Бывают ли чудеса?

Любовь Арестова
Когда говорят о чудесах, я помалкиваю, кроме того, отношения у меня с церковью и Богом настороженные. Хочется верить, что "есть грозный судия, он ждет, он недоступен звону злата, и мысли, и дела он знает наперед" - так писал великий Лермонтов.
Но возникает вопрос: если Он знает, то как же так?!
Хочется верить в христианскую любовь церкви, но смущает роскошь убранств, когда в болезни и без помощи дети и немощные. Как это совместить?
Сомнения сомнениями, но ведь хочется и чуда, и утешения. Жизнь такая, что требуется и то, и другое. И чем дальше, тем больше.

Так случилось, что пришло мне тяжкое известие о смерти дорогого мне человека, любимой моей тетушки Анны, всю жизнь свою посвятившей мне и детям моим.
Мы уехали в огромный и чужой еще город, а она не оставила в болезни младшую сестру, но ушла из жизни раньше нее.
У меня на руках было трое малолеток - дочки и проходивший лечение племянник. Невозможно было оставить их, улететь за тысячи километров, чтобы проводить в последний путь мою милую тетушку. Тоска меня задавила и утешения не находилось.

Всплывали воспоминания и ныла душа, изнывала, металась я как в клетке зверь и пошла искать церковь.
Вышла из метро на Арбатской, пошла по Арбату, приглядываясь, и в Афанасьевском переулке увидела церковную маковку. Это была церковь Афанасия и Кирилла, небольшая, почти пустая и полутемная, только свечки горели кое-где.
Купив свечи, я принялась ставить их ко всем иконам, где были подсвечники. Остановилась у старой, какой-то потемневшей уже иконы Христа Спасителя и вдруг хлынули слезы ручьем, я упала на колени, плакала и сама не заметила, как пришли слова молитвы.
Нисколько не удивившись, я шептала: "Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое..."
Подошла вдруг какая-то женщина, тронула за плечо, что-то спрашивала.
Я поднялась, вышла из церкви, а слова молитвы бились в мозгу, не уходили.

И вот тогда я изумилась. Откуда? Откуда пришла молитва? Я никогда не слышала ее, могу поклясться, в нашей семье никто не молился, церковь не посещал и не было в доме церковных книг.
А я повторила молитву по старославянски. Это же  надо - "даждь нам днесь..." И без запинки, словно долго и старательно учила ее.
Но не было такого, не было.

Я присела на скамейку в церковной ограде. И пришли новые слова молитв.
Я без запинки прошептала: " Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен Плод чрева Твоего...".
И еще, и еще. Это было чудо. Я искала ему объяснение, расспрашивала маму, родных. Нет, все удивлялись и только. И тайна продолжала жить со мной, иногда тревожила и бередила, но так и оставалась неразгаданной.

Прошло несколько лет. И вот однажды пришлось мне оказаться в симпатичной больничке и познакомиться с новейшими методами хирургического вмешательства - бескровного и бесшовного.
На следующий день ко мне зашел мой замечательный доктор и сказал:
- За хорошее поведение хочу познакомить тебя с удивительным человеком. Поднимайся, пошли. Учти, это монах. Называй его - Отец. Он ясновидящий, что-то вроде этого.

Мы долго брели по извилистым коридорам больницы и остановились, наконец, у двери терапевтического отделения.
Доктор оставил меня, вошел и вскоре, выглянув, поманил рукой.
- Спроси у него, что хочешь, - шепнул и впустил, открыв дверь, в просторную палату.

Кровать в палате была всего одна и на ней лежал очень пожилой человек. Худой, абсолютно седой, с аккуратной бородкой.
Плотно зашторенные окна не давали возможности подробно рассмотреть его лицо.
Странная робость овладела вдруг мною. Я остановилась и мягкий, чуть хрипловатый голос позвал:
- Проходи, детка, здесь стульчик, садись.
Я подчинилась.
Из впалых глазниц на меня внимательно смотрели его глаза.
- Все хорошо? Перестала бояться? Не бойся больше, будь спокойна. Что тебя тревожит?
Ну, разве мало тревог в нашей жизни? Было, было много чего, что тревожило. Но почему память немедленно бросила меня в полумрак церкви Афанасия и Кирилла, где впервые пришли ко мне слова молитвы? Что, это тоже чудо?
И я спросила. Точнее, я рассказала, что случилось со мной в тот горестный день и потом задала вопрос:
- Откуда это? Как такое возможно, Отец?
Он помолчал немножко, взял мою руку, погладил.
- Знаю, детка, знаю, - сказал тихо и перешел почти на шепот:
- Вернись во младенчество свое. Дитя малое неразумным считается неверно, добро познает, копит и бережет до времени. Придет то время и все вспомнится, все добро, что получало дитя с рождения. Оно не пропадает зря, добро-то, множится и помогает. Вижу, детка, женщину воцерковленную, читающую молитвы тебе с младенчества твоего, и до сего времени смотрит она за тобой, молится, но в живых давно ее нет, давненько, милая...
- Бабушка?! - не утерпела я.
- Нет кровного родства меж вами, есть родство душ и любовь бескорыстная, святая. Ты поминай ее, свечечку ставь, она заслужила, много раз на защиту тебя вставала, оберегала тебя. Душенька у нее добрая и к тебе привязана.
- Но кого поминать? Не помню я, Отец, и никто из своих не помнит, - опять перебила я старца.
- Вспомните, я время призвал. Вспомните все.

Приоткрылась палатная дверь, заглянул мой доктор, махнул призывно рукой. Значит, кончилось время.
Монах улыбнулся мне:
- Иди, детка, зовут тебя. Дай, благословлю.
Он перекрестил меня, прошептал что-то, я не поняла.
Комок подступил у меня к горлу, захотелось заплакать и я смогла произнести лишь:
- Спасибо, Отец.
Взяла руку его и поцеловала.
Он опять улыбнулся.
- Зайди еще. Позднее. Хоть завтра.
Я только кивнула в ответ и вышла.
Доктор увидел мое потрясение, но все же спросил:
- Ну как?
- Невероятно, - ответила я.   

Назавтра меня выписали, забрали из клиники, непрерывно поторапливая, потому что был рабочий день, все спешили.
Я уехала, даже не попрощавшись с монахом, наказав доктору сходить к нему и за меня извиниться.
Больше мы с ним не встречались.
Но начались новые расспросы среди родных и знакомых. Вскоре прояснилось кое-что и я поверила, что так и было. 

Во время войны в нашем доме побывало множество эвакуированных людей. Они жили в нашем прирубе, им помогали устраиваться мама, две ее сестры и бабуля.
Некоторые, особенно пожилые и одинокие женщины, жили подолгу, пока не появлялась возможность вернуться в родные места. Жили всегда одной семьей, в нашем поселке такое было правило.
И жила у нас монашка из Белоруссии, вспомнили даже имя ее - бабушка Марфуша ее звали. Вспомнили, как она хорошо поставленным голосом пела церковные песнопения. Слушали голос ее, не понимая слов.
И еще вспомнили, что часто нянчила она меня, возилась со мной, несмышленышем.
Я этого совсем не запомнила. Ни свою добровольную нянюшку, ни слов ее. Но, видимо, детское сознание усвоило и сохранило слова молитв, которые она читала мне вместо сказок.
В нужный момент благодарная память вернула слова старой монахини.
Не было чуда. Или  все же оно было? Не могу ответить.

Бабушку Марфушу мы включили в список поминания за упокой души наравне со всеми родными, уже покинувшими этот мир.
Я верю, что ее любовь утешает, помогает и будет еще помогать.
Я верю.