ЧАСТЬ 2. ВОЛГОГРАД
«Путь держу я в Саут-Парк,
Прочь с души уходит мрак!»
(Трей Паркер, пер. Д. Пучкова)
Прибытие
Коротая время в привокзальном магазинчике в ожидании поезда, крестная решила сделать широкий жест и купить Огромному любую игрушку, какую тот пожелает. Огромный, не мудрствую лукаво, пожелал очередного робота-терминатора, опустошив кошелек крестной более чем на стольник. М-да, не стареют душой ветераны… И откуда только взялась эта любовь к машинам-убийцам у нашего Димки?
Поезд Воронеж-Волгоград отправился из Терновки строго по расписанию, при этом кроме нас троих в купе никто не появился до самого финиша, так что купе оказалось в нашем безраздельном распоряжении. Город-герой на Волге также встретил нас приятным сюрпризом: несмотря на ранний час (поезд прибыл туда в шесть утра), на перроне стоял, улыбаясь до ушей… мой двоюродный братец Костя. Признаться, мы были не на шутку растроганы. Ведь жил он даже не в самом Волгограде, а за Волгой, в городе Волжском – не самый ближний свет. А вот не поленился встать затемно в рабочий день(!), лишь для того, чтобы встретить нас на своей «девятке», скоренько отвезти к нашей волгоградской родне на Елецкую улицу и тут же умчаться обратно в Волжский, не имея возможности с нами даже толком пообщаться!
- Костик, родненький! Ну не стоило, право… Мы бы и на автобусе прекрасно добрались бы! – запричитала сострадательная Наталья.
- Э! Вот еще глупости! – с добродушным смехом отбивался мой героический кузен, - На машине-то удобнее, верно?
Спорить с ним было трудно. Погрузились, поехали. А через десять минут нас уже встречала на пороге своей квартиры… Наталья Юрьевна Мачулина. Да-да, по иронии судьбы моя обожаемая двоюродная сестрица из Волгограда является полным паспортным двойником моей жены! Этот факт всегда меня веселил, и теперь, глядя на то, как женщины-дубли, ранее видевшие друг друга лишь на фотографиях, радостно лобзают друг друга «в реале», я не удержался от шутки:
- Смотрите, не аннигилируйте!
Аннигиляции, однако, не произошло. Две Натальи Юрьевны Мачулины остались сами собой и никакого ущерба друг другу не нанесли. А коли так, то и город Волгоград уцелел.
Это происходит, наверное, с каждым. Я в данном случае уже не о встрече паспортных двойников. Я о чувстве, которое неизбежно возникает у человека при встрече с чем-то таким, что некогда являлось неотъемлемой частью его жизни, а потом на долгие годы оказалось за ее бортом и как-то незаметно растворилось в туманной дали… Ностальгия. Не по месту, не по времени даже – по себе самому. Только в такой ситуации начинаешь по-настоящему понимать, как безнадежно ты изменился за эти долгие, долгие годы.
Когда-то Волгоград и его ближайшие окрестности были мне практически вторым домом – каждый год (за исключением того, когда появилась на свет моя сестра Мария) мы приезжали сюда с родителями чуть ли не на все лето к нашей тогда еще весьма многочисленной здешней родне. Впервые я побывал в городе-герое на Волге в 1972 году, и череда наших летних визитов туда продолжалась почти без перерыва аж до года 1987-го. Было отчего прикипеть душой к этому городу. А потом наступил перерыв. Долгий-долгий перерыв на целые полжизни… Второе пришествие состоялось только в 2004-м. Строго говоря, тогда у меня была командировка не в Волгоград, а в Астрахань, но я не мог не воспользоваться случаем и заехал сюда на обратном пути. Сутки в Волжском, несколько часов в Волгограде. То был праздник со слезами на глазах. Иных уж не было, а те были далече. Оба моих дяди и бабушка, жившие здесь прежде, уже покинули этот мир. Старшая дочь моего двоюродного брата Кости за несколько месяцев до этого скончалась от лейкоза, так и не успев даже познакомиться со мной! Мы вспоминали минувшие дни, а по телевизору шел прямой репортаж из Беслана…
Сейчас мы планировали задержаться здесь от силы на неделю, поэтому на этой стадии от нас требовалось немного. Во-первых, как можно быстрее купить билеты до Адлера либо Новороссийска, дабы иметь шанс не позже чем через неделю продолжить свой путь на юг. А во-вторых, как можно скорее перебраться за Волгу, в Волго-Ахтубинскую пойму, где на острове Сарпинском у нашей гостеприимной волгоградской родни с давних времен моего детства находилась дача. Простой, без прикрас, домик из досок от ящиков для упаковки пианино и небольшой садовый участок с яблонями и сливами. Именно там, вдали от шума городского, мною была запланирована встреча на уровне глав семей, которую я ждал без малого двадцать лет…
Билетов на поезда южного направления в предварительных кассах уже не было. «А вы чего хотели? - искренне удивилась кассирша, - Это же август, сейчас весь Волгоград в Адлере!» С Новороссийском вышла та же фигня. Пришлось потратиться на самолет, зато все-таки до Сочи. В конце концов, не сидеть же с ребенком на вокзале, карауля свободные места в проходящих поездах! Таким образом, первая задача дня была решена, хотя и не совсем экономичным способом. Вскоре была успешно решена и вторая. В тот же вечер мы благополучно отчалили от причала речного вокзала…
Остров Сарпинский
Волгоград – во многом город-уникум. Это касается, в том числе, и расположения его дач. Где-нибудь в Москве или Питере для того, чтобы попасть на дачу, вы обыденно сядете в электричку, автобус или, того лучше, подкатите к порогу своей фазенды на личном авто. В Волгограде там, куда можно попасть вышеуказанными способами, дачи строить не любят – кому приятно отдыхать в безводной степи под трубой какого-нибудь вонючего химзавода? Издавна в чести у волгоградцев были покрытые зеленью благодатные волжские острова, но… автобусы и электрички туда никогда не ходили ввиду полного отсутствия мостов. Вот и приходилось всем добираться до места отдыха исключительно теплоходами Волжского объединенного речного пароходства, благо вместительные ОМы и шустрые «Ракеты» сновали между городом и пристанями на островах Голодный, Сарпинский и Крит (да-да, есть здесь и такой!) с завидной регулярностью. В этой естественным образом сложившейся монополии водного транспорта заключалась главная прелесть и главное неудобство поездок на дачу.
За минувшие годы в этом плане если что и изменилось, так это только расписание теплоходов. Причем изменилось, увы, не в лучшую сторону. Количество рейсов на нашей линии уменьшилось в разы и даже более того – движение катеров там перестало быть ежедневным. В результате поездка (вернее, плавание) на дачу стало почти рискованным предприятием, ибо его сроки требовалось заранее согласовывать с особенностями национального судоходства, и не дай Бог случиться какой-нибудь накладке! В частности, не попади мы так удачно на тот вечерний теплоход, нам пришлось бы еще добрые сутки бесцельно околачиваться в задыхающемся от зноя городе.
Что еще было отмечено мной как несомненная перемена, так это бесследное исчезновение целой вереницы больших и маленьких деревянных дебаркадеров, являвших ранее главную пассажирскую пристань Волгограда. Ныне все это сконцентрировано в серой железобетонной громаде Речного вокзала, выстроенного примерно в полутора километрах ниже по течению. А вот что не изменилось вовсе, так это сами теплоходы, обслуживающие волгоградские местные линии. С неподдельным изумлением и чувством щемящей ностальгии я, словно старых друзей, узнавал посудины, на которых сам плавал тут более тридцати лет назад: ОМ-122, ОМ-153, ОМ-451, катамаран «Отдых»... Причем даже сейчас они отнюдь не производили впечатления ржавых развалюх, которые настала пора списывать на иголки. Да, на совесть когда-то у нас строили корабли! А, главное, строили вообще. Теперь времена изменились. Судя по отсутствию на Волге новых пассажирских судов, можно сделать печальный вывод, что отечественные корабелы забили на это дело с преогромным прибором…
И вот мы сидим на верхней палубе теплохода «Москва», в лучах клонящегося к закату солнца любуясь волжскими просторами. Пока Наталья с Огромным приобретают первые впечатления, я мучительно пытаюсь всколыхнуть в себе нечто, давно похороненное в глубинах души – собственные детские ощущения. Не воспоминания (с памятью-то у меня все в порядке), а именно ощущения – в частности, то чувство щенячьего восторга, которое я регулярно испытывал при одной мысли о ждущих меня здесь радостях жизни – купании, рыбалке, лазании по дубам и ежевечерних прогулках в ближайший хутор за парным молоком. Я честно пытаюсь всколыхнуть в себе нечто подобное, но… слишком уж много воды утекло в Волге с тех пор. Неужели в одну реку действительно нельзя войти дважды?
Что-то мешало слиянию прошлого и настоящего. Что же именно? Строящийся через Волгу мост? Немного непривычно, но этой перемене я был даже рад. Давно пора. Перенос пристани? И это было ни при чем. Что-то было не так именно с рекой. Через какое-то время я вдруг понял, что именно не дает мне в полной мере отмотать назад рукоятку машины времени. Волга лишилась запаха! Она просто-напросто больше ничем не пахла! Но, может быть, годы работы в лаборатории просто начисто отбили у меня обоняние?
- Наталья! Скажи мне, река чем-нибудь пахнет?
- Да вроде бы нет…
Вот! А раньше она пахла – причем не какой-нибудь химией, а именно так, как в моем понимании и должна пахнуть «настоящая» река! Уж не знаю, хорошо это было, или плохо – но факт заключался в том, что раньше было так, а теперь стало иначе. И поделать с этим ничего было нельзя…
Я неотрывно смотрю на знакомую с детства синюю гладь, песчаные косы и глинистые обрывы. Мимо проплывала стрелка острова Голодный. Здесь Волга до самого Заканалья разделяется на два больших рукава, один из которых тянется вдоль города, а другой огибает острова Голодный и Сарпинский с востока. Мы держим курс в восточную протоку. Пристань Бакалда. Раньше здесь теплоход делал первую остановку, теперь мы плывем мимо. Напротив нее и чуть ниже по течению – бывшая вторая остановка, пристань Островная. Теперь здесь нет даже дебаркадера, да и само это место оказалось теперь в узком 150-метровом затоне, будучи отрезанное от главного русла протоки огромной песчаной косой. Теплоходы теперь причаливают там лишь изредка, бросая сходни прямо на берег. Вообще, популярность Островной, как места отдыха, всегда вызывала у меня легкое недоумение. Ведь именно здесь находится комплекс городских очистных сооружений, куда нечистоты с доброй половины города подаются по проложенному под главным руслом Волги подводному дюкеру. Тем не менее, желающих провести выходные по соседству с этим объектом и теперь более чем достаточно.
Проходит еще минут двадцать, и вот уже прямо по курсу замаячила пристань Щучий Проран. Здесь нам предстояло сойти на берег. Это было тоже немного непривычно, потому что раньше мы плыли до следующей пристани Культбаза, но тогда теплоходы на Щучьем причаливали разве что весной, а добираться до дачи оказалось удобнее и быстрее именно отсюда. И немудрено, что именно здесь впоследствии появились первые в округе торговые точки. Как раньше дачники обходились без них, теперь уже непонятно.
На причале нас встречали две нимфы, юные и прекрасные. В одной из них (той, что ростиком была поменьше) я узнал свою двоюродную племянницу Ольгу, вторая же оказалась ее подружкой. Выглядели обе нимфы просто исключительно – стройные, загорелые… вот что значит жизнь на свежем воздухе! После приветствий, комплиментов и краткой информации о текущем моменте, все дружно двинулись по направлению к даче.
- У вас тут действительно есть магазин?
- Аж две штуки!
- И пиво там имеется?
- Ну естессно!
«Путь держу я в Саут-Парк! Прочь с души уходит мрак!» Первую половину пути я практически ничего не узнавал, ибо если и ходил этой дорогой, то совсем уж в раннем детстве. Зато когда подошли к границам знакомого дачного общества… Вот тут машина времени разом вернула меня на девятнадцать лет назад – именно столько меня здесь не было. Девятнадцать лет! Чудовищный для молодого человека срок. Но, очевидно, я уже не так молод.
- Ольга, я последний раз был тут, когда тебя еще и в проекте не было!
- Ну, в проекте-то я уже была, - скромно улыбнулась наша нимфа, - Мне ведь тоже девятнадцать недавно стукнуло!
- Что?!
Боже мой, а ведь, кажется, совсем недавно я видел это глазастенькое чудо завернутым в пеленки! Да, выросла девочка, совсем взрослая стала…
- Так тебе, Ольга, уже замуж пора?
- Вот еще! – кокетливо фыркнула племяшка, - И в мыслях нет!
Явно знает себе цену. Молодец.
По вдрызг разбитой «улице» подходим к так называемому валу – невысокой насыпи, окаймляющей дачи с одной из сторон. Здесь все уже знакомо просто-таки до боли. Изменения на первый взгляд минимальны, разве что неприятно удивила крайняя замусоренность прилегающей территории. Вообще, пластиковая тара – сущий бич для таких вот отрезанных от материка дачных обществ. Ее тут просто некуда девать. Вот и растут вокруг импровизированные свалки, портя все впечатление от здешней природы. Раньше, бывало, гуляешь по дубраве, найдешь ржавую консервную банку – и то морщишься, а теперь…
Пришли. Финал. Апофеоз. Домик все тот же, хоть и врос в землю так, что уровень пола почти сравнялся с уровнем грунта. Даже выкрашен все в тот же коричневый цвет, разве что номер сменился. На пороге нас встречает седая как снег тетя Люся, Олина бабушка. Ей уже здорово за семьдесят, да и мне далеко не пятнадцать, но какое это сейчас имеет значение?
- Тетя Люся! А ну-ка изобразите на лице неподдельную радость! Я снимаю на камеру!
- Да я и так рада, Лев! – улыбается тетя Люся.
Хлопот у нее, конечно, прибавится, тем более что гости только начинают собираться и скоро здесь будет особенно шумно. Но это будут приятные хлопоты…
Беглого взгляда на количество спальных мест в доме хватило, чтобы понять, что палатку и синтепоновый спальный мешок-одеяло мы тащили сюда не напрасно. Тем более что и прежде молодежь предпочитала обитать здесь именно таким образом. Тогда обиталищем нам служила брезентовая палатка, приобретенная в свое время еще покойным дядей Юрой, а то и вовсе его тестем. Однако за долгие годы бездействия наверняка ее вполне могли сгрызть на чердаке мыши, так что мы предусмотрительно воспользовались мудрым древнеримским правилом «Omnia mea mecum porto!»
В тот же вечер Ольга потащила нас купаться на Волгу. Такого мы в прежние времена не проделывали – мои родители не были любителями купаться по ночам. Да и днем походы на Волгу были сравнительной редкостью. Обычно мы ходили купаться на озеро Песчаное, до которого от дачи было рукой подать, да и вода там была куда теплее, чем в Волге.
- Оля, а почему не на озеро?
- На озеро? – презрительно скривила губки Ольга, - Да его теперь вброд перейти можно!
О том, что озеро здорово обмелело, мне говорили и раньше, но чтобы до такой степени?! Так или иначе, а пришлось нам при свете налобного фонарика отправляться совершать омовение к великой русской реке. Несмотря на дневную жару, вода в Волге оказалась прохладной и приятно бодрила. Жизнь как бы налаживалась.
Наутро я запланировал осуществить небольшой осмотр на месте. Главным его объектом было, естественно, озеро. Во-первых, мне не терпелось своими глазами увидеть, что же такое с ним стряслось. Во-вторых, я не оставлял мысли наловить там хоть немного рыбешки к обеду. Зря, что ли, удочки сюда тащил?
Озеро Песчаное с детских лет воспринималось мной как достаточно солидный, хотя и не вполне обычный водоем. Внешне оно напоминало реку – не слишком широкую, но довольно длинную и глубокую. Во всяком случае, без моторной лодки в его дальний конец было не добраться, а донырнуть до дна на его середине удавалось с большим трудом, да и то не везде. Из всего этого можно сделать вывод, что некогда озеро являлось одной из многочисленных проток Волги, впоследствии обособившейся от материнского русла. Пересохнуть ему не давали ежегодные волжские половодья (бывали годы, когда водой заливало почти весь остров!) и бьющие с его дна ключи. В качестве же основной «статьи расхода» фигурировали насосные станции, качавшие воду на полив дачных садов и огородов. Плюс неизбежные потери на испарение: лето в этих краях жаркое и засушливое.
Сказать, что озеро было для меня очень дорого и я его любил – значит, не сказать ничего. В детстве это для меня был поистине культовый водоем. Будь моя воля, во времена оные я бы просто не вылезал из него. Здесь я научился плавать. Здесь поймал свою первую рыбку. Исчезни вдруг озеро – и сюда меня было бы не затащить никакими коврижками! Без него дача вообще не была бы дачей. Неспроста озеро снилось мне потом все последующие годы. И ведь что любопытно было в этих снах – каждый раз с ним что-то было не в порядке. Правда, в основном оно норовило, наоборот, выйти из берегов – очевидно, во мне крепко засели воспоминания о последствиях весенних волжских разливов. И вот теперь я с замиранием сердца снова приближался к заветному месту.
Увы, первое впечатление от возвращения оказалось почти шокирующим. Нет, само озеро осталось на месте, но… было и впрямь какое-то не такое. Оно словно съёжилось, частично обнажив усеянное мертвыми ракушками илистое дно. Возле водокачки, где мы раньше купались, дно было песчаное, поэтому там образовался просторный пляж, но это почему-то не радовало. Могучая ракита, всю жизнь стоявшая у самой воды, «отъехала» от берега метров на двадцать и почти засохла. А ведь когда-то мы ныряли с этой самой ракиты на «тарзанке»! Масштаб постигшей озеро беды удручал. По самым скромным прикидкам, его уровень упал метра на два с половиной – иными словами, Песчаное потеряло две трети своей воды! Там, где мы когда-то с трудом доныривали до дна, теперь действительно было ровно по пояс. Прекрасное некогда озеро превратилось в лягушатник…
Всем этим «волшебным» превращениям озеро Песчаное было обязано главным образом руководству Волжской ГЭС (бывшей имени XXII съезда КПСС, а теперь уж имени незнамо чего), которое, решив придержать воду в водохранилище на случай жаркого лета, по сути дела отменило в этом году весенний разлив Нижней Волги. Как следствие, вода не поднялась до обычного уровня, не вошла в ерики и не пополнила многочисленные озера на островах. Все. Едва началось лето, Волго-Ахтубинская пойма начала на глазах засыхать. Положение озера Песчаного усугубило еще и то, что его воды всегда активно разбирались на орошение окрестных садов и огородов. Однако если раньше соблюдался хоть какой-то баланс, то теперь он был грубо нарушен. От полного уничтожения озеро спасли лишь открывшиеся в последний момент ключи. К концу августа уровень воды, наконец, стабилизировался, но к этому времени Песчаное уже можно было переходить вброд.
Осталась ли в нем хоть какая-то рыба? Выяснять этот вопрос я отправился на так называемый «мыс». Так называемый потому, что настоящим мысом эта поросшая дубами узкая высокая грива была во времена моего раннего детства. В ту пору она действительно глубоко вдавалась в озеро, отделяя узкий залив, в котором можно было даже купаться, и который еще на моей памяти сперва заболотился, а потом и вовсе благополучно пересох. Мыс стал моим любимым местом рыбалки с тех самых пор, когда я понял, что правило «чем дальше в лес, тем больше дров» на озере не работает. И вот спустя годы я снова здесь. Интересно, осталась тут все-таки рыба или нет? Судя по летающим над водой чайкам и тому, что я был на мысу с удочкой не один, кое-какие шансы у меня имелись. И действительно, за какие-нибудь три часа ожесточенного топтания на вязком берегу и распугивания лягушек на бывшем озерном дне, мне удалось поймать полосатого головастого окушка, две красноперые плотвички, симпатичную серебристую густерку и парочку похожих на кильку уклеек. Хотя все пойманные рыбки были чуть больше пальца, я бы даже остался доволен таким исходом, если бы не семейка дачников, удившая рыбу по соседству. Почему-то рыбацкое счастье улыбалось им не в пример чаще. Хотя, справедливости ради надо заметить, что и удочки у них были более навороченные, нежели моя, и таскали они примерно такую же мелочь, что и я. Причем даже откровенных недомерков обратно в озеро не отпускали. А я – отпускал.
Вечером я тоже решил взять с собой на мыс жену и сына. Удачливая семейка, обставившая меня утром (папа, мама и маленькая девочка лет девяти), тоже вскоре подтянулась, чтобы продолжить начатое. Отец семейства расчехлил свои навороченные снасти, дочка тоже взяла в руки какую-то полуигрушечную удочку и принялась азартно макать ее поплавок в метре от берега. Я тоже всучил было в руки Огромного орудие лова, но эта затея закончилась предсказуемым провалом. После нескольких неудачных попыток забросить удочку хотя бы на расстояние вытянутой руки, он по-терял всякий интерес к этому занятию и дальше уже только бегал по берегу и галдел, распугивая рыбу. А клевало и без того не Бог весть как – весь мой улов в этот раз составили всего четыре жалкие рыбешки. Но окончательно добила меня маленькая девочка. Она сотворила такое, что у меня от удивления и острого приступа зависти отвисла челюсть. С помощью своей убогой снасти, которую и удочкой-то можно было назвать с натяжкой, она неожиданно вытащила из воды… вполне приличного щуренка сантиметров на тридцать! На фоне мелочи, которая массово цеплялась на крючок навороченной удочки ее отца, этот щуренок казался просто гигантом. Да уж, утерла девочка нос родителям. А заодно и мне.
Еще две вещи удивили меня в тот день. Первое – это изменение фауны озера. Если то, что ужи плавали по нему и раньше, я еще могу допустить, то черепах двадцать пять лет назад тут не было точно. Нынче же мне на одном только мысу попалось аж три штуки. Если добавить к этому резко увеличившееся поголовье лягушек и изрядно возросшую мутность воды, то все это начинало производить впечатление какого-то тропического болота. А второе – это то, что, даже несмотря на обмеление, по озеру продолжали плавать лодки с отдыхающими. Вот это обстоятельство, напротив, внушало некоторый оптимизм. Все-таки хочется искренне верить, что Волжская ГЭС на следующий год не повторит свой фортель с регулированием весеннего стока и все здесь вернется на круги своя.
Я продолжаю сравнивать прошлое и настоящее. Что изменилось, а что осталось по-прежнему. Что стало лучше, а что – хуже. Вот стоят дубы, по которым мы в детстве так любили лазить с моим братцем Костей. Стоят, черти, хотя некоторые уже по-чти облетели. Когда-то я помнил на них чуть ли не каждую ветку. Особенно вот эту, под которой теперь так трудно протискиваться наверх… да, габариты у меня уже не те. Но дикий лук под ними, увы, больше не растет. И вся трава пожухла, словно выгорела. Раньше такого в это время года не было. И мусора вокруг столько не было. И комаров теперь совсем нет. А ведь как весело они отравляли нам жизнь в далекие семидесятые! Помнится, ДЭТА от них еще как-то помогала, а вот лосьон «Ангара» и диметилфталат – дудки. Но нет теперь никаких комаров, ибо великая сушь стоит на острове. А вот справа от дороги, ведущей на хутор Первый Песчаный, заросшая травой низина. Раньше тут было озерко, изобиловавшее улитками. Нету больше того озерка. Даже болотца на его месте не осталось. Камо грядеши, остров Сарпинский? Кстати, остров-то на самом деле огромный – около ста квадратных километров. Весь я его никогда не обходил. Да и озеро Песчаное – далеко не единственное на нем, и даже не самое крупное. Неужто везде так? Хотя… Вряд ли кто-то наезжает сюда с такими же огромными временными интервалами, как и я. И те перемены, что так бросились в глаза мне, для большинства дачников и местных жителей так же незаметны, как взросление собственных детей. Экосистемы меняются медленно…
Итак, осмотр на месте показал, что сарпинский филиал вожделенного Саут-Парка, хотя в целом и уцелел, но оказался изрядно траченным молью. На следующий день, оставив озеро в покое как вариант абсолютно беспонтовый, мы вновь отправились на Волгу с прицелом ближе к вечеру встретить на пристани очередную партию участников предстоящего большого рандеву. Теперь у меня появилась возможность в спокойной обстановке осмотреться и здесь. При свете дня река выглядела совершенно иначе. И уж совсем иначе она выглядела по сравнению с той рекой, к которой я привык с детства. То, что раньше почтительно именовалось Старой Волгой, теперь вполне оправдывало свое картографическое название «протока Куропатка». У ее противоположного берега за эти годы намылась здоровенная песчаная коса, в результате чего русло сузилось почти вдвое и местами не превышало в ширину трехсот метров. Неудивительно, что даже юная нимфа Ольга теперь ее с легкостью переплывала. С нашей же стороны, наоборот, размыло и выгрызло целые участки, из-за чего береговая линия между Щучьим Прораном и Культбазой являла ныне почти непрерывную полосу обрывов. Лично я предпочел бы, чтобы все было наоборот, но природа распорядилась именно так. Жаль. Ведь когда-то роскошная песчаная коса с изумительным диким пляжем простиралась именно вдоль нашего берега! Правда, между обрывами уже появились кое-где уютные свеженамытые пляжи, так что позагорать и искупаться здесь, в принципе, было где. Но прежнего песчаного раздолья – увы! – не наблюдалось.
Впрочем, у Ольги, практически не заставшей тех благословенных времен, поводов для подобной ностальгии не было. Она просто наслаждалась жизнью. Пока мы с Натальей благоговейно намазывались кремом от солнечных ожогов, племяшка, пере-одевшись в красивый открытый купальник, весело изображала пляжный волейбол в компании своей давешней подружки и нескольких мускулистых молодых людей. Порхание стройных загорелых тел над песочком смотрелось весьма эффектно, но, к сожалению, довольно скоро Ольга получила травму запястья и чуть ли не со слезами на глазах была вынуждена выбыть из игры.
Завершая ностальгическую тему (сколько можно плакаться о безвременно ушедшем?), хочу сказать напоследок еще о парочке изменений на Волге. Итак, первое. Вода в ней стала чище. Это буквально бросалось в глаза. Она, правда, и раньше была здесь не слишком грязная, но подозрительные зеленые включения в ее воде по-являлись с завидной регулярностью. Теперь ничего подобного не наблюдалось. Также как канули в лету сцены, когда милиционеры отгоняли народ от реки из-за опасения распространения холеры. И второе (правда, уж не знаю – радоваться этому или огорчаться). Выпотрошенные осетры вниз по Волге больше бревнами не плывут. Надеюсь, это оттого, что здесь прижали, наконец, браконьерство. В противном случае… ну, сами понимаете, что это может означать. Прямо с пляжа мы двинулись на пристань. Ольга сделала друзьям выбитой ручкой и присоединилась к нам. Причина для того, чтобы на время оставить компанию, у нее была более чем веская – среди прибывающих в этот раз числились ее родители. А именно, мой кузен Михаил (родной брат волгоградской Натальи Юрьевны) и его супруга Ирина. Приехали они из подмосковного Подольска, где ныне пустила корни эта ветвь нашего рода. С ними прибыли и упоминавшийся уже Костик с женой Татьяной и сыном Гошей. Такой многочисленного съезда родственников здесь не было о-очень давно. Например, брат Костя, несмотря на кажущуюся близость Волжского, тоже не бывал здесь с 1988 года!
В общем, как встарь, собрались на даче три поколения. И хотя наши родители доводились друг другу родными братьями-сестрами, а наши дети теперь были братьями-сестрами всего лишь троюродными, все равно чувствовалось, что незримая духовная ниточка связывавшая наши семьи, не оборвалась. Да, многих из тех, кто вот так же сиживал на крыльце этой дачи где-нибудь в середине семидесятых, уже нет в живых. Да, тогда у весельчака и проказника Мишки не было седой бороды, добродушный толстяк Костик был строен как кипарис, да и сам я теперь менее всего напоминаю прежнего субтильного очкарика. И жизнь нас потрепала, и интересы сменились, и приоритеты, казалось бы, давно расставлены по-новому, а вот, поди ж ты… снова вместе. Как будто и не было этой страшной временной пропасти.
Что-что, а пить вино под шашлык мне здесь еще точно не доводилось. И возраст не позволял, и мяса не достать было. Что ж, стало быть, не все в этой жизни меняется к худшему. Чему-то можно и порадоваться. Ну, мы и радовались, как могли. А уж когда Татьяна обнаружила в кустах смородины ежика (к этому времени на улице было темно – глаз выколи), так и вовсе замечательно сделалось. Люблю этих зверьков, уж не знаю, за что. Правда, ежик от испуга сразу же свернулся в клубочек, но заснять его мордочку на видеокамеру я все-таки успел. В общем, было весело. Ели, пили, вспоминали минувшие дни, делились информацией о своем настоящем и дружно клялись в нерушимости родственных уз. Жаль только, что уже на следующий день братец Костик был вынужден нас покинуть: в Волжском его с нетерпением ждала «любимая» работа. Татьяне повезло больше – она со своим начальством вопрос отгула все-таки утрясла и поэтому осталась с сыном прохлаждаться на острове еще на день.
А потом наступило воскресенье, и нам тоже волей-неволей пришлось задуматься об отъезде. Правда, вылетать в Сочи нам было только утром в среду, но пришлось снова учитывать особенности местного судоходства. Итак, в понедельник в город шел только один-единственный теплоход, и то чуть ли не в шесть утра. Во вторник рейсов не было вообще. И только утром в среду снова появлялась возможность перебраться в Волгоград (но на самолет мы уже все равно не успевали)! В результате решили не рисковать и плыть вечером в воскресенье. Перед этим напоследок сходили на озеро и, насколько позволяла его глубина, окунулись в воду. Я, стараясь не касаться пузом дна, «сплавал» на тот берег (можно было бы дойти и вброд, но в этом случае ноги противно вязли в иле), где традиционно находились турбазы волгоградских предприятий. В этом смысле там мало что изменилось, разве что кое-где кирпич пришел на смену дереву.
Подольчане провожали нас на пристани всем семейством. Планы их, в сущности, были идентичны нашим – они также собирались всем скопом в Абхазию, но примерно через неделю и на поезде. В идеале, можно было бы там даже пересечься, но мы планировали осесть где-нибудь в Гаграх, а они твердо нацелились на Новый Афон. Так что шансов на счастливую встречу в Абхазии было, прямо скажем, немного.
Когда плыли на теплоходе, Волга в свете закатного солнца смотрелась как в 1942 году – на островах постоянно горела трава и кусты, отчего все было затянуто дымом. Великая сушь продолжала делать свое черное дело…
Особенности городского электротранспорта
А в Волгограде ждал новый прикол.
- Пока вы были на даче, звонила Нина Семеновна, - с порога доложилась Наталья Юрьевна Мачулина-старшая, - Просила перезвонить. Говорит, у нее там какие-то проблемы с телевизором.
- А что с ним такое случилось? – насторожился я, преисполняясь нехорошими предчувствиями.
- Говорит, что телевизор ей бесплатно ремонтировать отказываются. Пломбы на нем вроде бы сорванными оказались.
- Вот уроды! – вырвалось у меня.
То, что с этим треклятым ящиком не все пойдет гладко, я, конечно, допускал. Но чтобы эти пройдохи решились пойти на такую примитивную подлянку?! Уж что-что, а пломбы-то точно были на месте, когда мы ящик в ремонт сдавали, я за этим специально проследил. И вот, поди ж ты – «оказались сорванными». Кто их мог сорвать, кроме того ушлого хлопца из магазина? Наглость неслыханная, конечно. За такое в приличном обществе бьют морду. Но попробуй-ка докажи теперь, что ты не верблюд! В принципе, все было разыграно как по нотам. Телевизор у беззащитной старушки изъяли, деньги тоже себе на карман положили. Только одного ребята не учли. Того, что нам еще назад через их края ехать надо было. Причем довольно скоро.
Беспокоить соседей бабы Нины телефонными звонками мы в тот вечер не стали, но наутро связаться с ней не поленились. Все оказалось примерно так, как сообщила моя кузина. Нине Семеновне и впрямь заявили на голубом глазу, что пломбы на телевизоре сорваны (читай – нам самим в первый же день захотелось вдруг покопаться в его потрохах, отчего он-де и сломался!), поэтому гарантия не действует, и починить его могут только за ее, Нины Семеновны, счет. Мы, разумеется, всячески заверили ее, что это поклеп и провокация, чтобы она даже не сомневалась.
- Нина Семеновна, вы им уже чего-нибудь заплатили?
- Ничего я им не платила, – с возмущением в голосе ответила теща.
- И правильно, и не платите. Типичные рвачи, обдерут как липку! Если откажутся чинить бесплатно, требуйте назад аппарат. Пусть даже неисправный. Черт с ним. Мы его дома сами задешево отремонтируем. А еще скажите этому деятелю – между прочим – что скоро мы вернемся, и тогда уж разговор по-другому пойдет…
Вот какая буча из-за трех штук рублей! Хотя дело не в деньгах, конечно, а сугубо в принципе. Ибо плевать себе в лицо я не позволю никому, даже с дистанции в 400 километров!
- Але, это Александр?
Надо же, номер мобильника, который мне оставил проходимец из терновского «Техномира» оказался подлинным. Даже странно как-то.
- Да, я слушаю…
Выслушивать нашу точку зрения по поводу всего происходящего вряд ли было особенно приятно. Тем не менее, у молодого прохвоста хватало наглости изображать оскорбленную невинность и даже пытаться хорохориться. Я почувствовал, что закипаю, и вообще этот разговор начал мне надоедать.
- Ладно, мы через две недели вернемся, тогда и поговорим!
- А о чем нам говорить?
- Ну, надеюсь, что к тому времени будет действительно не о чем, - подытожил я и повесил трубку. В конце концов, пора было подумать и о других, не менее важных вещах. Например, чем заняться в течение двух дней вынужденного сидения в Волгограде.
Вопрос был далеко не праздный. Хотя бы потому, что бродить по городу в такую жару было не слишком комфортно, да и вообще чревато тепловым ударом – не для нас, так для Огромного. Поэтому в тот день мы до самого вечера просидели дома с распахнутыми настежь окнами, изучая альбомы с японской графикой (кузина Наталья активно интересуется подобными вещами и даже сама пишет картины – правда, в основном, абстрактные). Помимо изучения творчества Хокусая, я с высоты восьмого этажа с интересом изучал изменения в застройке и инфраструктуре прилегающего района, которые, на мой взгляд, были весьма значительны. Кузина Наталья охотно давала пояснения, попутно поведав нам историю о том, как недавно отсюда в течение суток выселили всех окопавшихся в частном секторе цыган. Видать, «будулаи» конкретно достали местное население и здесь.
Куда податься приезжей семье с ребенком в крупном городе? Поскольку по увеселительным заведениям взрослым лучше ходить без детей, тут, как всегда, остается два варианта – шоппинг и осмотр достопримечательностей. Особой необходимости бродить по магазинам у нас пока не было, что же касается второго… Несмотря на то, что город-герой ныне является прежде всего промышленным центром, а о старинной архитектуре и древних памятниках здесь после войны даже заикаться не приходится, в нем все-таки есть несколько заслуживающих внимания объектов. Например, в Волгограде имеется большой и красивый Планетарий, где долгие годы на всеобщее обозрение был выставлен всамделишний метеорит (теперь его, говорят, сперли). Есть и несколько интересных объектов, касающихся самой известной страницы истории города: музей обороны Сталинграда близ железнодорожного вокзала, музей-панорама «Сталинградская битва» на самом берегу Волги и, разумеется, знаменитый Мамаев Курган, увенчанный впечатляющей по своим размерам и динамизму фигурой Родины-матери. Вот туда-то на следующий вечер, когда стало чуть попрохладнее, мы и отправились.
Народу было немного, не сравнить с первыми годами функционирования памятника-ансамбля. Но, в принципе, все здесь осталось по-прежнему, если не считать торговцев пивными кружками и сувенирами с местной символикой. Из нового добавилась православная церковь с золотыми куполами, которая, несмотря на чье-то очевидное благое стремление, все-таки исказила, на мой взгляд, общую композицию. Не место, думается, этой сусально-пряничной штучке на сем суровом холме, политом кровью воинствующих атеистов, да еще под сенью грудастой стриженой бабы, столь не по-христиански размахивающей мечом. Надеюсь, хоть до строительства мечети на Мамаевом кургане дело не дойдет. А то с нашим «многоконфессиональным» Президентом теперь это запросто.
Подъем наверх, к подножию Родины-матери, занял не особенно много времени – даже с учетом того, что мы никуда и не торопились. Вершина кургана имеет отметку 102,0 м над уровнем моря, что с учетом того, что Волга течет здесь на целых десять метров ниже этого самого уровня, делает его господствующей над городом высотой. И виды отсюда открываются роскошные. Однако по большому счету это всего лишь приличных размеров холм и взойти на него по пологим ровным дорожкам и ступеням не составляет проблемы ни для детей, ни для взрослых. По дороге я, как мог, обрисовал Огромному перипетии гремевших здесь боев и их стратегическую подоплеку – в противном случае ребенок рисковал так и не понять, чего ради здесь вообще воздвигли столько монументов, зажгли Вечный огонь и поставили почетный караул. Кстати, одно из самых приятных впечатлений производила именно рота почетного караула. Ребята явно не зря потратили время на строевую подготовку и отработку приемов обращения с оружием.
Назад возвращались на метротраме, еще одной сугубо волгоградской достопри-мечательности. Метротрам – это довольно странный гибрид метро и трамвая, построенный в Волгограде в восьмидесятых годах и больше нигде в России не встречающийся. Откуда появилось здесь это чудо техники? Тут надо вспомнить о том, что по негласным советским нормативам на постройку собственного метро могли рассчитывать исключительно города, достигшие населения в миллион жителей. Так, в списке «очередников» на столь престижный вид транспорта числились тогда такие крупные города, как Свердловск, Куйбышев, Казань, Пермь, Уфа, Челябинск, Омск, Одесса, Днепропетровск, Донецк. Все они уже перешли заветный рубеж, население же Волгограда тогда до миллиона немного не дотягивало. Казалось бы, прав на подземку у него не было никаких. Тем не менее, жизнь распорядилась таким образом, что в большинстве вышеперечисленных городах-миллионерах метро как не было, так и нет, а вот в Волгограде нечто подобное все-таки появилось, причем еще двадцать с лишним лет назад. Помогли статус города-героя, пробивные способности тогдашнего местного руководства и хитрость проектировщиков. Последние решили в целях экономии максимально сократить прокладку тоннелей (длина подземной части составила в конечном итоге лишь чуть более трех километров) и, вдобавок, пустить по линии не поезда метрополитена, а… обычные сдвоенные трамваи. В результате этого компромисса и родился тот самый метротрам – правда, всего лишь с двумя станциями, построенными по стандартам метрополитена («Комсомольская» и «Площадь Ленина») и еще одной крытой, находящейся на специальной эстакаде у южного портала тоннеля («Пионерская»). Остальные же 15 «станций» до самого тракторного завода являются на деле лишь слегка переделанными наземными остановками бывшего трамвайного маршрута №8. Поначалу одновременно вели строительство подземной трассы и в южную часть города, но потом прокладку этой ветки надолго заморозили. Говорят, сейчас строительство второй очереди метротрама, вроде бы, возобновилось, но финансируется по-прежнему через пень-колоду. Порой складывается впечатление, что городу, растянувшемуся на 70 с лишнем километров, скоростной общественный транспорт не очень-то и нужен. Впрочем, городу-то он как раз нужен, только вот некоторые чиновники думают, очевидно, по-другому. Иначе как объяснить тот факт, что станция «Профсоюзная» возле Ворошиловского торгового центра, которую начали строить когда я еще учился в школе, до сих пор не приняла ни одного пассажира?!
Ну, а пока сквозное движение через весь город возможно только на электричках, которые, хотя и ходят не слишком часто (интервалы не сравнить с московскими), зато и не по-московски дешевы (в настоящий момент действует фиксированный тариф 12 руб. за одну поездку независимо от расстояния). А расстояния здесь такие, что и Москве не угнаться. Кстати, история развития волгоградской электрички тоже по-своему примечательна. Как и метротрам, волгоградская электричка долгое время была неким уникумом – прежде всего потому, что контактная сеть идущей по городу железной дорога долгие десятилетия оставалась изолированной от основной сети электрифицированных линий страны. В результате по Волгограду бегали не пригородные, как везде, а сугубо «городские» электрички, а все дальние и даже пригородные перевозки по подходящим к городу железным дорогам продолжали осуществлялись исключительно на тепловозной тяге. Ближайший электровоз вы могли увидеть только в четырехстах километрах отсюда!
Маршруты электропоездов здесь всегда были традиционно длинными, как и сам город. Обычно они следовали от Мачтозавода или станции Южная в дальнем Заканалье (средоточии химической и нефтеперерабатывающей промышленности Волгограда) до станции Тракторная у знаменитого ВГТЗ, а то и вовсе перемахивали через плотину ГЭС на левый берег Волги, где через город Волжский шли аж до самого Волжского химкомбината. В последнем случае плечо составляло километров 90, и при этом все эти километры электропоезд шел исключительно в пределах городской черты Волгограда и Волжского, ни разу не выезжая даже в пригородную зону! Правда, в лихие времена непросыхающего «гаранта конституции», когда было модно под вопли о возрождении России все ломать, разворовывать и по дешевке продавать, взялись было разбирать и саму железную дорогу. Начали с аппетитом. Для начала пустили под нож довольно значительный участок от Трубной до Волжского химкомбината (там теперь даже шпал не осталось). Потом, воодушевленные успехом, порушили контактную сеть и сняли рельсы на ветке, ведущей к платформе Мачтозавод. Казалось, волгоградская электричка повторит судьбу норильской (безвременно ушедшей в 1996 году); был период, когда старые, с разбитыми окнами, электричечные составы таскали по городу на прицепе… маневровые тепловозы. А потом вдруг наступил чудесный ренессанс! Конечно, восстанавливать уничтоженные участки никто уже не стал, зато был полностью обновлен подвижной состав, энергопитание дороги перевели с постоянного тока на переменный (ради этого движение какое-то время и осуществлялось тепловозами), а самое главное – со стороны Саратова подошли, наконец, опоры общероссийской контактной сети. Так волгоградский железнодорожный узел вступил в долгожданную эпоху полной электрификации. До сих пор вспоминаю, как я был поражен, увидев в Волгограде первые электровозы. Признаться, девяностые годы отучили меня от перемен к лучшему…
Теперь электрички бегали уже не только по городу, но и в разные концы области. Однако лично для меня главный краеведческий интерес по-прежнему представлял аппендикс железной дороги, ведущий в район Заканалья. Почему? Ну, прежде всего потому, что центр и север Волгограда я за долгие годы изучил сравнительно неплохо, а вот на юге никогда не был. А во-вторых, я химик-технолог по образованию. И работаю на заводе, где помимо всего прочего, выпускают сажу (по-научному – технический углерод) и имеют дело с нефтепродуктами. А в Волгограде вся промышленность подобного рода сосредоточена именно в южной части города. Любопытно было взглянуть.
На следующее утро я бодрым шагом направился на вокзал Волгоград-II, дабы осуществить эту свою давнюю задумку. Расписания поездов я не знал, но счастливым образом сразу попал на электричку, идущую до станции Южная (задержался бы на две минуты – ждал бы еще два часа)! Что удивило, в вагоне было очень цивильно – мягкие, еще не распотрошенные пьяными подростками сидения, остановки по радио объявляют. Билеты продают прямо в поезде – это тоже очень удобно. «Следующая станция Ельшанка!» Ну, с Богом, поехали… А ехать предстояло долго – двадцать остановок, без малого сорок километров. И это, замечу, только пол-города!
Очень любопытные, замечу пол-города. Во время войны боев в этих местах не было – немцы сюда попросту не дошли. Значительная часть волгоградского Юга во-обще никогда не относилась к прежнему Сталинграду, поскольку в те времена еще не была построена. Строго говоря, сплошной жилой застройки здесь нет до сих пор. Значительные территории отведены под промышленные предприятия, а между бывшим поселком Купоросным (ныне – Советский район) и Бекетовкой (ныне – Кировский район) и вовсе зияет «провал» в добрые два километра, где кроме пустырей, чахлых деревьев и идущего параллельно «железке» шоссе нет практически ничего. Хотя не исключено, что все это пространство именуется на плане города каким-нибудь парком.
В районе платформы им. Руднева открывается прекрасный вид на Волгу в оба ее конца (именно в этим месте река делает свой последний стратегический поворот перед выходом на финишную прямую к Каспию), а также лежащий на том берегу знакомый нам уже остров Сарпинский. Увы, вскоре промышленность опять начинает теснить железную дорогу от Волги, а это значит, что мы въехали в Кировский район. Слева тянутся цеха производственного объединения «Химпром». Это самый старый из волгоградских химзаводов, его начали строить еще до войны на тогдашней глухой окраине Сталинграда. Именно он, называвшийся прежде заводом им. Кирова, дал название всему Кировскому району. В 60-е годы химзавод резко разросся. Теперь здесь десятки цехов, выпускающих в основном хлор, едкий натр, карбид кальция и сопутствующие продукты. Не мой профиль, но все равно, интересно. По другую сторону железной дороги громоздятся серые корпуса ВолгоГРЭС, электростанции также довоенной постройки. Проезжаем Сарепту. Снова прогалина в застройке. Город здесь настолько узок, что «светится» буквально насквозь. Впереди – Красноармейский район, самый южный и самый значительный по населению район Волгограда. Именно здесь берет начало знаменитый Волго-Донской канал. Вернее, правильнее было бы сказать – заканчивается, поскольку вода по каналу течет из Дона в Волгу. Этот район, несмотря на отдаленность, выглядит цивильнее Кировского, поскольку построен позже. Под длиннющей автомобильной эстакадой основной железнодорожный ход на Северный Кавказ отворачивает вправо, электричка же в несколько изгибов берет курс на красивый мост через канал. Переезжая его, замечаю, что в шлюзе стоит здоровенный контейнеровоз типа «река-море». Стало быть, судоходство на канале не зачахло. И то радует.
В промышленном Заканалье поначалу все выглядит так же, как в любом крупном городе – многоэтажные дома, трамваи, троллейбусы. За станцией Шпалопропитка жилая застройка довольно резко сходит на нет, и в вагоне я остаюсь практически в одиночестве. Буферная зона, пустырь перед началом огромной промзоны. Место, где раньше отходила влево ветка на Мачтозавод, заросло камышом выше человеческого роста – к моему удивлению, несмотря на сухое лето, здесь, похоже, было довольно сыро. Впереди замаячили сооружения Волгоградского нефтеперерабатывающего завода, ныне принадлежащего компании ЛУКОЙЛ. Между прочим, когда-то здесь проходила практику моя кузина Наталья… Едем мимо цехов и ректификационных колонн довольно долго – завод этот гораздо больше нашего, ухтинского. Однако на платформе Нефтезаводская из электрички никто не вышел. Далековато отсюда до проходных (народ предпочитает добираться троллейбусом от платформы Заканальная), да и рабочий день уже в разгаре. А просто так сюда ехать охотников нет – не курортное, мягко говоря, местечко.
За резервуарными парками НПЗ тянутся корпуса еще одного бастиона большой химии – объединения «Каустик». Станция Южная. Приехали. Вокруг – ни души. В знойном воздухе витает характерный запах хлорорганики. В Москве примерно так же пахнет на новых станциях метро, здесь же этой гадостью пропитана, кажется, вся окрестная атмосфера. Замечаю на платформе женщину лет пятидесяти, подхожу.
- Простите, здесь где-то сажевый завод должен быть…
- Да вот же он! – с улыбкой показала она мне рукой через пути, - Я как раз оттуда.
Только сейчас замечаю целую вереницу вагонов-хопперов с надписью «ТЕХУГЛЕРОД» на бортах. Да уж, наблюдательность…
- А вон там – «Каустик»?
- «Каустик». Я там тридцать лет отработала…
Вот повезло! Представляюсь и я – надо же было как-то объяснить, кто я такой и каким ветром меня сюда занесло. Затем мы очень душевно поговорили о жизни, технологии и перспективах.
- Каустик у нас отличный! Если ртутным методом получен – так вообще нарасхват идет. Диафрагменный-то, как ни крути, таким чистым не выходит.
Господи, благослови женщину, оттрубившую всю жизнь на таком производстве…
- Скажите, а поливинилхлорид на «Каустике» выпускают?
- Смолу ПВХ? – расцвела дама, - А как же! Во-он там, подальше цех, видите?
- Тогда понятно, почему здесь такой запах…
- А что, разве чем-то пахнет? – искренне удивилась моя попутчица.
- Честно говоря, да.
Видит Бог – сам химик, но чтобы не учуять столь выраженное химическое амбре? Впрочем, проработай я тридцать лет на этом заводе, еще неизвестно, что стало бы и с моим многострадальным носом. Хотя вот, помнится, был у меня на работе случай сразу после института, так мы там…
Что? Вы уже сыты по горло бесконечными описаниями сомнительных красот высохших степей, железных дорог и промышленных предприятий? Вам глубоко безразличны духовные терзания оставшихся без крова златозубых наркоторговцев? Вы в гробу видали меня, мою работу и всю мою многочисленную родню? О’кей, в любом случае спасибо за внимание. А теперь – айда к морю и пальмам!
Октябрь 2007 г.
Продолжение следует