Еще не дожил до седин,
еще не светит память в них...
Апрель,
капель.
Стою один
на площади, где памятник.
К нему – цветы,
к нему гурьбой
мамаши и детишки.
А я стою,
трясу губой,
в обдерганном пальтишке.
Но чем я плох?
Смотри народ
насколько мы похожи:
вот он стоит –
рука вперед,
с протянутой я тоже.
Пусть у него рука тверда.
А на мою,
дрожащую,
кладите
все же иногда
монетку завалящую.
Учтите,
много не прошу.
Вам это безделушки:
я рад коврижке
и грошу,
и двум глоткам из кружки.
А он стоит
красив,
высок,
но без тоски едва ли!
Ведь одиночества кусок
ему сполна отвален.
«Давай дружить,
железный,
слышь?
Начнется жизнь иная ж!
Неважно,
что не говоришь,
зато все понимаешь.
Ты наверху,
а я внизу.
Так будем же едины!
И пусть на нас
наточат зуб
те,
кто из середины!»
Конец семидесятых