С горячих обочин поднимается сладкий запах скошенной травы. Это первые осторожные покосы в конце июля.
Придорожные ромашки бегут к горизонту полянами.
Набухают жёлтые пуговки пижмы. Она стоит у кромки дороги.
Высоко раскинулись свежие жёсткие веники горькой седой полыни.
Богатырями выше всех, растопырив колючки, поднимаются лопухи.
Перламутровые барашки облаков безобидно плывут по небу. Пролетают редкие в это лето бабочки. Одна большая бархатная чёрного цвета села на носок сандалии.
На краю пустой деревушки, возле маленькой, аккуратно покрашенной в коричневый цвет зимовки, на лавочке сидит маленькая старушка в синем платье.
На голове её повязан белый платок.
Рядом стоит дед Василий, тоже уменьшившийся за зиму.
Он живёт летом в зимовке один с тех пор, как безвременно ушла в мир иной терпеливая и приветливая его жена. К зиме деда увозят к себе дети.
Я сказала им:
- Здравствуйте!
Но они не ответили мне. Старушка и не пошевелилась. Стоял и смотрел на меня старик.
Не узнали. Они в забвении.
Не помнят.
Особенно Тамара. Ещё в прошлое лето она узнала меня, обняла, приникнув к плечу, и заплакала:
- Плохо вижу. А ноги несут меня куда-то. Всё бы шла. А куда?
Тамара смотрела в никуда. Что там было в её памяти?
Только помнила, что надо идти, успеть что-то сделать.
Хватилась её дочь. Нет нигде мамы. Ни возле дома. Ни за домом на брёвнышках.
Понеслась по деревне искать. А она уже с горки катится мелкими осторожными шажками.
- Мама! Ты куда?
- В Корякинскую. Домой.
С трудом уговорила и повернула её в обратную сторону.
И каждый день она идёт куда-то, словно хочет найти своих маленьких детей.
Словно ищет убежавших внуков, которые приезжали летом на парное молоко и горячие пироги из белой печи.
Я помню, как вела она за ручки девочек. Две были беленькие, а одна смуглая и черноглазая.
Хорошо, что она не помнит, что одна из внучек наложила на себе руки от несчастной любви, покинутая голубоглазым мальчишкой.
Где таится будущее?
Спрятано оно от человека. И не надо знать его, чтобы не было больно каждую минуту.
И кто бы знал, что белоголовый мальчик с чистыми небесными глазами принесёт такое горе?
И как жить с этим?
А старик?
Он ещё помнит тот страшный пожар, когда огонь унёс всё, что нажито было за семьдесят лет: дом, вещи, скотину.
Собрались гости на семидесятилетие жены. Дети и внуки. Сели за стол.
А несмышлёные внуки взяли тайком коробку спичек и пошли посмотреть телёночка в тёмный хлев.
Еле успели выскочить люди из дома. После этого заболела жена и не встала.
Что происходит с бедным человеком?
Почему он в забвении своём старческом помнит только избранное?
Может, чтобы не было так больного от потерянного?
Истоньшается душа. Дырявится память.
Нет, не для радости рождается человек, а для боли.
Переполняется чаша боли. И уходит он в забвение.
фото автора