Юбилейное воспоминание

Николай Григоров
Юбилейное воспоминание

    Отмечался юбилей одного из сотрудников кафедры. Уже отзвучали обязательные юбилейные речи, после которых юбиляр предстает самым умным, самым талантливым, отзывчивым и так далее. Все находились уже в том состоянии, когда ощущается некоторая расслабленность и тянет на воспоминания. В разных частях стола образовались компании, в которых шли кулуарные разговоры.
  – А вы помните профессора Миркина? – спросил один из сотрудников. – Вот кто был настоящий ученый!
  – Миркина Бориса Марковича?  - отозвался другой. – Ну еще бы, он был заведующим нашей кафедрой. Но должен сказать, работать с ним было тяжело!
  – Да, верно! – подтвердил третий. – Вот уж кто обладал редким талантом приобретать врагов там, где их никогда не было!
  – И все-таки нельзя забывать его исследований, – возразил первый. – Чего стоит только одно исследование скин-эффекта в проводниках!
  – Да, конечно! – все согласились с ним. 
  – А  вот за границу он так и не съездил, – заметил второй из собеседников. – Очень хотел, но не выпускали его. Не те времена были.
  – Теперь бы это было просто, - сказал первый из сотрудников. – А тогда… Пятый пункт его анкеты мешал!
  – Вы говорите, его не выпускали? – вмешался в разговор Иван Михайлович Жучков. Он был уже пенсионером, приглашенным юбиляром на праздник. – Нет, однажды у него была реальная возможность съездить за границу, и не куда-нибудь, а в Кембриджский Университет!  Если хотите, я могу рассказать вам эту историю, которая как нельзя лучше характеризует Миркина, о котором мы сейчас заговорили.
    Все охотно согласились, и Иван Михайлович начал рассказ.

    Это было во времена хрущевской оттепели. Если вы помните, я тогда был деканом факультета. Хорошо помню слова нашего ректора о том, что теперь поездки за границу вовсе не нужно воспринимать, как что-то особенное. Это, мол, становится обычной практикой.
    Слова словами, а выехать за границу, особенно в капстраны, было непросто. Нужна была характеристика, утвержденная администрацией, парткомом института и профсоюзным комитетом. Затем командировка утверждалась на уровне района и на уровне города. Мороки было много.
   И вдруг в ректорат пришло письмо из министерства, где нам предлагалось рассмотреть возможность месячной командировки в Кембриджский Университет ведущих ученых для чтения курса лекций и пропаганды советской науки. Назывались кандидатуры Миркина, Аркадия Кропоткина, который тогда был еще кандидатом наук, и моя скромная персона.
   Было совершенно ясно, что всех троих послать невозможно. Можно было послать одного, максимум двух человек. И вот партком должен был сделать выбор. У каждого из кандидатов имелись свои достоинства, но были и изъяны. Как вы знаете, Кропоткин и я говорим по-английски достаточно хорошо. Миркин же английским языком не владел . Вообще говоря, это не было серьезным препятствием. Чтение лекций с переводчиком было обычной практикой в таких случаях, но на бытовом уровне знать язык страны, в которой ты собираешься работать целый месяц, было очень желательно.
   Миркин сразу это понял, и решил действовать привычным для него методом – нейтрализовать конкурентов. Это было тем легче для него, что он сам был членом парткома.
   И вот идет заседание. Секретарь парткома объявляет суть вопроса и начинается обсуждение кандидатур. Первым обсуждают Кропоткина. Зачитывают характеристику – способный исследователь, и так далее. Но тут Миркин просит слова.
  – Аркадий Николаевич, конечно, перспективный работник, –  говорит он, –  но вот именно перспективный! Все-таки, согласитесь, кандидат наук это не тот уровень, который должен представлять нашу страну за рубежом. Я знаю, он сейчас занимается очень интересной темой, несет большую преподавательскую нагрузку. Не будем прерывать его работу такой серьезной командировкой. Ведь будут еще возможности. Я предлагаю отложить его кандидатуру.
    Партком соглашается. Кандидатура Кропоткина не проходит, обсуждают меня. И снова Миркин берет слово.
  – Иван Михайлович наш декан, – говорит он. – Ну как мы можем оставить факультет без руководителя? Тем более, скоро сессия, будет очень много работы. Нет, нельзя Ивану Михайловичу сейчас уезжать!
   Что говорить, довод серьёзный. Учебная работа прежде всего. Моя кандидатура не проходит. Остаётся последняя – кандидатура Миркина. Со скромной улыбкой на лице он поднимается, уверенный в успехе. И вдруг наш ректор подает голос.
  – Нет, – говорит он, – кандидатуру Бориса Марковича рассматривать нельзя.   
  – Почему? – вопрос секретаря парткома.
  – А вот у меня на руках письмо из министерства, – отвечал ректор. – Вот выдержка: «Б.М. Миркина командировать только вместе с И.М. Жучковым или А.Н. Кропоткиным, для обеспечения помощи в переводе на английский язык». Кандидатуры Кропоткина и Жучкова не прошли. Значит, никого послать мы не можем.
   Улыбка сошла с лица Миркина, уступив место растерянному недоумению.
  – Так почему же никто не знал этого до заседания? – вырвалось у него восклицание.
  – Потому что я не хотел, чтобы это влияло на обсуждение, – ответил ректор. – Мы обсудили, приняли решение. Вопрос закрыт.
   Вот так, дорогие мои, Миркин вырыл сам себе яму! – закончил Иван Михайлович свой рассказ.

  – Но, Иван Михайлович! – воскликнул один из пораженных слушателей. – Ведь тогда получается, что вообще никто не поехал. Значит, пострадал не только Миркин, но и престиж нашей страны!
  – Ну, насчет престижа страны я так не думаю, – сказал Жучков. – Вероятно, послали кого-то из другого вуза. Но Миркин упустил случай. Как оказалось, навсегда. Оттепель скоро кончилась, и больше его не выпускали. А до теперешних времен он, увы, не дожил.

Н. Григоров, август 2017г.