Цыган
Они были «от делать нечего друзья» : какая может быть дружба между шофером и инженером – механиком? Так, иногда встречались в кафе или в кругу общих знакомых за столом, или на пикниках – вылазках на природу: в посёлке всего около 5 тысяч жителей, а в возрасте от 25 до 35 и вовсе несколько сотен, из них холостых - пара десятков. Поэтому встречались часто случайно, не договариваясь заранее.
Очагов культуры 4: ДК и кафе, библиотека и стадион, но летом. Зимой дружеские встречи происходили в кафе, библиотеку почитали немногие: интеллигенты из числа ИТР и учителя школ, общеобразовательной средней и музыкальной. Было ещё одно развлечение, специфическое: карточные игры в гаражах, сопровождаемые, как водится, выпивками и частыми драками.
У Николая был «адъютант – телохранитель», амбал под 2 метра ростом и весом за 100 кг, бывший борец – дзюдоист, недалёкий, примитивный, как кирзовый сапог. Он обеспечивал своему патрону «оперативное прикрытие» во время ночных картёжных бдений и мог оказать ему любую помощь, вплоть до физической.
Наш инженер, назовём его Фёдором, в картёжных баталиях не участвовал: он испытывал отвращение к азартным играм, и это спасало его реноме, физиономию и портмоне: выпотрошить его спецам не составило бы большого труда.
Но что – то тянуло его к этим людям: может, их лихость в поступках, одержимость в игре, выносливость при частых возлияниях? Трудно объяснить психологию технически грамотного интеллигента. Не исключено, что одной из причин могли быть семейные неурядицы Фёдора: жена его позволяла себе блудливые вылазки, в чём не раскаивалась, а при скандалах защищалась рёвом. Это семейные узы не укрепляло.
В посёлке все обо всех всё знали.
Однажды Николай, пьяный и решительный, подъехал на своём КРАЗе и предложил Фёдору:
- Слышь, корефан, айда со мной в Москву! Деньги есть – я штуку (1000 рублей, в 1989 году хорошие деньги, прим.авт.) выиграл. Через неделю будем дома.
Что удержало Фёдора от согласия на сомнительную авантюру? Провидение? Или здравый смысл? Иначе вылетел бы с работы… а может, нет? Оставил бы заявление на отпуск… у него были отгулы, но…
Николай часто подводил друзей под монастырь, забывая свои обещания, срывая встречи. Часто не возвращал долги. Обманывал продавцов.
Он считал это мелочами жизни. Легко добивался взаимности у многих молодух посёлка: жизнь тут скучна и однообразна; мужья, у кого из женщин они имелись в наличии, были неряшливы и неинтересны. Случалось, и довольно часто, когда друзья обменивались женами, которые потом возвращались в родные пенаты. Инциденты заканчивались перемирием.
Поэтому наш герой чувствовал себя вольготно, выбирая себе чуть ли не ежемесячно новую пассию.
Смуглостью он смахивал на цыгана. И единственным недостатком его внешности была заметная лысина: Николай служил ранее на подводной лодке. Плешь он маскировал традиционно: перечесывал длинную пядь о одного уха к другому, носил шляпу. Купаясь в открытом водоёме, он никогда не погружался в воду с головой.
В районном городке был уголок – островок, населённый цыганами. Островок, потому что там никто больше селиться не решался из врождённой опаски перед племенем, хотя ныне и оседлом, но по-прежнему промышлявшем конокрадством, воровством, гаданиями.
У Николая и там были друзья. В любом случае, он был ко многим вхож.
Поэтому одна из его кличек была – Цыган. Ещё раз скажу, что о своих связях с «чавелами» он не распространялся, а спрашивать не дерзнул никто – было чревато, зная его хулиганские замашки. Да и расправиться с любопытным он мог и чужими руками…
В милицейских протоколах он не фигурировал, избегал подозрений и преследований, дружил с участковым и гаишниками, чутьё у него на опасность было собачье.
Женщины, которых Цыган «окучивал», становились всё старше и менее привлекательными по сравнению с прежними. Голова у него стала совсем босая, живот распух, мешки под глазами увеличились.
Николай ушел из семьи давно, скитаясь по случайным подругам, которые стали принимать его менее охотно: он обрюзг, ослаб, превратился в неврастеника и нытика. Пил он всё больше, в основном самогон сомнительного качества.
Он с трудом наскрёб денег на хибару на дальнем хуторе, где жили одни пенсионеры, кормившиеся с огорода.
Друзей у него настоящих и прежде не было, а теперь и быть не могло: все помнили его злобный характер, заносчивость и злопамятство.
Болеть он стал всё чаще и подолгу.
Хоронить Цыгана бывшая жена не пришла.