Глава 18
«КОНФЕТКИ, БАРАНОЧКИ!..»
Приземлялись по глиссаде, то есть по наклонной траектории, дабы не привлечь внимания редких роботяг и городовых. Впереди замаячил огромный рынок, как потом выяснилось, это была Болотная площадь. Безмерное количество возов, выстроенных в ряды, казались сплошной серой массой. Первые лучи солнца заскользили по рядам, всё оживало, как на палехских картинках. Высвечивались яркими бликами решёта с малиной,вишней, крыжовником всех сортов, и прочее, прочее. Чем выше солнце, чем ярче разгорался день, тем бойчее занималась торговля.
Тихо припарковали свою Z-коляску в крайнем ряду и стали робко осматриваться. Переодеться необходимо было срочно, так как в их легкомысленном прикиде далеко не уйдёшь. Заполнив литровый жбан из под ананасов первачком, наши путешественники вышли на разведку.
На краю площади они заметили большое заведение с вывеской: «Чайная Афанасьев и сыновья». Возле неё уже крутились редкие мужичонки с сосредоточенными лицами и сизыми носами. Федор пошёл в народ знакомиться.
– Здорово, орлы! Как она, жизнь? Скоро ли кафешка откроется?
– Каму жисть, а каму до утра б дожисть! – выдал скороговоркой небольшого роста парень и трясущейся пятернёй вышмыгал нос на сторону.
– А сей трактирчик и не закрывалси!
– Нужна консультация, уважаемый, – в пол-голоса произнёс Федька, – заодно и похмелимся. Парниша уже догрёб до такой степени похмельной консистенции, что, не вникая в смысл премудрых для него слов, готов был на любую «консультацию», «юриспруденцию» и даже «конфирмацию», лишь бы налили.
Федяй с Монькой отвели его за угол чайной и плеснули грамм сто из жбана в монькин раскладной туристический стаканчик.
– Сила небесная! Дай вам Боже чего гоже! – изрёк страдалец, выцедил стакан и некоторое время стоял с полуоткрытым ртом, выплывая из глубины вчерашнего запоя на свет Божий. Когда к нему отчасти вернулась способность соображать, Федор учинил допрос с пристрастием:
– Как зовут, паря? – Емеля, – признался их возвращённый к жизни знакомец.
– Давай, колись, Емельян! Где можно за первачок достать приличную одежду?
– Дык тута, в рядах, ща народец наплывёть, приоденетесь за милую душу! А не соизволите-ль, мил человек, ещо бы плеснуть чарочку?
– Давай, веди, родимый! Сначала стулья, потом водка! – произнёс загадочную фразу Моня, – дело выгорит – плеснём!
– Дык не извольте беспокоицца, господа хорошие! Я мигом-с!..
Через полчаса Емеля вернулся к чайной с толстым татарином, катившим тележку с барахольным мешком. Федяй с Монькой сгруппировались вокруг тележки и хозяин начал демонстрировать своё богатство. Среди явного хлама, однако попадались и неплохие вещи. Неодолимая страсть к спиртному доводила иных людей до раздевания.
Наконец, Федьке подобрали запачканный мундир с погонами хорунжива, к нему стоптанные сапоги и форменный казачий картуз. Монька остановил выбор на клетчатом сюртуке с жилеткой. Довершал ансамбль соломенное канотье.
– Вылитый Паниковский, – заржал Фёдор, – надеюсь, почтеннейший, до воровства гусей с прилавка у вас не дойдёт-с?
Налили Емеле обещанные сто грамм за наводку, а татарину выдали весь жбан, полагая, что в этот ранний час он своё барахло удвоит. Татарин на радостях подарил Моньке яркий шейный платок в качестве галстука.
Переодевшись, стали размышлять о передвижении в этом торговом муравейнике. Оставлять Z-кибитку ни в коем случае было нельзя, упрут и не поморщатся, а нашим героям тогда светит возможность поучаствовать в Великом большевистском перевороте, ощутив на себе все его заявленные прелести!
– Нужна лошадь, для профанации, – заявил Федяй, – и как можно скорее! Ты, Монька, сиди в обозе и сторожи карету, а я в чайную. Глядишь, кто-то на лошади и подгребёт, выпить и закусить, мол. Тут я его и оприходую. Наливай ещё жбан, я – на дело!
– Жратвы приличной захвати, хорунжий без лампас! – напутствовал его Моня.
Федька оглядел свой низ, синие джинсы, торчащие из под казачьего мундира, и понял, что такой вид позорит славные казачьи войска. Он снял джинсы, достал синие адидасовские треники с тремя белыми полосами по всей длине, порылся в монькином барахле и, найдя красный фломастер, добросовестно выкрасил полосы в яркий алый цвет. После этого, приведя форму в относительное соответствие, накинул на плечо походную сумку с жбаном и смело отправился в чайную на подвиги.
Тут необходимо некоторое отступление, дабы ввести читателя в атмосферу русского питейного духа. Как говорил классик и, видимо, хороший знаток этого дела, Великий киевский князь Владимир Святославович на предложение принять ислам, который поначалу привлёк его разрешением многожёнства, но запрещающий крепкие спиртные напитки:
«Веселие на Руси есть питие, не можем без того быти».
И здесь он оказался не менее великим провидцем, иначе Русь беспардонно скомпрометировала бы ислам беспробудным пьянством с битиём несчастных жен, сколько бы их ни попалось под руку.
Федор поднялся на широкое крыльцо заведения, где его почтительно встретил бородатый швейцар, бесцеремонно разгонявший голодранцев, и, снимая с головы картуз с золотым галуном, проговорил:
– Пожалуйте-с, ваше благородье! Завсегда рады-с!
Тут Федька увидел на крыльце пацана – чистильщика обуви, вихрастого и чумазого, сидящего перед деревянным ящиком и безнадёжно зазывающего утренних клиентов надраить обувь. Но этим «клиентам» вид их обуви находился где-то в конце списка первейших необходимостей. В их воспалённых глазах читалась незатейливая мысль – выпить и даже не закусывая!
Федяй поставил ногу на ящик чистильщика и небрежно махнул рукой: приступай, мол. Пацан радостно замахал щётками, а Федор стал пристально осматривать подъезжающую публику.
Долго ждать не пришлось. К чайной подъехал на телеге бородатый купчишка в кожаной жилетке и новом картузе. На брюхе висел на ремне тяжелый кошель.
Мужичок, видать, из перекупщиков, подумал про себя Федор, и, недочистив второй сапог, двинулся в заведение вслед за купцом. Пацан-чистильщик гнусаво заверещал, на что Федька с достоинством изрёк:
– Апосля второй дочистим – расплачусь! У меня совещание!
Федор вошел внутрь и несколько прибалдел. Зал был огромен и уходил куда-то внутрь. В нос накатил сочный дух жареного, крепкого пива и немыслимых разносолов. Суетливо пробегали половые, виртуозно неся одной рукой тяжелые подносы и сгибаясь на поворотах.
Купчина намётанным глазом присмотрел свободный столик, а Федька решил не отставать. Усевшись за мощный деревянный стол, Федька немедля представился:
– Хорунжий Трубецкой! Командир казачьей сотни Его Величества!
– Прокопий, второй гильдии мы, на торги приехал.
– А что, Прокопий, не соизволите отведать нашего, казачьего напитка, за победу русского оружия?!
Отказаться от такого приглашения, по разумению Прокопия, в казачьем сообществе расценили бы наравне с изменой родине, а посему Федор выбрал ломовой приём. Быстро приняв по стопарику за победу и за знакомство, купчина стал звать официанта, дабы немедленно закусить. Тот вырос, как из-под земли:
– Чего изволите-с, господа хорошие? Могу предложить-с суп «Мипотаж» натюрель, пироги демидовские, ростбив с циндроном под соусом фаже из рябчиков тур тю шу, раки, почки в мадере готовы-с, московская соляночка из осетринки-с, скобленочка на сковородке, почки «Брошед»- можно быстро…соляночку? Слушаю-с! Из холодного икорки паюсной со свежим огурчиком, салат «Оливье», телятинка по францюзсски, семга из двинских? Селедочку? Слушаю-с!
– У нас сегодня дежурт-уха из налимов с печенкой, к ней расстегаи, холодный поросенок… На второе можем подать куропатки на канапе, с салатом-с. А на первой, для духновения, не прикажете-ль холодного огуречного рассольчика с малосольной керченской селёдочкой-с?.. Сие? Уже несу!
У Федьки от одного перечисления этого меню чуть не случился голодный обморок, а Прокопий, видимо пресыщенный всей этой гастрономической роскошью, небрежно кивнул:
– Подавай ещё икорки и рябчиков с балычком, а там и до поросеночка дойдём!
– Какую водочку изволите-с? Смирновочку-с? Графинчик большой, малый? Похолодней?
– Водки не приноси! – грозно изрёк второй гильдии Прокопий, хитро косясь на Федькину сумку, – пост у нас! А про себя, небось, подумал: ох и сэкономлю я сегодня на обеде без водки с этим служивым!
– А для вас, сударь? – прогнулся половой к Федяю.
– Аналогично! – небрежно выдал «служивый», и половой, ничего не поняв, мелькнул передником и грациозно унёсся.
Обед удался на славу. Пили за победу над кем угодно, начиная с турок. К ним у Федькиного соседа почему-то было особое неприятие. Федяй осторожно сливал свой стакан в кадку с фикусом за спиной, иначе всему делу труба. Посреди этого бравурного возлияния, Федька вспомнил, что у него в кармане ни одного рубля той поры, а без денег гонять по богатой Москве задача недостойная великого путешествия.
Он порыля в карманах сумки и вытащил случайно завалявшуюся там монету, достоинством 50 рублей 1998 года. В то незабвенное перестроечное время на эту деньгу можно было купить пару бутылок дрянной водки "Ярило"!
Федор сделал загадочное лицо и, наклонившись к своему изрядно захмелевшему соседу, изрёк:
– А ты слыхал, Прокопий, что намедни казначейские, в монетном дворе перепились и выпустили в обращение бракованные монеты? Перепутали к чертям собачьим год выпуска, так ещё с двуглавого орла короны посшибали! И это при правящей-то династии! Переполох был страшный! Весь тираж полиция погналась судорожно изымать, а у меня, представь, одна монета осталась! Соображаешь, какая это нумизматическая ценность?! И она будет дорожать с каждым годом всё больше!
Федька разжал кулак и показал Прокопию монету. Тот почти протрезвел, глаза его алчно засверкали, ведь речь шла о невиданном доселе бесценном раритете. Руки его задрожали, он воровато оглянулся и прошептал:
– Многоуважаемый Федор, ваше высокоблагородие! Продайте эту монету! Вам всё одно служба, там неизвестно что, прости Господи! Затеряется, а я буду хранить как талисман, в знак нашей дружбы, истинно клянусь!
– Ну, не знаю, право! Человек вы, я вижу, высокопорядочный, такому и самое дорогое доверить можно. А, забирайте! Но уж и вы не поскупитесь, Прокопий батькович, не посрамите гильдию!
Прокопий радостно взвизгнул, зашарил в кошеле и выложил Федьке двести с лишним рубликов ассигнациями, да ещё горсть монет. Всё, чем был богат на тот момент. По тем временам, прикинул Федяй, это были очень неплохие денежки, оччень неплохие! Федор немедленно предложил обмыть историческую сделку и налил радостному Прокопию целый фужер первача. Тот легкомысленно принял на грудь этот вес, оказавшийся ему неподъёмным, и уплыл в астрал.
Федяй деловито собрал остатки царственной пирушки в сумку, завернув многочисленные явства в страницы оставленного на столе меню, мысленно пожелал спящему Прокопию дальнейшего процветания, кинул на стол трояк, и с достоинством хорошо отдохнувшего барина, вышел вон.
На выходе он не спеша дочистил второй сапог у заждавшегося его пацана-чистильщика. Щедро с ним расплатился и, взяв под узцы Прокопиеву лошадь, повёл телегу к стоянке их Z- корабля. Там они лихорадочно распрягли лошадку и пристроили её той же упряжью к своей коляске. Монька сел за кучера, свистнул и лошадка с видимым облегчением тронула это странное сооружение, плывущее само собой. А осчастливленному Прокопию оставили матерно списать эту потерю на происки местных цыган.