14
Как у большинства российских бизнесменов, у Вити Лизогуба было много жён, любовниц, детей, много денег и много фирм. И ещё много хобби. Он увлекался собаководством, коллекционным огнестрельным оружием, антиквариатом; участвовал в модных сейчас исторических реконструкциях, хотя сам ни разу не влезал в доспехи. Под стать увлечениям был и рацион питания: ел он, в основном, различные деликатесы, запивая их элитным алкоголем. Бизнес у него был тоже, что называется, элитный: он являлся учредителем компаний, тесно работающих с мэрией Москвы. Одна из них была создана для установки и реставрации памятников, вторая – строительная фирма, специализирующаяся на строительстве храмов. В последние пять-шесть лет этот бизнес особенно расцвёл. Были у Лизогуба ещё несколько бизнесов: в мясопереработке, автомобильной промышленности, в торговле. Кроме того, он несколько раз избирался в Московскую городскую думу, где и сейчас бывал частенько, используя многочисленные связи.
Но дела не мешали Лизогубу жить в своё удовольствие: время он проводил дома и на различных увеселительных мероприятиях, в офисах появлялся чрезвычайно редко. Чаще всего его замечали в дорогих ресторанах, с женой на тусовках или же вообще где-то за границей на пляже.
Громов познакомился с Витей Лизогубом лет семь-девять назад, ещё до того, как начал работать в Комитете; когда точно это случилось, он не помнил. А дело было так. Лизогуб где-то накосячил, и с ним одно время разбирался тогда ещё совсем юный Покрошин. Когда Лизогуба выпустили на свободу, мягко предупредив, чтобы тот больше не повторял ошибок, он уже закорешился с Покрошиным. Через него Лизогуб и познакомился с Громовым, а когда Александр перешел в КНОПБ, Лизогуб стал ещё больше навязывать тому своё общество.
После вынесения приговоров Евгению и Михаилу К., Лизогуб опять ввалился в кабинет к Громову, и, весело похрюкивая, начал теребить его ладонь в своей мягкой пухлой руке, благодаря и по-детски радуясь. Он выказывал своё уважение, и Александр, хоть и не ответил, но жест оценил. Лизогуб плюхнулся в кресло.
– Хочешь, Сань, мы тебя учредителем сделаем? – Хитро улыбнулся Лизогуб.
– Ну, я подумаю, может, и хочу, – улыбнулся Громов и достал сигарету из красно-белой пачки, лежащей на столе.
– Ты собирайся и подтягивайся.
– Сейчас, посижу ещё и поедем.
– Да какой, посижу, – возмутился Лизогуб, – у нас же такой повод, даже два.
– А второй? – Спросил Громов, закуривая.
– Ты, что? Не знаешь? – Удивился Лизогуб.
Громов помотал головой, выдыхая дым.
– Ефимыч вышел! Вчера вечером!
Сей факт вылетел у Громова из головы. Ефимыч, по кличке Старый Альберт или Мика Таран отбывал срок сразу по нескольким статьям и вот после семи лет отсидки выходил на свободу.
– Народу соберется – охренеть! – Воскликнул Лизогуб, раскачиваясь в кресле.
Громов обрадовался. Это был хороший повод выпить. Но сдержался, не показал своей радости Лизогубу.
– Мы ему подарок приготовили, – придвинулся Лизогуб к столу, – будет главным учредителем в нашем новом предприятии, – Лизогуб подмигнул, – а там бабок – немерено!
– Я думаю, что уж кто-то, а он-то без денег не останется, – улыбнулся Громов.
Лизогуб громко засмеялся. Отсмеявшись, он встал.
– И для тебя, Саш, у нас есть сюрприз. Давай, подтягивайся, – повторил он, – а я пойду, надо в гордуму заехать по делам, – он подмигнул. – Надо им сказать, что бы йогурты в квадратных пластмассовых коробочках запретили, только в круглых, а то я вчера заебался его из углов выковыривать.
Громов выдохнул дым, кивнул Лизогубу и потушил бычок в стеклянной пепельнице.
«Ну и выдастся пара следующих деньков», – подумал Громов.
* * *
В столице опять испортилась погода: небо заволокли серые тяжёлые тучи, повалил снег.
Громов ехал в один из элитных московских ресторанов, где уже все собрались отпраздновать удачную операцию с недвижимостью Михаила К. и выход на волю Ефимыча.
«Ефимыч – добрый дядька, – вспоминал Громов по дороге, – добрый, но справедливый, даже жёсткий». Громов прокручивал в голове тот инцидент, в ходе которого он и познакомился с ним. Ефимыч тогда руководил одной из московских ОПГ. Та, как потом выяснилось, имела тесные связи с двумя полковниками из Следственного Комитета. Церберев, конечно же, был в курсе всего. Более того, оказалось, что Церберев Виктор Павлович получал очень неплохие деньги от Ефимыча. Говорили даже, что и сам Пахан тоже был в курсе их общих дел.
Но однажды что-то пошло не так. Очередная афера Ефимыча стала, что называется, достоянием общественности, все его связи в СК вскрылись. У Виктора Павловича не осталось выбора: чтобы сохранить свою должность, ему надо было самому найти решение. И он его нашёл. Полковников с позором уволил, Ефимыча – посадил. Правда, чтобы осуществить задуманное пришлось на два дня превратить столицу в поле боёв, но Церберев удержался. А теперь вот и вышел старик.
Громов двигался в сторону «Кроличьей Дыры» – одного из самых дорогих и престижных ресторанов Москвы.
* * *
На парковке у ресторана остановился чёрный лимузин «БМВ». Водитель открыл дверь, нога в чёрной туфле ступила на снег. Вышедший из автомобиля сделал глубокий вдох. Ефимыч – невысокий пожилой мужичок с добрым лицом, покрытым морщинами, маленьким носом, пышными бровями, белыми прямыми волосами и бойкими тёмно-зелёными глазами. Его худощавое тело, скрытое сейчас под несколькими слоями тёплой одежды и курткой-дублёнкой, только что приобретённой в ЦУМе, было сплошь покрыто синими тюремными наколками: звёзды на плечах, тигр – на груди и прочие отличительные знаки уважаемого в криминальном мире человека.
– Сигаретки не будет? – Прохрипел Ефимыч своему водителю, выпускавшему клубы дыма изо рта.
Водитель пошарил по карманам, достал белую пачку, предложил Ефимычу сигарету. Однако тот, достав одну сигарету, засунул пачку в карман дублёнки. Прикурил.
– Не возражаешь? – Усмехнулся он, выдыхая дым.
Водитель, чуть замешкавшись, отрицательно покачал головой.
– Вот и хорошо.
На парковку, по свежевыпавшему снегу, въехал тёмно-зелёный «форд» Громова. Увидев выходящего из автомобиля Александра Сергеевича, старик разразился хриплым смехом и широко раскинул руки. Они обнялись.
– А ты всё на этой рухляди ездишь? – Улыбнулся Ефимыч, показывая кривым пальцем на «форд» Громова.
– Да он коллекционный, – Громов похлопал собеседника по плечу.
– Ну, пошли, Сашок, расскажешь мне, как тут у вас дела, – сказал Ефимыч, взяв Громова за локоть и кинув бычок на землю.
Они вошли в холл ресторана, швейцар помог раздеться. Прошли в просторный и светлый зал с бесконечным количеством столов, накрытых дорогими скатертями кофейного цвета. На потолке – шикарные люстры, тут и там – мраморные скульптуры, копии греческих статуй эпохи Возрождения.
Оба не спеша шли по красному ковру, что-то оживлённо обсуждая. Через широкие высокие окна, выходившие на медленно текущую тёмно-синюю Москву-реку, зал наполнялся неярким, спокойным светом. По правой стене зала тянулась длинная барная стойка, за ней – полки, уставленные бутылками с дорогим алкоголем.
– Хорошо, Саша, – вздохнул Ефимыч. – А над Виктором ты неплохо пошутил, это я ценю, – усмехнулся он.
– Уже рассказали?
– Как вышел, первым делом рассказали, – кивнул головой Ефимыч. – Я, когда там сидел, – он мотнул головой куда-то в сторону, – за новостями не хотел особенно следить. Но кое-что слышал. Ты вот, я смотрю, неплохо поднялся. – Он остановился и подошёл к окну: по Москве-реке медленно плыло белое судно, носом раздвигая пласты льда.
– Да, стараюсь, – сказал Громов.
– Тяжело?
– Когда как. Я, если честно, даже не вспомнил, что ты вчера вышел. Оплошал.
– Да ничего, Сашок. Вокруг меня планета не крутится, – он похлопал Громова по плечу. – А как там Михайло Скоробойников? – Через паузу спросил Ефимыч.
– В земле уж три года, – грустно ответил Громов.
– Вот как? – Явно расстроился стырик. Он приложил правую руку к виску и начал медленно его массировать.
– Кинуть решил ребят, а ребята под федералами ходили. Вот и не доехал однажды до дома.
– Ай, жалко, – сказал Ефимыч, – в шахматы хорошо играл, а в жизни решения всегда левые принимал. А Вася Полярник?
– А Вася вообще в животное превратился. Нашел ещё двух каких-то отморозков, они начали в людей чуть ли не на улице палить, где-то глубоко в провинции. Некоторых даже не грабили, просто убивали. Потом скрывались у какого-то прокурорского подполковника на даче. В результате вышли на Юру Трясогузку. Кипиш был нереальный. Потом пошли дальше и наткнулись на сынков Трясогузки. КНОПБ на уши встал, Начальник орал на Юру – ****ец. Я разбирался, со мной – ещё пара людей. Какое-то время у нас с Юрой отношения были не очень. Но сейчас, вроде, ничего. Да и хер с ним. Они всё равно все под нами ходят.
– А дальше что? – Спросил Ефимыч, оглядывая московские крыши и медленно текущие серые облака над ними.
– Что? Мы их посадили. Надолго. Там они и сгинули. Один сам умер от инфаркта, двоих забили.
Ефимыч вздохнул, покачал головой.
– Про сынков-то я слышал. Совсем они не осторожные, – прохрипел он.
– Это пока Пахан на них пальцем не указал.
К ним подошёл официант в белом фартуке и чёрной жилетке.
– Господа, вас ожидают, просят поспешить, – вежливо сказал он.
– Уйди, – отмахнулся Ефимыч, – не видишь, идём. Дай старым друзьям поговорить.
– Передай, сейчас будем.
– А твой Филя сейчас большой дядя, – сказал Громов, когда официант скрылся из виду, – управляющий банка, дом в Ницце, машины с охраной.
– Знаю-знаю, – гордо сказал Ефимыч, – он со мной связь поддерживал, против не пошёл, когда кипиш начался. Он, кстати, приедет сегодня, подарки привезёт.
– А ты что думаешь делать? – Спросил Громов.
– Посмотрю. Вот в Ниццу я бы съездил. А то на снег семь лет смотрел, солнца не видел. Алёша-то подъедет?
– Должен, по идее, – пожал плечами Громов, – поздороваться-то точно. Ты если что надумаешь, с ним, на всякий случай, поговори, – посоветовал Громов, – а то начнется всё по новой, времена сейчас другие.
Ефимыч сверкнул глазами:
– Не рассказывай мне про времена, – строго сказал он.
– Да я и не собирался, – спокойно ответил Громов. С минуту они оба молча смотрели на столицу.
– Ладно, – мягко сказал Ефимыч, – пошли. С Лизогубом пить.
Через общий зал официант проводил их в отдельный, отгороженный плотной шторой. Банкетный стол во всю длину зала был уставлен разными закусками на больших круглых и овальных блюдах, в глубоких салатниках, графинами с водкой, затейливыми бутылками с коньяком, кувшинами с соками.
За столом уже собралось немало людей. Среди них – Лизогуб. Рядом с ним его друзья, депутаты или бизнесмены, все в дорогих офисных костюмах. Напротив них – Покрошин и ещё несколько работников Следственного Комитета: невысокий Козлов, полный бородатый Маклаев, наглый Бизиненгоев. В стороне – несколько давних приятелей Ефимыча, их Громов не знал. Они не громко обсуждали что-то своё, посматривая то на Лизогуба и его друзей, то на Покрошина и его спутников.
Лизогуб, уже в подпитии, покрасневший и оживлённый, вскочил и, громко поприветствовав вошедших, направился к Ефимычу. Они обнялись. Больше двадцати пяти лет назад, когда Лизогуб открывал своё первое предприятие, а зачёсанные назад волосы на голове Ефимыча были прямыми и чёрными, их представил друг другу общий, но уже давно умерший знакомый. Молодой, наглый, болтливый Лизогуб, абсолютно ничего не боялся – на удивление криминальному авторитету Ефимычу. Он пришёл к нему, признанному авторитету, принёс целый портфель денег, попросил пособить. Ефимыч пособил. Так они ещё несколько лет проработали вместе, помогая друг другу «решать проблемы». Что стало потом, Громов был не в курсе, да и не очень интересовался. Но отношения у этих двоих остались дружественными и тёплыми.
– Ну, здравствуй, Витя, – прохрипел Ефимыч. – Здорово, братва, – сказал он четырём мужикам в чёрном. Те встали и уважительно пожали руку старику. Один что-то начал шептать ему на ухо.
– Ладно, ладно, – тихо ответил Ефимыч, – давайте потом, завтра всё приносите, а сегодня – праздник. – Мужик в чёрном кивнул. – Садитесь, угощайтесь, – уже громче сказал он, показывая на стол. Те кивнули и расселись по местам.
Громов подошёл к Покрошину, тот встал и пожал ему руку.
– Саша, разговор есть, – прошептал он Громову на ухо.
Громов кивнул и ткнул пальцем в толстого Маклаева. Тот поднял голову от салата; на бороде осталась тоненькая дорожка соуса.
– Подвинься, – негромко приказал Громов.
Тот, ничего не сказав, пересел на стул рядом, забрав с собой тарелку с недоеденным салатом и кусками холодного ростбифа.
Громов отодвинул от себя рюмку Маклаева с остатками водки, сел рядом с Покрошиным.
– Потом поговорим, – также негромко сказал Громов Покрошину и потянулся за графином с водкой. Налив себе и Покрошину, он поискал глазами Ефимыча, тот уже сидел и разговаривал со своими приятелями; он решил его пока не тревожить.
Из динамиков, спрятанных где-то под потолком, зазвучал шансон. Официанты приносили на стол всё новые блюда, салатники, графины и бутылки. Люди подходили и подходили: банкиры, бизнесмены, чиновники. Вот в зал вошёл Филёнов, он привлёк внимание своим оранжевым галстуком; вот рыжий Мамлоев; хромающий Зюзиков. Многочисленные высокопоставленные лица, знакомые Громову по службе в СК полковники, многие уже седые и морщинистые. Вот в компании оказались двое с наколками на тыльной стороне ладони: восходящее солнце – авторитеты. Они обнимались с Ефимычем, выпивали по рюмке-две. Кто-то оставался ненадолго, кто-то задерживался. Лизогуб был в ударе: он громко говорил, всех развлекал, рассказывал анекдоты, сыпал шутками и историями. Многие из вновь пришедших подходили поздороваться и с Громовым; с кем-то он вёл дела раньше, но большую часть знал по различным ситуациям, которые ему приходилось разрешать. Ефимыч, развеселившись и чуть опьянев, общался с двумя дядьками – майором МВД и каким-то чиновником. Четверо мужиков в чёрном, из братвы, не пили и почти не принимали участия в веселье. Как позже узнал Громов, это была охрана Ефимыча.
Оживление среди присутствующих нарастало. Всё чаще гости вставали из стола с яствами и, пошатываясь, выходили покурить. Громов пообщался с полковником, потом несколько друзей Лизогуба подошли с другого края стола – выпить с ним и поблагодарить его за помощь в деле Михаила К. Громов кивал, пил, несколько раз ходил курить.
Вдруг раздался громкий, почти оглушительный бас. Все вмиг замолчали и обернулись на вход. Раздвинув тяжёлые шторы на всю ширину прохода, стоял Начальник Комитета по Надзору за Органами Порядка и Безопасности в своём чёрном пальто и тёмно-синем костюме. Он казался ещё больше, чем был на самом деле, почти гигантом по сравнению со стоящим рядом, подобострастно склонившимся испуганным официантом.
– Ну что, празднуете? – Прогремел он.
Ефимыч засмеялся и медленно трижды хлопнул в ладоши. Все отошли от испуга, загалдели. Совсем уже пьяный Лизогуб подбежал к нему и, в шутку, хотел обнять.
– Отойди от меня нахер, Витя, – оттолкнул его Начальник.
Витя развёл руками и изобразил обиду.
– Ладно, перестань, – похлопал его по плечу Начальник, – потом покривляешься.
Начальник прошёл в зал. За ним молча вошли Стычкин и Здычкин. Начальник подошёл к Ефимычу, тот встал и раскрыл объятия.
– Ну, здравствуй, дорогой, – они крепко обнялись. – Рад видеть.
Громов встал, он понял, что уже совсем нетрезв, чуть подержавшись за спинку стула, восстанавливая равновесие, он направился к Начальнику поздороваться.
– Ты посмотри только, – сказал Начальник Ефимычу, кивая на Громова, – уже нажрался.
– Да ладно тебе. – старик добродушно рассмеялся.
– Добрый день, Алексей Алексеевич, – сказал Громов, собравшись с силами.
– Ну, здравствуй, Саша, – Начальник похлопал Громова по плечу.
Они обменялись приветствиями, и Громов вернулся к столу. Он выпил рюмку водки, заел долькой апельсина, апельсин прыснул соком.
Народ веселился и пил. Один из бизнесменов уронил стакан на пол, и тот разлетелся вдребезги. Майор испачкал рукав пиджака в пролитом на скатерть морсе, который официант в спешке наливал в стакан, чтобы протянуть чиновнику Филёнову – ему срочно надо было запить рвущуюся из желудка наружу водку. Маклаев решил сам положить себе салат, подцепил ложкой изрядную порцию, но не донёс до тарелки; салат звонким шлепком ударился о скатерть. Маклаев очень расстроился. Бизнесмен – хозяин сети автомастерских и бензозаправок, в пьяном угаре страстно что-то объяснял одному из четырёх мужиков из братвы. Те терпели и слушали; у них был строгий приказ: кипиш не наводить, не драться, не стрелять, а охранять Ефимыча. Покрошин спорил со Стычкиным о том, как нужно вести следствие, не забывая при этом запихивать себе в рот вперемешку салаты, колбасу, зелень. Полковник Яроскин порывался достать пистолет и начать палить в потолок, но бизнесмен – владелец предприятий по торговле металлами, крепко сжав его руку, убеждал, что ни Ефимыч, ни Начальник не оценят такой шутки; тот тут же успокоился.
Ещё через какое-то время к Громову, сильно качаясь, подошёл пьяный Покрошин и предложил выйти на крыльцо, поговорить. Громов согласился.
– Сигареты не будет? – Спросил Покрошин, стоя на ступеньках.
– На, – пьяный Громов достал сигарету себе, протянул пачку Покрошину.
Закурили.
– Да, Церберев-то на взводе последние несколько дней. – Покрошин выдохнул дым. – Ходит по кабинету, матерится. Мне кажется, он на тебя зуб точит. Я не знаю, – Покрошин развёл руками, – что он хочет, и ещё меньше знаю, что он может, но вдруг…
– Ну и что? – Громов закрыл один глаз, пытаясь сконцентрироваться.
– Ну и то, – уже серьёзней сказал Покрошин, – будь осторожней, следи за собой.
– Я за собой и так слежу, – сказал Громов и сплюнул. – Мне вообще похер, кто там, чего да как. – Громов опьянел до состояния, когда ему было море по колено.
– Да я знаю, что тебе всё похер. Только вот всё-таки. Вдруг там…
– Пошёл он нахер, – отрезал Громов.
– Как знаешь. Я предупредил.
Они докурили и поднялись обратно в зал. Выпили по рюмке водки, потом ещё по одной. Громов моментально забыл про то, о чём его только что предупреждал Покрошин, и тут же влез в разговор двух сидящих рядом с ним человек.
Вдруг откуда ни возьмись снова появился Лизогуб и начал интенсивно махать на всех руками, призывая к тишине. Те, кто обратили на него внимание, засмеялись, остальные стали оглядываться, не понимая причины смеха. Вскорости все замолчали.
– Господа! – Почти проорал пьяный Лизогуб.
– Да не кричи ты, Витя, мы тебя слышим, – сказал кто-то из-за стола.
Лизогуб махнул на него рукой и продолжал.
– Господа! Мы тут собрались по двум очень важным поводам! – Его обычное похрюкивание как будто бы испарилось.
Из-за стола послышался свист. Лизогуб снова махнул рукой.
– Первый – это наш друг, наш.., – тут он запнулся, снова послышался смех, – наставник, – снова проорал Лизогуб, – соратник, можно сказать. Он к нам вернулся! На свободу! Ефимыч! – Он поднял рюмку, проливая водку на уже испачканную скатерть, – за тебя, дорогой!
Стол взорвался овациями. Ефимыч встал с рюмкой. Даже уже прилично выпивший, он не казался пьяным. Осушив рюмку, он поклонился аплодировавшему столу.
– Ефимыч! – снова заорал Лизогуб, – у нас для тебя подарок! – Лизогуб начал трясти за плечо одного из пьяных мужичков, сидящих рядом с ним; тот последние полчаса то засыпал, то снова просыпался. Резко подняв голову, мужичок посмотрел на Лизогуба, не понимая, чего тот хочет.
– Папка, где папка? – Спрашивал Лизогуб.
Тот улыбнулся, кивнул, и полез куда-то под стол. Он достал дорогой кожаный коричневый портфель, а оттуда – чёрную кожаную папку. С той же пьяной глупой улыбкой он передал её Лизогубу. Тот её взял и торжественно пошёл к старику.
– Ефимыч! Это тебе, от нас! За всё, дорогой, за всё! – Он передал папку Ефимычу.
Тот встал и раскрыл молнию. В папке лежало несколько бумаг.
– Очки, – прохрипел он, – очки принеси, они в дублёнке. – Он обратился к одному из четырёх сопровождавших его мужиков. Тот вскочил, через несколько секунд принес очки. Старик читал бумаги медленно, видимо, по нескольку раз перечитывал каждую. За столом все замерли в ожидании.
Ефимыч широко улыбнулся, снял очки и вытер глаза тыльной стороной ладони – той, с наколкой восходящего солнца.
– Ну, спасибо тебе, Витя, порадовал старика, – сказал он и обнял Лизогуба.
Все снова захлопали. Потом синхронно разлили водку, но всем её не хватило. Громко стали звать официантов, те в спешке носились туда-сюда с полными и пустыми графинами. Снова разлили и подняли рюмки за здоровье Ефимыча и за его будущее.
– Господа! – Снова прокричал Лизогуб, капли пота текли по его лбу и щекам. Мокрые пятна показались из подмышек на синей рубашке. – Не забывайте, что у нас две причины, по которым мы собрались. – Он растопырил два пальца и повертел их перед лицом. – Вторая, не менее важная, чем первая. Александр Сергеевич Громов, – он указал на Громова, – спасибо вам. Без Саши мы не смогли бы сделать такой прекрасный подарок Ефимычу. Да и сами, – он вскинул плечами, – кто бы мы без тебя были? – Несколько людей за столом закивали, кто-то рассмеялся. Громов сидел, опьяневший и чуть усталый. Он смотрел на Лизогуба.
– От нас, – Лизогуб достал из кармана чёрную бархатную коробочку с какой-то эмблемой на крышке. Обойдя стол, он остановился около сидящего Громова. Тот встал, чуть шатаясь. Лизогуб торжественно вручил ему коробочку. Несколько человек уже поднялись из-за стола с полными рюмками.
– Что это? – Спросил Громов еле слышно.
– Пойдём, – сказал Лизогуб, увлекая за собой Громова. Тот улыбнулся, но с места не сдвинулся.
– Ну, пошли, пошли. Да не обижу же я тебя, – засмеялся Лизогуб. – Пойдемте все, – он махнул рукой, приглашая всех присутствующих проследовать за ним.
Он повёл Громова из ресторана. Кто-то, кто потрезвее, помоложе и полюбопытней, пошли за ними. Для других, кто остался, открыли окна. Свежий, даже холодный воздух ворвался в помещение, ударил по лицам. Начальник и Ефимыч стояли у окна и смотрели вниз. Ефимыч закурил.
– Витя, что за херня? – Сказал Громов, выходя на улицу; он чуть не поскользнулся на мраморных ступеньках. За ним вышли остальные. Многие достали сигареты, закурили. Лизогуб взял Громова за плечо и развернул чуть вправо.
– Смотри, – он показал пальцем на парковку.
Там, в пятнадцати метрах от Громова, в темноте, размешанной оранжевым светом парковочных фонарей, стоял огромный чёрный внедорожник. Совсем новый (видимо, его только пригнали), даже ещё не покрытый грязным московским снегом. Большие серые колеса, в полированных чёрных панелях отражаются фонари, длинные вертикальные фары, уходящие на передние крылья, большая хромированная решётка между ними, красно-жёлтая эмблема, высокая посадка, КНОПБовские номера.
– Знаешь, что это? – Негромко спросил Лизогуб, залюбовавшись машиной.
– Догадываюсь, – сказал Громов, роясь в карманах в поиске сигарет и не отрывая взгляд от автомобиля.
– Это «ка-дил-лак эс-ка-лейд». Новый. – Лизогуб чуть покачнулся, – и он – твой.
Громов держа во рту сигарету, посмотрел на коробочку в руке.
– Ну, поздравляю, Саша, – сказал Начальник, глядя из окна.
– Спасибо, – промычал Громов, не вынимая изо рта незажжённой сигареты, и помахал Начальнику.
Те, кто вышли с Александром на улицу, подошли поздравить. Кто-то дал ему прикурить. Громов с удовольствием вдохнул дым. Все окружили «кадиллак», начали его рассматривать, обсуждать. Громов достал ключи и нажал на маленькую чёрную кнопку. Огромный чёрный внедорожник сверкнул оранжевыми поворотниками. Он открыл дверь автомобиля, из-под дверей тихо появилась подножка. Громов сел на высокое сидение. Подошёл Лизогуб. Громов вставил ключ, приборная панель загорелась, мотор завёлся, и Громов пару раз нажал на газ. Машина взревела.
– Кстати, – сказал Лизогуб, подойдя к нему поближе, – там, в багажнике ещё подарок.
– И что же там? – Спросил Громов, выдыхая дым.
– Маленький подгон от пацанов, благодарность. – Лизогуб подмигнул.
– Ладно, я потом посмотрю.
Ефимыч и Начальник смотрели на людей, собравшихся у открытого «кадиллака». Старик докурил и выбросил сигарету в открытое окно. Они вернулись к столу. Кто-то ещё стоял у других окон и что-то кричал собравшимся внизу. Пошёл снег.
– Виктор жалко не подъехал, давно не виделись, – прохрипел Ефимыч, – мог хотя бы поздороваться.
– Виктор Павлович – занятой человек, – басом ответил Начальник, совершенно трезвый, как будто бы и не пил.
– Друзей по тюрьмам рассаживает? – Огрызнулся тот.
– Не волнуйся, Виктором Павловичем мы скоро займёмся, – серьёзно сказал Начальник.