицами.               
   – Кто? – Коротко спросил генерал. Дружно ткнув пальцами в Матвея, стукачи обрекли его на очередное испытание на прочность. Лично оборвав погоны, командующий отдал жёсткий приказ:               
   - Под трибунал. Не смотря на запрашиваемую строгую меру наказания, гарнизонный суд учёл то, что Матвей имел загранпаспорт, что говорило об особом доверии к нему со стороны Государства, и приговорил его к двум годам исправительной службы в Отдельном Дисциплинарном Батальоне. От души отдыхая два месяца в одиночной камере, в ожидании отправки в Россию на «Дизель» (так в народе называли ОДБ), Матвей слушал музыку, вынимая её из закоулков памяти, миксуя и скрещивая разные стили сочинял что-то своё, при этом старательно рисуя в воображении будущую счастливую жизнь с любимой. В страшилках о тяготах службы в Дисбате, смачно подаваемых охранниками, время пролетело быстро. И вот он, снова лысый, в новеньком бушлате пересёк под конвоем двойной кордон «Дизеля», окружённого сосновым лесом и родными русскими берёзками. Всё началось довольно динамично благодаря новенькому бушлату, на который положил глаз один из сопровождавших его в самую безбашенную третью роту, приблатнённых. Заведя Матвея в подсобку медчасти, урод нагло потребовал:               
   - Снимай!               
   – Нет. – Спокойно ответил распираемый изнутри Матвей.               
   – Ты чё, попутал? Чмо. Тут тебя быстро опустят. – Краснея от злости, наезжал урод.               
   – Пошёл на х…. – Решил ускорить процесс Матвей, осознавая, что длинный путь выживания в этих джунглях нужно начать именно так. Инстинкт самосохранения помог увернуться от стремительно несущейся огромной ручищи, и, собрав в кулак всю ярость, Матвей нанёс встречный в лоб  меж обезумевших глаз, раскрыв в последний момент кулак и нанеся резкий удар открытой ладонью. Впоследствии Матвей редко использовал такой удар, осознав с годами, в чём скрывалась его истинная сила. Урод упал словно дерево, срубленное одним ударом топора. Это было первое и, слава Богу (в которого Матвей никогда не верил), последнее в его жизни убийство. Он этого не хотел, но… так уж вышло. Нежелательное для командиров «Дизеля» происшествие быстро замяли, списав на несчастный случай. Так началась для Матвея исправительная служба. Так как правили здесь группы приблатнённых кавказцев, с благословения упростивших себе жизнь командиров, Матвею пришлось в течение двух первых месяцев знакомиться, по нескольку раз на день, с желающими поломать своенравного русака. Конечно же, все битвы он проигрывал державшимся группами зверькам, и всё равно каждую такую встречу начинал первым, успевая приложить хоть одну уродливую морду до того как его забивали ногами и заботливо отливали в умывальнике со шланга. Несмотря на отбитые почки, Матвей продолжал слушать музыку и рисовать счастливое будущее со своей любимой и возможно сыном. Устав сбивать о непокорного кулаки, спустя два весёлых месяца приблатнённые собрав в кочегарке сходку, вызвали его на разговор. Привычно заняв удобную позицию не далеко от раскалённой кочерги, Матвей приготовился к очередной веселухе. Ему объявили, что он, наконец освобождён от бессмысленной проверки на прочность, и он может занять равное место среди уродов. Предпочтя остаться свободным от этого дерьма, Матвей сделал выбор в пользу «мужиков», людей категорией пониже, не освобождённых от изнурительного труда на лесоповале и погрузке «бананов» (сосновых стволов до десяти метров в длину). Вот так легко и непринуждённо, слушая музыку и рисуя, Матвей дослужил до дембеля и вернулся домой, к той, которая терпеливо ждала.   
   За долгий, насыщенный приключениями трёхлетний срок службы, на гражданке произошли глобальные перемены, под громким лозунгом «Перестройка», принёсшие «улучшающие» качество жизни граждан великой страны, хозрасчёт, оптимизацию, якобы гласность и т. д…. За всем этим красиво называемым дерьмом скрывались закрытия предприятий, сокращения штатов, безработица, продукты по талонам, пустые полки магазинов. В общем, полнейший развал некогда действительно Великой Державы, спасибо Нобелевскому лауреату, гореть ему в аду, если он есть. Так осточертело выживать, а деваться некуда. Обнаружив, что пароходство, от которого Матвей ходил в море тоже разваливается, распиливая корабли на китайские иголки, прихватив с собой на всё согласную любимую, он рванул в Мурманск, в поисках работы. Если честно, то им обоим хотелось начать свою новую жизнь самостоятельно, будучи свободными от оценивающих и определяющих взглядов родственников и знакомых. В море он так и не устроился, может это и к лучшему, получив должность электромонтажника на военном судоремонтном заводе, в маленьком, продуваемом северными ветрами городке. А заодно и комнату в малосемейной общаге, которую они с любовью обустроили, словно гнёздышко влюблённой пары голубей. Там они и расписались, взяв на прокат костюм и пригласив свидетелями малознакомых людей. Спустя девять месяцев, как и подобает, у них родился сын, чудесный голубоглазый белокурый и коротконогий малыш, выросший впоследствии в рослого крепкого парня с целеустремлённым характером. А пока, они самостоятельно заботились и растили первенца, качая ночи напролёт купленную с рук детскую коляску и стирая ползунки в общем умывальнике на стиральной доске.  Безумно счастливые, они гуляли по серым унылым сопкам, отгоняя назойливых москитов от детской коляски. Так как и без того длиннющая очередь на квартиру, вместо того, что бы сокращаться, ещё более удлинялась, да и в силу не проходящей тоски по родному южному климату и более оптимистичному пейзажу они, собрав накопленный  скромный скарб, вернулись в родные края. Привыкшие к  самостоятельности, молодые сняли квартиру, и началось бесконечное метание Матвея в поисках работы по разнообразным кооперативам, часто закрывавшимся от банкротства, порой раньше, чем приходило время зарплаты. Это были уже суровые девяностые, когда молодой семье с ребёнком на руках непросто было выживать. И всё же, они были счастливы, выезжая на скромные деньги к морю, где их мелкий коротконогий белобрыс, шустро носился между соснами и смело покорял морские волны, смешно насупив брови и закусив нижнюю губу. Время шло, и спустя семь лет с рождения сына, любимая преподнесла Матвею сюрприз, забеременев, как она того хотела, девочкой. Роды проходили очень тяжело, заставив Матвея, да и подросшего сына, будущего заботливого старшего брата, изрядно поволноваться. Забрав на стареньком полумёртвом «Опеле» измученную родами, но при этом счастливую любимую и пока ещё непонятное худенькое существо с фиолетовым отливом, Матвей уверенно предрёк:               
   - Ничего, из этого гадкого утёнка вырастит прекрасная белая лебёдушка.
   Естественно, впоследствии так и вышло, с годами дочь становилась всё красивее, унаследовав свободолюбивый и одновременно своенравный характер от обоих родителей. Ну а пока, Матвею приходилось напрячься вдвое. Помотавшись по каким-то непонятным командировкам, надолго разлучавшим его с любимыми, он, вспомнив про своё творческое наследие, устроился в маленький ресторанчик музыкантом. Чаевых вполне хватало, что бы нормально существовать и даже покупать детям красивые вещи и игрушки. Угнетала лишь публика посещающая ресторан в те лихие годы, состоявшая в основном из бандитов да ментов, порой гуляющих одновременно за соседними столиками. Музыкальные пристрастия этих, казалось бы, разно полюсных, имеющих на самом деле одинаковую сущность, клиентов, чаще всего совпадали. И исполняя в десятый раз ненавистную ему «Таганку», он использовал джазовую импровизацию, хоть как-то облегчая свою участь, чем вызывал раздражение не сдерживающих оскорблений клиентов, готовых закрыть его на сутки, либо завалить на месте. Тяжёлое ощущение нахождения свободной светлой птицы среди чёрного воронья, бросающего крохи со своего стола, накапливалось, и потому, несмотря на более менее приличные доходы, любимая с пониманием отнеслась к его решению бросить лабать для уродов. Он вернулся к тому, что умел делать руками, берясь за любые шабашки.            
   Дети росли, ходили в школу, приносили с собой всё новые заботы. Любимой тоже пришлось искать работу, берясь, иной раз за довольно тяжкий женский труд. Всё это время, стремясь всю жизнь к свободе и самостоятельности, они искали выход из постоянного мытарства в мире выживания. А ищущий, как известно, находит. И вот, к пятидесятилетнему возрасту, нестареющая влюблённая, неразлучная, наверное, во всех своих воплощениях пара, дождавшись от сына внука – отлепка, солнечно-радующего молодых Бабу и Деда, этот выход нашла. Сын к тому времени стал самостоятельным семьянином и прекрасным справедливым отцом. Дочь пока ещё ждала своего принца на белом коне, забегая чуть вперёд скажу, что естественно она дождалась вполне обеспеченного, а главное любящего и заботливого парня, такого, как хотела, похожего на отца, свою настоящую половину, забытую  в прошлой жизни. А потому, став  более свободными Матвей и его навечно единственная и любимая половина, перебрались жить к наполняющему их души Чёрному Морю. И открыв там поначалу небольшое, зато своё собственное дело, стали развиваться, черпая силы в морских водах, вечерних прогулках по набережной, любовании игривыми дельфинами и, конечно же в любви друг к другу и к этому, не смотря ни на что, прекрасному миру.