Флешка и марафон. Роман. гл. 16...

Юрий Марахтанов
Глава шестнадцатая
Весь асфальт перед многоэтажками России исписан посланиями. В основном, однотипными: “… я тебя люблю!!!” Три эмоциональных знака – это обязательно. А лучше – пять. Чтобы не как у всех. Пишут через трафарет. Несмывающимися красками. Почему же треть “подписантов” разводится, не успев и запомнить, что ему (им) писано в эйфории?
Древние пописывали. Народы майя, например. В самом начале наших тысячелетий. Впрочем, так же примитивно выражали свои чувства, как и современные “ромео”.
Непонятные знаки инков начертаны тоже кем-то, но для кого? Только  для воспаривших на немыслимые высоты? Кроме искренних книг я не верю никаким надписям. Вам предложат сто тысяч: долларов, юаней, евро, рублей… И альтернативу: полюбить хотя бы на день, и сохранить это мимолётное на всю жизнь. И что выберут современные?
Я в который раз вышел на холодную лоджию: «А если бы эта флэшка попала в другие руки?» К людям, которые не знают даже “азбуки любви”, Устиновой напичканы. Вот бы поёрничали. Спиной почувствовал – на меня смотрят. Обернулся. Жена.
-Что же такое ты сегодня откопал, если уснуть не можешь?
-Сюжет.
-Какой?
-Чужой.
-Наконец-то. А то всё о себе, о себе.
Упрекает? Сочувствует? Уже иронизирует?
Но излагать “о себе” трудно, потому что это и о друзьях, а они искренность в прозе понимают не всегда правильно.
И мобилизовать память… Как писал в своих лекциях Александр Григорьевич Цейтлин: “Память воспроизводит как мысли человека, так и его чувственные восприятия… У Бальзака, например, она хорошо регистрировала только то, что являлось для него «болью»… Затрагивало его особенно насущные творческие интересы”.  У него же: “Фет сорок лет назад качался с девушкой на качелях и теперь она попала в стих”.
Я подошёл к книжной полке, достал академическое издание стихов А.А.Фета «Вечерние огни».  Долго искал упомянутое стихотворение, нашёл. Но главное оказалось в примечании к нему. Фет пишет Полонскому: “Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, и платье её трещало от ветра, а через сорок лет она попала в стихотворение, и шуты гороховые упрекают меня, зачем я с Марьей Петровной качаюсь”. Это он о фельетоне, в котором высмеяли «разыгравшихся старичков». Я вернулся к стихотворению.

На качелях
И опять в полусвете ночном
Средь верёвок, натянутых туго.
На доске этой шаткой вдвоём,
Мы стоим и бросаем друг друга.
…………………………………..
Правда, это игра, и притом
Может выйти игра роковая,
Но и жизнью играть нам вдвоём, -
Это счастье, моя дорогая.

*           *         *

И49. 14.10.08.
         Привет, Юра!
В прошлое воскресенье были в японском ресторане, отмечали Юлькин день рождения. Подумать страшно – 38 лет, даже не верится, что такая взрослая дочь. Напробовалась разных морских “гадов”, как ни странно – понравилось. Потом гуляли по городу, домой вернулись, падая от усталости. Сделали кучу фотографий. Посмотрела на себя и ужаснулась: физиономия чёрная, в пятнах, чёрт знает, на кого похожа.  У нас в последнее время стоит ясная, солнечная погода с сильным ветром, и очень холодно. От солнца спасают тёмные очки, под ними не загорело, а вокруг чернота. Снимешь их – натуральная “очковая” змея. В октябре месяце приходится мазаться кремом от загара.
В ноябре зять Лёша с Катей уезжают в Москву и Питер, туда приедет его мама с Урала и моя сестра Марина, я маме посылку передаю. Полина вся в трансе, ей с Ташкента не выбраться, а обо мне и говорить нечего.
Пиши, где ты там потерялся?

30.10.08. Ирине Седых.
          Я получил твоё письмо с рассказом Натальи Анатольевны.
Фабулы и замыслы бродят по свету. Как мне говорит Лиза: «Юра, пиши и отсылай, иначе опередят».
Эмоций в этом экшен-тексте хоть отбавляй. Так сейчас сочиняют, особенно в Интернете. Совпало и по настроению, и по жизненным коллизиям. Интересно читать.
Другой разговор, что это – не рассказ, но, может быть, она (автор) и не претендует на это? Не знаю. В человеке (Н.А.) есть способность к написанию, а это уже много. Так сейчас изъясняются. Их право. Я не пишу рублеными предложениями, пытаясь скрыть недостаточное знание русского языка и возможности построения суждений. Эти короткие строчки, как дятлов стук. И потом – почему от мужского имени?
         “Я был  с тобой больше года”, - пишет автор и изумляется вместе с героем(?).
А я не был с тобой, Ирина, больше сорока лет.
“-Я вспоминаю её каждый день”, - грустно ответил я.
И запутался уже, где ставить кавычки, чтобы выделить цитату, или высказывание.   Своё?!
Есть хорошие моменты и в такой прозе. Но это не классический рассказ. Возьми И.А.Бунина (абстрагируясь от того, который написал “Окаянные дни”). Рассказ “Солнечный удар”. Семь страниц, но…  Недаром знаменитый Н.Михалков всё мечтает поставить по этому рассказу фильм. А рассказы Юрия Казакова!? И кругом русские тексты. Плотные и крепкие смыслом. И русскими словами. Что касается краткости текста и насыщенности сюжета, то здесь переплюнуть Эдгара По и его рассказ «Овальный портрет» (2 страницы), вряд ли кому удастся. Правда, его, этот рассказ, трудно найти. В советские издания он практически не включён. У меня он появился в сборнике «Искусство и художник в зарубежной новелле XIX века», изд-во Ленинградского университета 1985г. Там много, кто есть. Германия – 4 автора, Франция - 13 авторов, Италия - 3 автора, Дания - 1 автор, Англия - 4 автора, США - 6 авторов. Американцев расшифрую: Ирвинг, Готорн, По, Мелвилл, Джеймс, Твен. Удивительный по разнообразию стилей, сюжетов, языку и прочему – сборник. Это вам не интернетовские тексты.
Более всего меня в подобных «Загадке» откровениях-текстах беспокоит  компилятивность стиля изложения. Надёргано из Эрнеста Х., Эдгара По, Натанаэла Уэста, из Замятина «Мы», даже Антуана де Сент Экзюпери и прочих. Может быть, я и не прав. И надо подходить не с литературной стороны, а с эмоциональной. Тогда и обозначьте, госпожа автор, свои притязания. Это бабский суррогат или проза? Или белый стих (стих белых…)? Не судья я никому.  А эту Наталью Анатольевну я бы ещё почитал.
Завтра плюну на всё, отгружу продукцию и в баню! С утра и надолго. Пару веников измочалю, приду домой, улягусь на диван и буду раскручивать задумки своих рассказов.  Если не усну после обязательного пива. Классик хренов!
В “Vegas-RU” отослал некоторые материалы. К сожалению, не видел, не читал, не знаю их профиля и формата. Так, наобум. Но спасибо тебе, продюсёрша  узбекско-российская.       Ю.

          01.11.08.
Вот и сходил в баньку с Мишей. 4 часа изнемогал себя вениками. Пятнами весь пошёл. Так хорошо, с таким удовольствием и спокойствием спал потом!.. Будто никаких проблем в моей жизни.
Но всё равно проснулся в 2 часа ночи и смотрел по телевидению (русское кино) фильм по рассказу Вампилова «Прошлым летом в Чулимске». Один Родион Нахапетов чего стоит, но он давно уже где-то рядом с вами, в Америке.
У вас своя кинематография. Вас ждёт (или уже состоялось) получасовое выступление Барака Обамы. Я слушал его спич в Берлине, после этого и заменил две первых буквы в имени… “Элементы сумасшествия в американской политической жизни присутствуют давно…” – это из наших передач телевизионных.
Бог с вами и с вашими вторниками.
Ты- то у меня одна.
К 75-летию нашей областной писательской организации выходит альманах прозы, говорят, что мой рассказ туда поместят. Я его тебе посылал. Это – декабрь.  Роман попросили в журнал “Север”, читают. Вся проблема в объёме. Переварят или нет? Раньше на три номера растягивали.

Дома? А есть ли он, дом?

Набрал текст, а отправить не смог. Опоздал, извини, но ничего поделать не мог.

Пришёл домой, а тут истерика. И во всём, оказывается, виноват я.   Ю.
         
          07.11.08. Ирине от Юрия.
Сижу, пишу письмо, за спиной идёт фильм, где рефреном: «Не уходи, побудь со мною…» Романс старинный, русский, Н.Зубова, а музыка будто Свиридова.

Дома всё хуже. Но это не должно тебя касаться.

А у вас праздник штата Иллинойс? И откуда данный чёрный груздь выискался? Давно я подозревал, что этим кончится. Хотя, такая ситуация даже интересна. Главное, чтобы на ваши ПРО мы не выставляли в Венесуэле или, как раньше, на Кубе, свои системы с ракетами “Искандер”, против которых пока нет противодействия.

“… не уходи, не уходи”. Духовой оркестр, как в парке, в детстве. А где родилась ты? В каком родильном доме? Может быть, рядышком полёживали? Хотя, ты ж меня старше. Когда я родился, ты уже, наверное, пыталась голову держать. Гордо.

“…тебя я страстью огневою…” – рефрен идёт.

Я тут намедни стихи тебе посылал: «Уехал…», в частности.
Теперь довесок оптимистический.

Определил я месяц,
Только год утаян,
И сколько лестниц
Преодолеть – не знаю.

У А.П.Чехова, в «Иванове»: “… человек не хозяин своим чувствам…”
С каким удовольствием я перечитываю сейчас классику.
Да и тебя тоже. Все твои письма.
Ну да ладно. Смотрю торжества в Чикаго. Думаю: “Вдруг тебя увижу?” Узнаю ли? Хотя там на праздниках одни… как там они у вас называются политкорректно? Степень узбекского загара у тебя не та. Забавно всё. Я не скинхед, но что-то в этой ситуации фантасмагорично. А ведь ещё голосование “выборщиков”. Они возьмут, да поменяют своё мнение. Вот будет облом!
“Хотя я и невежда в слове, но не в познании. Впрочем мы во всём совершенно известны вам” («2-е Коринфянам 11.6).
Читаю Библию, удивляюсь и изумляюсь. Такие есть строки! Ну, например:
“От великой скорби и стеснённого сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам” (там же 2.4.)
Вот такие нынче стали коммунисты.

Позавчера встретил Колю Захарова. Он иногда перезванивается с матерью Валеры Она (если по старости чего-то не напутала) сообщила, что Валера в этом только – 2008 году – приезжал в наш город два раза. Коля поразился: «И ни разу не позвонил!» А я не удивился.

Эпистолярный наш роман затягивается. Это судьба, жизнь, существование. Уже не представишь – могло ли быть по-другому.
Айрин, Ирина Брониславовна,  Ира, Ириша…
Вот такой лингвистический временной ряд, только задом наперёд.

Ты прости меня за бесполезную откровенность. Язык старомоден, стиль – тем более. Так сейчас не ведут разговор и не живут.
          Дома всё по-прежнему. Поганее некуда.     Ю.

12.11.08.
Ира, я всё размышляю, как нашу переписку превратить в действительную жизнь? И не смог ничего изобрести, кроме фантазии на тему, что нам не по 60-т лет, а хотя бы по 40. Представляешь, какое у нас поле деятельности впереди?! Родить можно. Главное, зубы целы. И не надо ходить к дантисту. Даже по блату.

Не пишется. Задумано много, а не пишется…  Ю.

И50 13.11.08.
Ты позвонил и посоветовал почистить почтовый ящик, предположил, что он перегружен, а потому я не получаю письма. Может быть, но я постоянно его очищаю. Только твои письма стирать боязно, хотя они и есть на флэшке.
А по рассказу Н.А. – я всё воспринимаю, как простой читатель, не анализирую на чей стиль похоже или с кого списано, просто понравилось и всё. Моё филологическое образование никому здесь не нужно, тем более в мои годы. Под настроение попало или в“тему”. В инете многие пишут свои стихи, прозу, выплёскивают эмоции, настроение. Кому-то нравится, кому-то нет, дело не в этом, главное выговориться. Я поищу, наверное, ещё что-то найду этой мадам.
Ну, а баня – это прекрасно, когда-то тоже увлекалась, сейчас не могу. Раньше с девчонками ездили каждую неделю, был ритуал: мазались разными “бяками” (всё хотелось  выглядеть лучше), потом за нами приезжал муж одной из приятельниц и развозил по домам. Было время!
Твой оптимистический довесок к стихотворению – уже лучше, а вообще мне не нравится твоё настроение.
На торжествах в Чикаго мы не были и наши голосовали не за Обаму, сколько знакомых вокруг – против. Но тут политика, куда нам!
Хоть ты и пишешь, что меня многое не должно касаться, всё же пиши. Душа болит за тебя. А Лизе твоей не перестаю удивляться.

          14.11.08. Ирине.
          Отослал письмо. Вроде,  и помолчать. Но бродил по бульвару и стихи…
               
Ноябрь

Последний дождь в преддверии зимы.
А дальше снег и стужа, и метели…
Хотя б чуть-чуть у осени взаймы:
Закончить, что мы летом не успели.

Весь красной ягодой засыпан мой бульвар.
Какой? Не знаю – не романтик, не ботаник.
Соединять слова – вот даденный мне дар -
Корпеть над каждым, вышлифовывая грани.

Последний месяц осени – ноябрь.
С ветрами стылыми и мерзкою погодой…
Так примитивно зарифмованный “декабрь”,
Обозначающий конец непрожитого года.
         А он не зря прошёл.
Над “И” вдруг появились точки.
Не потеряв, нашёл,
Хотя бы эти строчки.               

Сон   

Я приснился не вдруг.
Ты боялась проснуться.
Этот сон, как испуг,
Жизнь, куда не вернуться.
Так устало лежал
И дышал еле-еле.
Знала: очень устал.
Свечи млели и тлели.
Над моим изголовьем
Сколько дней им гореть?
Позабытой любовью
Попыталась согреть.
………………………
         Уже утро и сине,
Гогот диких гусей.
Иллинойс – не Россия,
Мы не все в этом сне.               
         
          Ты ж сама говорила, что тебе нравятся мои стихи. Хотя я – прозаик.  Ю.

15.11.08.
Получил письмо и рассказы Н.А., пропущенные через твою, Айрин, душу. Иначе не читать бы мне их никогда. Это проза другая. Я так писать не могу, не позволяют. Не в ЮАР живу. А в тесном городе, где все друг друга знают.
Что сказать? Ели бы моя воля, то и роман мой оказался более откровенен. Но на утренних “оперативках”, после ночных чтений очередной главы, Лиза смотрела на меня с такой мольбой, что поневоле текст сокращался. А так нельзя (литература и жизнь?).
Рассказы Натальи – это до времени запрятанные внутри аффекты. Истории очень искренние и талантливо обозначенные в инете. Бальзак писал: “Право, не знаю, почему я так долго таил про себя эту историю, которую сейчас изложу вам, - она входит в число диковинных рассказов, хранящихся в том мешке, откуда причуды памяти извлекают их, словно лотерейные номера; у меня ещё много таких рассказов, столь же необычных, как этот, столь же тщательно запрятанных; вы верьте мне – их черёд тоже настанет” (Бальзак, собр. сочинений,  т.7, М., 1959г. стр.342). Но хотелось, чтобы сама метода изложения в диапазоне “между переживанием и воссозданием” соблюдала основные литературные законы.
Конечно, особая трудность творческого процесса у лирика в том, что лирический замысел начинает иногда формироваться в виде безотчётных влечений к творчеству. И тогда оно представляет собой  стенограмму душевных переживаний (курсив – цитата из любимых мною лекций А.Г.Цейтлина).
Такие рассказы и есть стенограмма. Наверное, она имеет право на жизнь в форме очень современной прозы.

-А рукопись? – спросила Ирина.
Но до отхода поезда оставалось тридцать минут.

Я просто напоминаю о себе и своём писательстве. Внаглую.

Лиза   корит  меня,  что я  не   перепиской  занимаюсь,  а  провоцирую  тебя,  Ира – минувшую – на откровенность ради будущих своих опусов. «А это уже подлость!» - отвернувшись в окно, говорит она.
Ириша, подумай, может быть, моя святая жена права? И прекратишь ты все личные откровения? У Н.А. одни тексты, у нас другие. Но в наших, мне кажется, глубины больше. Глубины подводной и скрытной – не бурунов от перископов, выставленных для балды наружу.

Ира, ты умный человек. В дни, когда мне стало уже совершенно не по себе, ты вдруг нашлась. Стало легче. Господь-то есть, и для меня тоже, коммуниста махрового.
Лиза трети не читала, что я писал тебе, тем более вещал по телефону. Но чует и мудро помалкивает.

19.11.08.
Что же ты прислала?
Эти кофыринские записи – хренотень полная. Размышления сексуально озабоченного москвича.
Родная моя, разве к этим запискам я подвигал нас, общаясь с тобою?!
Обиделась. Понимаю. Прочитала между строк – то же понятно. Но Кофырин тут при чём? Трахальщик-теоретик.
Ира, милая моя женщина. Нам никогда уже не быть вместе так, как хотелось бы. Я снюсь тебе, ты – мне. На этом всё и заканчивается.
Встаёшь утром, пьёшь кофе, и не веришь, что это был сон.
Спасибо Господу, что он даёт возможность сниться друг другу.
Стихи ещё. Плохие. Наверное. Дилетантство. А пишется.
Ты думаешь, я не мечтаю быть с тобой? Грежу. Только что от этого изменится?
Разобиделась…
А зря.
Ирина Брониславовна, не присылай ты мне больше этих заумных рефератов про секс. Мы кое-что можем, но не по переписке.
 Из современных газет я регулярно читаю: “Литературную Газету” и  “Литературную Россию”, - всё остальное – отстой.
Что с тобой случилось-то, родная, что ты заменила Н.А. – кофыриным? Или я запутал тебя своей откровенностью?
Да разве имею я право именовать тебя “родная”?  Откроешь опцию “синонимы” в компьютере, а там: родственница, дорогая, милая, драгоценная, ненаглядная, желанная.
И Кофырин со своими исследованиями.  Ленин любил Инессу. И что? А я всю жизнь любил Лизу и тебя, Ира. Сорок лет искал. И что?!!!
Кофыриным этого не понять, впрочем,  и Мрачному тоже.
Перечитай мои письма тебе. Если будет время и желание. А если ещё и те, написанные в 1965-66 годах.
«Закрытый показ» Гордона и фильм про Ландау я смотрел. Человек 59 дней лежит в больнице, а жена Кора даже не появилась. Сын – вообще до сих пор не адекватный. Что с них взять? Материал для кофыриных и малаховых.    Ю.

И51. 20.11.08.
Привет, Юра.
Что тебе сказать? Думаю, Лиза права, пора заканчивать наш виртуальный роман. Сколько там моих писем – 50? Наверное,  достаточно. Я не писатель. Старалась писать искренние, эмоциональные письма. Уж как могла. Можешь использовать, я в претензиях не буду.
В декабре будет 9 месяцев с нашей “встречи”. Как раз время разродиться, я уже стара для этого, а тебе в самый раз.
Большое спасибо Лизе за её долготерпение, ну, что не сделаешь для любимого мужа. Я бы, наверное, не смогла, правда и мужа-писателя у меня не было. Если она tаким образом “переносит” каждую твою музу, то ей не позавидуешь.
А тебе большое спасибо за письма, за стихи и прозу жизни. Не каждая женщина в моём возрасте может похвастаться этим. Быть “музой” на шестом десятке лет всё равно приятно. Письма сохраню для потомков, да и сама время от времени буду перечитывать. Я уже достаточно “взрослая девочка”, хорошо разбираюсь в людях и жизни. Никаких иллюзий никогда не питала.
Привет от меня Лизе. И спасибо ей за всё.
Мне один знакомый прислал фотографии твоего города, сегодня, кстати, с утра. Сидела, рассматривала, вспоминала. Что-то узнаю. Есть и наша школа, твой любимый бульвар, в каком-то из домов ты живёшь и пишешь (писал) мне письма… Столько лет прошло. Ещё одна память о моей юности.
Всё. Пока. “Нечаянная радость” моя.
А зубы, кстати, мы лечим не по блату, у нас медстраховки. Всё на законном основании. Irina.

*          *           *

“Вот и всё”, - понял я.  Дальше шли разрывы, невнятные фразы, обычные для пьяных мужчин.