Письмо в газету

Ершов Максим Александрович
— Пап, а если я им ещё один листочек кину? Можно?
— Сынок, кинь маленький, но лучше их не перегружать. У муравьёв свои дела, свои заботы. Кто-то пищу для сообщества добывает, кто-то охраняет. Это только на первый взгляд муравейник кажется нагромождением. Под этой кучей целый город.

Сашка стоял и смотрел, как три больших красных муравья схватили его листочек и поволокли вниз. Навстречу им попадались рабочие муравьи, тащившие что-то громоздкое, на порядок превышавшее их собственные габариты. Мальчишка с интересом наблюдал, как те и другие ловко расходились на встречных курсах.

— Так вот, у муравьёв, как и у людей есть самосознание. Кто-то за детишками смотрит, гулять их выводит. Это муравьи воспитатели. Строителей ты уже видел, но есть ещё и врачи. Если кто-то из собратьев повредит лапку, муравьи-хирурги её отгрызут, то есть ампутируют.
Нам возле их города лучше не стоять. Посмотрели, давай возвращаться, а то вон гляди, их разведчики напасть хотят. Волнуются, прогоняют, — отец стряхнул с брючины двух красных от злости муравьёв, приобнял сына, и они двинулись в обратный путь.

— Интересно у них жизнь устроена! А кто ж тогда обязанности распределяет? Кто говорит, ты это делай, а ты то?

— Да я сам про них мало что знаю. Если в нашей стране коммунизм планируют построить, то у муравьёв нечто похожее самой природой заведено. Никто от работы не отлынивает, никто еды больше не возьмёт. Вот так и в нашей стране будет, но для этого люди должны стать сознательными.

Отец с сыном брели по берёзовой аллейке, вдоль старого барского парка. Дворянского дома в деревне Круглое давным-давно не было, но огороженный рвом парк с его чёткой симметрией и правильно посаженными яблонями, напоминал о дореволюционном прошлом. Подхватив мысли отца, сын продолжил.

— Пап, ну вот не понимаю я, зачем барину такой сад нужен был. В прошлом году, когда мы с мамой в августе приезжали, мы с двух яблонь почти пять вёдер собрали. После варенье варили, ну и дед поросятам яблок подсыпал…. Теперь любой человек может в сад прийти и сколько хочешь яблок набрать. Барин и его семья всё это поесть никак бы не смогли. Бабушка рассказывала, что он и в сад то никого не пускал….

Мысли мальчишки переключились, когда он увидел остатки поросшей бурьяном траншеи.

— Пап, а это знаешь, что такое? Дед говорил, что это от войны траншея. Получается, во время войны возле нашего дома окопы были.

— Сынок, война это самое страшное что может быть на свете!

* * *

Ни дедушка, ни бабушка, ни мама, ни папа о всех ужасах войны с Сашкой старались не разговаривать. Зачем? Им хотелось, чтобы мальчишка рос счастливым. Не нужно ему знать ни о войне, ни о тяжких послевоенных годах.

Короткий жизненный путь Сашки мало чем отличался от судьбы сверстников. Его родители были детьми войны. Они родились в самое тяжёлое время – в ноябре 1941 г.

 Вера появилась на свет, когда деревне стояли немцы. Из родной хаты их выгнали. Пришлось ютиться у соседей. Будучи недельным ребёнком Вера так сильно простудилась, что чуть не умерла. Её отец Сашкин дед Иван на тот момент воевал в Красной Армии. О семье ничего не знал, да и если бы знал, то помочь бы не смог. Дед Иван был простым танкистом, фронтами он не командовал.

Выручили родственники. Две сестры Ивана каким-то чудом прорвались через линию фронта, нашли жену брата Клавдию, и между бугров и оврагов перевели её вместе с малюткой Верой на советскую сторону.


 Через две недели позиции немцев отутюжили Катюши, попав при этом и по деревне Круглое и по своим окопам. Дом Клавдии и Ивана оказался полностью уничтожен, и тем не менее, когда дед вернулся с фронта, он отстроился на прежнем месте.

Будучи студентами, Вера и Николай учились в Москве, познакомились, поженились. Сынишка родился, когда оба родителя находились в достаточно зрелом возрасте. Ребёнок был желанным, сына они любили.

Мальчик подрос и окончил первый класс. Родители работали и оставлять Сашку в Москве было не с кем. На семейном совете постановили – отправить на всё лето к дедушке Ване и бабушке Клаве.

* * *

Вот так, ещё вчера они были в Москве, а теперь сын показывал отцу знакомые по детским играм места.

На следующий день по тропинке через ржаное поле Николай побрёл на станцию. Налитые зёрнами колоски, словно прощаясь, щекотали раскрытую ладонь. Николаю вспоминалось, как в детстве каждое лето он подрабатывал в колхозе, помогая убирать хлеб. Теперь в городе другая работа, и понедельник на неё нужно выходить.

Первая неделя прошла наполненная новыми впечатлениями. После потянулись серые деревенские будни. Улица, где жили бабка с дедом, состояла из нескольких домов. Друзей для игры у мальчишки не было. Дед, хотя и вышел на пенсию, продолжал работать на колхозной автобазе.

Автомастерскую от дома отделяло 3 км. Утром дед Иван вставал ни свет, ни заря, косил траву для кроликов и убегал к своим комбайнам и тракторам. Вернувшись, отправлялся вместе с Сашкой собирать скошенное.
 После они вместе пилили дрова, либо занимались ещё чем-то. По воскресеньям ходили в деревенский магазин, где дед покупал внуку конфеты и кукурузные хлопья.

Внук не переставал удивляться над своим дедом. Вся его жизнь проходила на каких-то бешенных скоростях, где для отдыха не оставалось ни одной свободной минуты.
 
Бабушка Клава занималась хозяйством состоявшим из кроликов, поросят, курей, уток и индюшек. Поросятам дважды в день варила похлёбку. С птицами помогал Сашка, щедро сыпавший комбикормом.

 Среди птиц периодически находилась то индюшка, то утка, предпочитавшая откладывать яйца не в курятнике, а в укромном месте, создавая гнездо. Пытаясь скрасить детский досуг, бабушка предлагала проследить, найти кладку и принести домой яйца.

Отбивавшиеся от стаи птицы вели себя осторожно. Направляясь к гнезду, они не шли по прямой, а петляли кругами. Юный следопыт каждый раз оказывался хитрее. Он прятался, как индеец полз по траве, выслеживал и неизменно находил кладку.

В тот день, позавтракав, он как раз отправился искать новое гнездо индюшки. Позавчера Сашка свалял глупость. Из гнезда нельзя забирать все яйца – необходимо оставить одно. Если пусто, потайное место птица обязательно поменяет. Именно так и произошло.

Сашка вслед хитрованкой спускался по бугру. Индюшка долгое время кружила среди травы, после повернула вверх и пошла в сторону. Следопыт отчётливо её видел, но дальше она пропала. Он какое-то время выжидал, после встал и уже не прячась, принялся искать.

В это место дед почему-то никогда не ходил косить. Не появлялся тут и сосед Сергей Андреевич. Как результат, склон зарос кустарником и высокой травой.

 Шаг, ещё шаг и…. Сашка, не понимая, что происходит, куда-то вдруг провалился. Вдобавок ко всему на него с гоготом прыгнула индейка, напугав чуть ли не до смерти. Птица выскочила в светившийся сверху лаз, тогда как сам Сашка оказался в какой-то пещере. Его трясло от страха. Не понимая где он и что происходит, ребёнок пулей выскочил наверх и побежал домой.

Влетев во двор, увидел, что бабушки нет. Отдышавшись и успокоившись, подумал, что если расскажет о приключении, дед с бабкой будут смеяться над незадачливым внуком. Вот ведь невидаль, провалился в пещеру…. Нет, о подобном лучше молчать.

Шли дни. Сашка в деревне освоился. Бабушка, поняв, что внук парень самостоятельный, стала разрешать ходить к Серёжке.

Та часть Орловщины, где располагалась деревня Круглое, относилась Средне Русской возвышенности. Вздыбившиеся бугры отделялись друг от друга оврагами. Внизу чаще всего тёк ручей или даже речушка, возле которых шевелили зелёными косами плакучие ивы.

С новым другом Сашка запускал по ручью кораблик. Чаще всего игра проходила на территории Серёжи. Ребята ели малину, залезали на вишню, учили Шарика подавать лапу, устраивали домик для кошки. На огороде стояло несколько ульев. Мальчишки любили наблюдать, как туда-сюда снуют пчёлы.

Как-то раз, посмотрев очередную серию про Штирлица, друзья принялись обсуждать, каким хитрым был наш разведчик, как он здорово водил за нос немцев.

— Ничегошеньки вы ребятки про войну не знаете. Тут у нас всё так быстро происходило, что мы даже опомниться не успевали. Осенью сорок первого фронт подступил. Вон на том бугре наши ребята позиции заняли, за один день окопов нарыли. Нам говорили уходите, уходите… А куда уйдёшь? Как хозяйство бросишь? Вот мы и остались. Как снег на голову, в деревню немцы вошли. Идут озираются, в дома заглядывают, партизан и красноармейцев ищут. Тут наши их увидели и с того бугра начали стрелять. Немцы из-за нашего дома в ответ тоже палили. Пушку подтянули, пулемёт поставили. Я со своей матерью подумала, бог с ним с домом-то, лучше мы возле продуктов будем. Мы в погреб в огороде спрятались. Там окошки, иногда выглядываем, чтобы понять, когда закончится.
Наши ребята сперва стреляли много и часто, а к вечеру видать патроны кончаться стали, так они пореже отвечать начали. Тут немцы это дело поняли, в атаку пошли. К бугру приблизились, а наши из окопов как выскочат, и в штыковую на них. Кричат дружно: «Ура! За Родину! За Сталина!» Немцы их из автоматов и постреляли….

Сашка слушал сперва с интересом, но после, когда бабка стала рассказывать, как в погребе пряталась, детский разум начал возмущаться… Как так, почему пряталась? Она должна была уйти в партизаны…. Ну а уж когда женщина дошла, как немцы перебили наших… Сашка хотел возмутиться и сказать что-то типа — врёшь, сволочь…

Какая это так, Серёжкина бабка нагло врала про Красную Армию? Сашка любил смотреть фильмы про войну — там наши периодически били немцев. Не могли фашисты взять и перестрелять наших… Но он был в гостях, и потому промолчал.

В свою очередь, женщина, почувствовав в детских глазах обиду, осеклась и перестала рассказывать. Наступила пауза, которую прервал родной внук.

— Ба, а где твоя хата стояла?

— Как и сейчас на этом месте.

— Понятно. Тогда, выходит, немцы вдоль нашей улицы шли, а наши вон там том бугре оборону занимали?

— Всё так. Они наших перебили и захватили Верховье. Им железнодорожная станция была нужна. Правда они там долго не задержались. Немцев с Верховья через неделю выбили. Они отступили и встали возле нашего села. К этому моменту мы с мамкой поняли, что война надолго. Что смогли, всё в руках унесли. Ушли к родственникам. Вернулись только через два года.

У Сашки начало кое-что проясняться.

— Баба Нюра, выходит, весь бугор, где мои дед с бабкой живут, это немецкая сторона была?

— На месте моей хаты и на месте вашей немцы два года простояли. Наши ребята окопы тех первых погибших красноармейцев как раз и заняли. Да что говорить? Давно это было. После войны прошёл бульдозер. Он всё разровнял. Я точно не скажу, где окопы проходили.

Всё! Шепелявившая, слегка брызгавшая слюной бабка, уже была не интересна. Сашка схватил друга за локоть, и под предлогом посмотреть котят, потащил на улицу, где рассказал историю падения в пещеру.

— Ты думаешь, это немецкий блиндаж?
— Да я не думаю. Я в этом уверен!

У ребят проснулся инстинкт следопытов. Попрощавшись, они договорились встретиться завтра возле той ямы с лопатами. Друзья обговорили, если взрослые начнут про лопаты что-то спрашивать, они ответят, что хотят накопать червей для рыбалки.

От перевозбуждения не получалось уснуть. Ребёнок всё ночь ерзал на кровати, скрепя пружинами. В голове крутились сюжеты из фильмов про войну. Где-то вдалеке всю ночь лаяли собаки, у соседей, словно отвечая извечным врагам, горлопанили коты, под утро с особой злостью, будто осколки шрапнели, мальчишку принялись донимать мухи.

 Как только дед убежал на работу, небо наклонилось над землёй, наполнившись тяжёлыми тучами. Казалось, что кто-то грозный сверху смотрит на землю, о чём-то хочет предупредить, но вмешаться и остановить, обрушившись на землю в виде дождя, этот мощный и сильный по каким-то причинам не может.

Позавтракав яичницей, Сашка отпросился на прогулку. Бабушка дала добро, предупредив о дожде.

В назначенном месте ребята встретились, и через несколько минут Сашка уже показывал лаз, в который провалился. Серёжа был мальчиком практичным. В подземных чертей не верил, и потому взял не только лопату, но и верёвку с фонариком. Посветив вниз и ничего не увидев, Серёжка предложил расширить проход.

Жаркий июльский день так и не получил от неба острастки в виде дождя. Мальчишки, ожесточённо работая лопатами, изнывали от усталости и обливались потом. Детей донимали слепни, но своего занятия они не бросали.

Предположение про блиндаж оказалось верным. Возле дыры действительно начало проступать что-то в виде многослойного бревенчатого потолка подгнившего и в углу провалившегося. Наконец поняв, что за один день толком они ничего не раскопают, друзья спрятали лопаты, нарвали лопухов, разбросали их над вырытой землёй, после замаскировали дырку. Среди высокой травы замести следы было не сложно.

Работа продолжалась несколько дней. В итоге удалось не только проникнуть вниз, но и разгрести что-то похожее на стол. Рядом они нашли пару крепких деревянных ящиков. По всей видимости, немецкий блиндаж серией взрывов засыпало, и местные про него забыли. Впрочем, не было в деревне на ту пору никаких местных. После войны, когда землю равнял бульдозер, тракторист разрыхлил её гусеницами, чем ещё сильнее законсервировал подземную комнатушку.

Удивительное дело, но столь основательную работу, которая продолжалась почти неделю, из деревенских жителей никто не заметил. Место, где они копали, располагалось на выселках, в стороне от основной деревни.

Дрожа от волнения, ребята принялись открывать ящики. Дети горели желанием, найти немецкий автомат или пистолет и пострелять по банкам.

 Увы, следопытов ждало разочарование. В ящиках находились большие блины. Серёжка сразу определил – железяки ни что иное как мины. Серёжка предложил, разжечь костёр и взорвать пару-тройку. Спички были. Шустрый паренёк уже начал покуривать.

Единственное, Сашку напрягало возвращение деда. Внук дедушку любил, и, залезая на яблоню, высматривал его идущего с работы.

«Ну да ладно, разведём костёр, бабахнем, авось никто не поймёт. Небо в тучах. Авось подумают на раскаты грома…», — так мыслил мальчишка, горевший желанием поиграть в войнушку.

Ребята спустились в низину, где сразу принялись поджигать сухую траву, кору и ветки. Серёжка часто ходил с пастухами в ночное. Развести костёр труда для него не составляло.

Когда первые языки пламени начали облизывать скрюченную деревяшку, Серёжка сказал другу, чтобы тот притащил мины. Для восьмилетнего пацана они были тяжёлые, и потому Сашка управился за две ходки.
Накидав в костёр как можно больше сучьев и палок, пацаны убедились, что огонь не погаснет, пока всё сложенное не прогорит. Совместными усилиями положили в костёр железные болванки, отбежали и залегли в траву.

Никогда ещё Сашка с таким волнением не смотрел на горевший огонь. Костерок, набрав силу, слегка потрескивал. Языки пламени плясали, словно люди на пьяной свадьбе, ритмично подёргиваясь то вправо, то влево. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать, а мины всё не взрывались и не взрывались. Большого огня уже не было. У детей возникло желание, докинуть веток и палок.

— Саша? Где ты Саша? Внучок, пойдём для кроликов траву собирать…, — послышалось сверху.
Дед увидел дым и шёл именно в этом направлении на поиски внука… А что если он к костру подойдёт?...

— Деда, я здесь, я иду!

Проорав, мальчишка пулей устремился навстречу. Понимая, что их тайна почти раскрыта, полетел домой и Серёжка.

— Что с тобой? Какие руки грязные? Зачем костёр развели?

— Деда, деда. Не ходи туда. Прошу, не ходи, — зарыдал мальчишка. — Мы там, мы там… это… Не ходи….

В этот момент раздался страшный грохот. Фронтовик толкнул на землю внука и накрыл собой. Бывший танкист по звуку сразу вспомнил, что именно так взрывались противотанковые мины….

По приходу домой дед хотел налупить Сашку розгами, однако бабушка грудью встала на защиту. Весь вечер, всю ночь и всю последующую неделю происходил разбор поведенья. В дом пожаловал председатель колхоза, ему, а на следующий день милиционерам, зарёванный мальчишка объяснял, как провалился в нору и как они с Серёжкой решили эту пещеру прокопать.

 Через три дня прибыли военные. Они прочесали бугор с металлоискателем и деревня содрогнулась от целой серии взрывов.

В субботу приехала мама. Дед с бабкой ни о чём ей не сообщали, однако Вера о происшествии узнала. Зарёванная, она с порога чуть ли не с кулаками набросилась мать, вменяя, что та не проследила за единственным внуком.

Вера напомнила, как в 40-х и в 50-х подрывались на минах одноклассники, и как каждый раз по весне находили что-то ржавое и опасное. Израненная Орловщина с болью выдавливала из себя болезненные занозы.

Вот и спрашивается, как можно было отпускать ребёнка гулять на то место?

Успокоившись, обиженная дочь забрала у деда с бабкой дорогого внука, и перевезла к родителям Николая, строго настрого наказав – со двора Сашку не выпускать!
 
Когда Сашка пошёл во второй класс, он напрочь забыл таблицу умножения. В первую четверть нахватал двоек, которые в следующей четверти переросли в тройки. Николай и Вера любили своего сына. После долгой разъяснительной беседы его конечно простили! В любви и согласии учёба наладилась.

Между тем, когда внука увезли, бабушке долгое время грезилось, что она слышит звонкий голосочек. Когда кормила кроликов, казалось, что они не хотят брать траву из её рук, и ждут именно Сашку.
 А если бы внук подорвался?... Для чего это хозяйство, для кого?...

Вину за собой Клавдия Ивановна чувствовала и ежедневно плакала. Нахлынул поток воспоминаний. Женщина вспоминала войну. Ночью ей стало сниться, как они под обстрелом бредут вдоль скованного тонким льдом ручья и на руках у неё маленькая дочка…. Как майским днём 49-ого всей деревней провожают на кладбище Веркиного одноклассника подорвавшегося на мине… И как подобное в их деревне, абсолютно неожиданным образом, повторяется через 4 года. В тот год подорвались ещё двое подростков.

Как же не хочется повторения войны! На свете нет ничего страшнее этого!
Клавдия Ивановна решила написать письмо в газету. Человеком она была простым, и потому излагать красиво не получалось.
Продумав текст, женщина рассказала о себе и о том, как внук чуть не погиб от немецкой мины. Главной идеей письма стала просьба – продолжать бороться за мир. Не допустить войны!

* * *

Подходил к концу август. Часть сотрудников ещё находились в отпусках. Кто-то взял отгул, кто-то приболел и потому главный редактор поставил Геннадия отвечать на письма. Это было неожиданно, ибо подобная работа не требовала особых знаний и квалификации. Закончивший два института Геннадий в этом плане занимался явно не своим делом.

Люди писали о всяком, и тем не менее письма можно было распределить по категориям; кто-то выражал благодарность за статью ране в их газете опубликованную, кто-то жаловался на местных руководителей, полагая, что привести их к порядку можно и нужно именно через газету, третьи, наоборот, выражали поддержку партии и правительству.

У Геннадия имелся примерный конспект ответов. И тем не менее, когда приходилось читать письма в стиле «Слава КПСС», Геннадий начинал испытывать жуткую тоску, а в некоторых случаях хорошо скрытое отвращение.

Вот и сейчас, когда открыл очередное письмо из деревни, быстро пробежался по тексту, захотелось курить, причём так, чтобы не одну сигаретку, а сразу две или три.

Почему он взрослый человек, побывавший в нескольких загранпоездках, должен скрывать свои чувства и заниматься подобной ерундой? С какого перепуга журналист высшей категории должен отвечать на письмо безграмотной колхозницы? Всей правды написать он не мог. Впрочем, сия деревенщина истинную правду и не поймёт. Опасное это занятие говорить правду.

Геннадий дружил с умными и высокообразованными людьми. Когда они собирались вместе, они честно и искренне возмущались внешней и внутренней политикой СССР. Восхищались Солженициным его правдивым «Архипелаг ГУЛАГом». Говорили о заплёванных подъездах, о неухоженных московских бульварах, об очередях в магазинах и о многом другом.

Ну почему приезжая в ту же Чехословакию ты человеком себя чувствуешь, у нас же ты просто винтик и болтик большого механизма, который тик-так тикает и всё бестолку? Что это за система, если человек с двумя высшими образованиями получает зарплату на уровне слесаря-универсала, пусть и имеющего шестой разряд, но всё ж таки слесаря?

Спрашивается, если её придурок внук поджёг костёр и положил туда мины, о чём разговаривать с такой бабулей?

«Прошу сохранить на планете мир»? Да знает ли эта безграмотная бабка чем занимаются наши солдаты в Афганистане? Для чего их туда послали? Знает ли она про Венгрию? А ввод советских войск в Чехословакию? А Андрей Сахаров?
Нет, идиотизм в СССР никогда не закончится.

Советский Союз сам является страшным злом! Это такой амурчик – с голой задницей, зато вооружён до зубов. Сколько можно жить ощущениями войны? Если мы ни на кого лезть не будем, то и на нас никто не полезет. Вот тебе и весь мир.

Иногда во время заграничных командировок Геннадия посещали мысли: вот взять бы и бросить весь этот Совок к едреней фене. Для этого нужно всего ничего — прийти в посольство нормальной страны, попросить политического убежища. Казалось бы, всего ничего – один шаг, и ты на Западе.

 Увы, сделать этот шаг Геннадий не мог. Он вынужден был служить той системе, которую как умный и думающий человек честно и искренне ненавидел.

* * *

В окошко Клавдии Ивановны постучала почтальонка Тамара.

— Баба Клава, тебе письмо. Да не от Верки, нет. Москва, но адрес другой. Держи вместе с газетами. «Сельская жизнь» вчерашняя, так что почта не опаздывает. Ну да ладно, мне ещё другие дворы объехать нужно.

Быстро протараторив, Тамара на своём велосипеде поехала дальше. Клавдия Ивановна одела очки, дрожащими руками вскрыла конверт.

Вечером, когда муж вернулся с работы, они вместе перечитывали приятные строки:

«Уважаемая, Клавдия Ивановна! От всей души благодарим Вас за заботу о мире. Коллектив нашей газеты разделяет Ваши взгляды и тревоги о будущем. Мы получаем великое множество подобных писем, где трудящиеся нашей страны выражают чувства и мысли созвучные Вашим.
Все подобные письма мы пересылаем правительству, которое неустанно работает на благо простого человека….»

Доходя до этого момента, Клавдия Ивановна неизменно плакала. Вот оно значит, как! Выходит, не зря писала. Власть то простого человека уважает! Значит войны не будет.

После в письме рассказывалось про саму газету, про коллектив которой надеялся, что внучок Сашка всё понял и не будет более озорничать. Под конец газетчики желали Клавдии Ивановне и её мужу фронтовику здоровья и долгих лет жизни.

С тех пор она каждый день ждала почтальонку Тамару. Вдруг придёт новое письмо, где кто-то из правительства ей ответит – Клавдия Ивановна, не беспокойтесь, мы сохраним мир – войны точно не будет!

Дождливым октябрьским днём, лавируя между больших и малых луж, во двор на своём извечном велосипеде заехала Тамара. Почтальон передала в руки Клавдии Ивановны новое письмо. Таковое было не из Кремля, а от дочери. Вера просила у матери прощения за резкий тон и за грубые слова. Пару строк для бабушки с дедушкой черканул и Сашка.

 Мать на дочь не обижалась. Их отношения конечно же наладились. С наступлением первых ноябрьских холодов, как это обычно бывает поздней осенью и зимой, Тамара уже не объезжала деревню на велосипеде. Почту в Круглое она стала доставлять не чаще двух-трёх раз в неделю.

Неприятное известие народная молва донесла сразу. В деревенском магазине все об этом только и говорили. Через несколько дней почтальонка принесла Клавдии Ивановне газету, где на первой странице в чёрной рамке размещался портрет Леонида Ильича Брежнева.

Сердце женщины все эти дни было наполнено тревогой. В голове вновь застучала единственная, но такая простая и понятная мысль: «Лишь не было войны! Лишь бы не было войны!»