ГЛАВА 24
ШВЫРОК ЕЩЁ ГЛУБЖЕ!
Вернувшись в Михайловское, друзья засобирались в дорогу. Но Пушкин решительно настоял на братской отвальной.
– Когда ещё Бог даст свидеться? Я всегда повторял: «Друзья, прекрасен наш союз»! А посему – пирушке быть! Нянька! Накрывай на стол, тащи самое лучшее! Да не дуйся на нас, Аринушка, прости, ежели что не так!
Как позже выяснилось, «мадера» в погребе закончилась. Была, как пояснила старушка, да и вся вышла! При этом подозрительно косясь в сторону мутными глазёнками.
– Тащи ягодного морсу, – приказал Федька, – нашу разбавлять будем!
Моня опять сходил за жбанчиком, разбавили первачок, и вот уже на столе закрасовался двухлитровый графин красноватого напитка, градусов под тридцать.
Закуску Родионовна выставила немудрёную: холодный ростбиф, кусок свиного окорока, пахучий Рокфор да вазу с помятыми фруктами. Видимо, ещё дулась за громкие ночные посиделки.
– А насчёт лошади, так не беспокойтесь, друзья! Мне её уже из деревни привели и конюх в вашу карету запряг.
– Благодарствуем, Александр Сергеевич! – сказал Федяй, разливая по-первой, что бы мы без тебя делали! Ну, господа, за вечную, некобелимую дружбу!
Пушкину Федькин каламбур пришелся по душе, все дружно чокнулись и пирушка понеслась.
После первой, Пушкин начал хандрить, стихотворно разразясь своими предчувствиями:
Порхаю жизненной стезёю
Я среди мраморных богинь,
И в каждой зов – чертог откинь!
Войдёшь с шальною головою
И вот уже ты пленник страсти,
Раздавлен негою хмельной,
А дерзкий разум за спиной
Уже куёт твои напасти!
Федяй срочно разлил по второй, наш гений скинул сюртук и заметно повеселел.
После третьей пригласили за стол Родионовну. Та скромно присела на краешке стола, протирая передником кружку.
Монька тут же предложил тост за величие и самопожертвенность души прекрасной рассказчицы Арины и за её выдающиеся кулинарные способности! Арина зарделась, стала отнекиваться, но выпила исправно. Со второй кружки её пробило на воспоминания из раннего детства великого стихотворца, и она, давясь от смеха, поведала честной компании, как её разлюбезный Сашечка писался в постели!..
– Так, – грозно распорядился Пушкин, – няньке больше не наливать!
Когда выпили на посошок, уже занималась заря. Александр Сергеевич, шатаясь, обнял своих друзей, что-то пробормотал по французски напутственное, типа: сэ бон вояжж! - и вырубился. Родионовна уже давно похрапывала на диванчике с кружкой в руке.
– Ну, Монька, пора и честь знать! Загостились мы у классика. Пошли собираться и валим домой! Как-то нас ещё встретят на родине.
Побросали сумки в багажник, а Монька не удержался и кинул в сумку Аринину кружку, сунув ей в кармашек передника пару золотых пятирублёвиков, завалявшихся в кармане. Мол, не серчай, Арина, на новую хватит!..
Не переодеваясь для скорости в привычные куртки и джинсы, друзья отпрягли лошадку, привязав её к воротам, выкатили коляску на двор и Монька начал настраивать навигатор. В глазах у него двоилось, чертовски хотелось спать, и он набрал двадцать шестое июля в полудрёме, а год прибытия уже в полной!.. И Федяй внёс свою пьяную лепту в технический процесс перелёта, подключив провода от дефибриллятора наоборот.
Подняли машину в воздух, пристегнулись и врубили полный разряд!
В предрассветном небе Михайловского нарисовалась яркая зелёная петля, хлопок и тишина вновь окутала сонные дубравы...
Очнулись в кромешной тьме, ни огонька внизу и лишь первые рассветные лучи блеснули в зеркале реки. Карету трясло, из пробитых конденсаторов дефибриллятора валил едкий дым горящих обмоток. Каким-то чудом, с грохотом посадили хаотично крутящуюся повозку на пыльную площадь, едва не проломив черепичную крышу небольшого каменного дома и чудом сохранив черепушки свои собственные!..
– Монька! Хренов наводчик! Ты куда нас загнал?! Это похоже на нашу Москву 2002 года? Это ж средневековье!
Протрезвев, глянули на табло навигатора и обомлели: в оранжевом квадратике высветилось … 26 июля 1753 года!!
– Ну ты и козлина, ваше благородие! – не унимался Федька, – И что мы тут забыли, скажи на милость?!..
– От такой же «благородной» козлины слышу! – возмутился Монька, – ты куда провода подключил, олух?!
Осмотрев дымящуюся силовую установку, с ужасом убедились, что конденсаторы пробиты, обмотки погорели, и вляпались в прошлое они конкретно и по самое «не балуй»!
Закатили повозку за один из домов, выкинули уже бесполезный дефибриллятор и стали озираться. Меж тем, рассвет неумолимо приближался, высвечивая из мрака редкие очертания каменных и деревянных строений, отдельные громады дворцов, множество деревянных судов и мелких лодчонок по берегу широкой реки.
Когда достаточно рассвело, друзья вышли на проезжую дорогу, дабы убедиться, куда же их чёрт занёс?! И тут им попался указатель на полосатом столбе: «Васильев остров. 1-я линия»
– Поздравляю, дубина! Мы изволили так шумно присесть на Васильевском острове Елизаветинского Питера! – констатировал Федор притихшему от расстройства Моньке.