То было не пред ним, а за спиною,
И, в общем-то, совсем недалеко.
И если б парень о цветке не ведал,
То сразу б не увидел ничего,
Что там могло привлечь его внимание.
Однако за спиною среди всех
Стоял, не пав, единственный из многих,
Что, кажется, тянулся теперь вверх.
Бутон закрытый начал наливаться
Окраской яркой, вместе с тем расти.
Держащий стебель, начал расширяться
И тихо опускаться до земли.
Ничто цветку развиться не мешало,
Вокруг лежала сонная «трава».
И вот бутон, светясь внутри – раскрылся.
От запаха вскружилась голова,
Настолько он был нежен и прекрасен,
Как каждый павший наземь лепесток.
Когда Давид приблизился поближе,
То тут же чашу разглядел близ ног.
Она была единственным предметом,
Что чашелистик бережно держал.
Как только музыкант её взял в руки,
Таинственный росток тот час пропал.
Пока на дне волшебной было пусто,
Не виделось рисунков или слов.
Но музыкант ведь знал, что делать дальше,
И к продолженью был уже готов.
Он снова вышел в центр, куда дороги
Сходились, спутав дальние пути,
Достал рубаху с мягкою смолою,
Велел стоящим дальше отойти,
Поставил наземь явленный подарок,
Что б руки от него освободить,
Для видимости лучшей, отстранился,
Боясь, что может что-то упустить…
И стал играть огонь души, вдыхая
В центр чаши, тем желая распалить
Большое восхитительное пламя,
Что сможет собой слово проявить.