…Сначала усилилась жажда денег, затем – власти; все это было как бы главной пищей для всяческих зол. Ибо алчность уничтожила верность слову, порядочность и другие добрые качества; вместо них она научила людей быть гордыми, жестокими, продажными во всем и пренебрегать богами.
Честолюбие побудило многих быть лживыми, держать одно затаенным в сердце, другое – на языке готовым к услугам, оценивать дружбу и вражду не по их сути, а по их выгоде и быть добрыми не столько в мыслях, сколько притворно. Вначале это усиливалось постепенно, иногда каралось, когда людей поразила зараза, подобная мору…
Алчности свойственна любовь к деньгам, которых не пожелал бы ни один мудрый; они, словно пропитанные злыми ядами, изнеживают тело и душу мужа; алчность всегда безгранична, ненасытна и не уменьшается ни при изобилии, ни при скудости.
Гай Саллюстий Крипс (86-35 до н.э.)
Сон разума – порождает чудовищ.
Франсиско Гойя (1746-1828)
Есть все основания предполагать, что события, приведенные в финальной части романа, могут иметь место на планете Земля в грядущие 100 - 150 лет.
Прогноз автора
Приказ о новом назначении прозвучал для меня звоном погребальных колоколов. Он означал конец карьеры астронавта. Впрочем, к черту карьеру! Она для меня практически ничего не значит. По крайней мере, на данном этапе моего жизненного пути. Я люблю свою работу и готов сидеть в рубке космолета до самой пенсии. Пусть, даже младшим офицером. Какого черта, они меня списали!? Возрастной фактор? Чепуха! В моем возрасте я еще не успел даже обзавестись семьей…
Претензии к профессиональной подготовке? Смешно! Четыре года безаварийных полетов! Я имел полное право поминать черта во всех его ипостасях.
Кадровик сурово и напряженно, с каменным лицом, не мигая, глядел на меня. Ждал ответной реакции. Какой? Самой естественной: упреков, вопросов, взрыва негодования, наконец. Он что, осел или псих? Стоит мне только открыть рот, как последует сакраментальное: вы что, считаете себя лучше других? Почему там должен служить кто-то другой, а не вы? У нас любая работа в почете, мы вам доверяем, а вы… Универсальная формула чиновника на все случаи жизни. Чем крыть? Почему кто-то, но не ты? Чем ты лучше? Начни спорить, доказывать, убеждать, возмущаться – оборвет, обзовет эгоистом, саботажником, политическим диверсантом и еще черте кем.
Сжав челюсти, я молча сверлил глазами кадровика. Грызи, жуй и переваривай свои наставления, нотации в собственном желудке, чтоб язву тебе заработать, бюрократ проклятый! Мне ли не знать! В стране, где все, от сапожника до генерала – солдаты, приказы не обсуждаются. Чего уставился? Давай копию приказа, распишусь и, чтоб глаза мои век тебя не видели!
- При первой возможности мы вас заменим,- устав ждать проявления моих эмоций, сказал кадровик. – Даю слово.
Реквием отзвучал. Заменим… Черти тебя б съели, крыса канцелярская! Сунули в дыру года на три миниморум… Через три года меня в космолет, если только на экскурсию пустят! В жизненном вихре радостей и невзгод мой лотерейный билет оказался несостоятельным. На него выпала дыра! За что меня все-таки турнули? Оставалось лишь строить догадки. К чему? Иногда от знания правды люди голову в петлю суют. Пропади оно все пропадом!
Впервые за всю свою сознательную жизнь я находился на борту космолета в качестве пассажира. Дурак дураком, никому не нужный балласт. Подмывало зайти к астронавтам в рубку, излить душу, попрощаться с товарищами, с техникой… Экипаж мне давно знаком, ребята не откажут. К сердцу подкатывало предчувствие, что в командирской рубке мне больше не бывать. Хорошо вовремя сообразил, что это грозит коллегам крупными неприятностями. Не стоит искушать судьбу. Среди членов экипажа всегда присутствует стукач, дятел. Иначе ни один рейс не состоится. Надо быть круглым идиотом, чтобы не знать столь явно прописной истины.
Мысли мои стали вертеться вокруг дятлов. Астронавты знают их всех наперечет. Чужака по профессии нюхом распознаешь за версту. Однако виду никто не показывает. Своеобразные игры в поддавки. Лучше иметь своего постоянного дятла с полной гарантией душевного покоя, чем каждый раз получать на смену нового кота в мешке. Поэтому своих дятлов старались оберегать от возможных служебных конфликтов: подкидывали информацию, от которой и волки были сыты, и овцы целы. Между пилотами и дятлами, таким способом, устанавливалось джентльменское соглашение. Обе заинтересованные стороны старались придерживаться друг друга. Дипломатия экстра класса. За четыре года полетов у меня было два дятла. Умные ребята, что скажем прямо, большая редкость для такого сорта птиц. Пакостей, даже мелких, старались не делать. Впрочем, кто их знает. Мы оставляли их на промежуточных станциях для пересадки к трассовикам. В дальнюю разведку дятлов, к счастью, не берут по причине очень высоких требований к профессиональной подготовке. За что меня все-таки скинули за борт?
Смутно я догадывался. На какую-либо, приближенную к истине причину, ни намека. Как будто все сложилось само собой. Увы, сработал закон джунглей. Где-то на стороне, кому-то понадобилось мое место. При таком исходе молись, Андрей! Не забудь по прибытию поставить Георгию свечку. За то, что счастливо отделался. Вместо нового назначения ничего не стоило загреметь за колючую проволоку. Такие штучки они откалывают не крестясь. Сами от себя в свое же учреждение пишут доносик и, клиент созрел. Влип ты, Андрей! Сиди и не рыпайся. Учтут хорошее поведение, сменят раньше миниморума. Обещал ведь тот пес-барбос из кадров. Я бы ему тоже пообещал… Зря не помучил барбоса. Мог ведь посадить деликатным местом на горячую сковородку! Пусть бы повертелся, поплясал, подавился своим казенным враньем!
Я попытался сосредоточить внимание на своих безрадостных перспективах. Мне предстояло служить оператором на станции транзитного обслуживания типа Авангард. Станция находится, примерно, на полпути космической трассы Земля-Марс. Мой космолет несколько раз пришвартовывался к этой станции. Что-то вроде огромного велосипедного колеса. Такой она, по крайней мере, представляется из космоса. Внутрь не заходил. Астронавтов туда не пускают, только уполномоченных по спецпропускам. Теперь мне предстоит проникнуть в святая святых. Что ж, покорно благодарю за доверие.
Функции станции ограничены, но очень важны для обеспечения космических полетов: дозаправка и, по необходимости, ремонт. Научные исследования, насколько мне известно, не ведутся. Все технические процессы полностью автоматизированы. Что там делать оператору? Подметать пол в кубрике и принимать все меры к тому, чтобы не сойти с ума. Это не преувеличение. Ходят слухи, что на станции иногда происходят странные загадочные вещи. Не зря отработанным операторам дают медаль и сразу отправляют на пенсию. Знай, что так сложатся обстоятельства, навестил бы кого-нибудь из них.
Авангард был смонтирован из модулей лет пятьдесят назад в период, который в шутку называли «перестройкой». Исторически это был период, когда миром распоряжалась мафия. Совершив колоссальный скачок в области науки и техники, мафия колонизировала Луну и, вслед за ней, Марс. Золотой, говорят, был век. Однако, со временем, вожди мафии перегрызлись между собой, социальные противоречия достигли крайнего предела. Экономика, соответственно, пришла в упадок, появились безработица, нищета, голод. В этой неразберихе Старик грамотно уловил своеобразие момента и создал свою партию. Партия вовлекла народы во всемирную гражданскую войну, в ходе которой мафия была сокрушена и обезглавлена. Часть коррумпированных структур эвакуировалась на Марс. Сейчас там, у них власть захватил Фюрер. Население Луны поспешило приобрести статус нейтральной колонии. На Земле установилась власть Идеи, кроме небольшой территории, которая объявила себя дружественной республикой. Несмотря на политические передряги, станцию ухитрились несколько раз модифицировать. Сейчас это относительно современный космический комплекс. Во времена «перестройки» станцию обслуживали два оператора, как правило, муж и жена. На мой взгляд, достаточно остроумное решение кадровой проблемы. Когда политическое противостояние стабилизировалось, положение изменилось. Станцию по-прежнему обслуживают два оператора, но в новом качестве: представитель Земли борется за свои интересы, представитель Марса отстаивает свои. Хотя «борется» и «отстаивает» звучит слишком громко. Функции каждого оператора имеют мало общего с нормальной практической работой. Они, скорее, гипотетичны: обеспечить безопасность обслуживания своей техники и предотвратить попытку диверсии со стороны противника.
И то, и другое я, даже не подвергая сомнениям, решительно отверг. Маразматический бред. Шпионские игры для детей дошкольного возраста. Дозаправку и ремонт космолетов экипажи осуществляют своими силами. Оператор не имеет возможности общаться с экипажем физически. Вся связь – радио и показания приборов о наличии в танкерах горючего. Ну, а если ультрасовременный шпион проникнет на станцию под видом уполномоченного и предъявит охранной системе спецпропуск? Такой трюк исключается. Охранная система многократно дублируется и периодически обновляет биологические каталоги электронных двойников, по которым идентифицируется личность вплоть до пломбы на зубе. Каким образом я могу обеспечить безопасность обслуживания нашей техники? Ага, есть инструкции… Что сказал бы автор этих инструкций, если бы я сравнил его с ежом, который поучает курицу, как надо нести яйца?
Диверсия – еще более крутая чушь. Никакой логики. Станция нужна и Земле, и Марсу в равной степени. Кто рискнет громить ее почем зря? Чтобы потом в течение двадцати лет строить такую же? Вариант захвата станции противником, в принципе, возможен, но как раз об этом в инструкциях ни гу-гу! Хвала нашим спецам. Решают задачу, как приспособить слона колоть орехи.
Интересно, что сделал бы особист, узнай мои крамольные мысли? Ему лучше застрелиться. Так старательно учил меня бдительности и сам при этом «бдил», устраивая мне «остроумные» ловушки и провокации. Сомневался, несчастный, в моей лояльности принципам Идеи. Неужели попался такой тупарь, который не знает системы подготовки астронавтов? Тестовые пробы и решение проблемных ситуаций повышенной сложности – для астронавтов легкая разминка перед завтраком. Он только подумал, а я уже знаю его намерения. Любой астронавт в мыслях и действии опередит самого проворного опера миниморум на минуту. Как добросовестно вливал в меня лошадиными дозами методы оценки обстановки, работы с шифрами, умение читать эмоции на лице противника. Словно давал с ложечки касторку больному ребенку. Кретин толстомордый. Так и не понял, что я элементарно разыгрывал перед ним безнадежного тупицу.
В политику я глубоко не вникаю. Считаю достаточным то, что принципы Идеи поддерживаю осознанно, как говорят, душой и сердцем. Это самое приемлемое из всего, что было и есть. Фюрер, без тени сомнения, законченная сволочь. Подстать ему и паства. Мафия никогда интеллектом не блистала. Брала наглостью и беспредельной жестокостью. Но, отдать ей должное, умела заставить служить себе лучшие умы. Пример тому, эта станция. А что Хозяин? Хозяин прав, а потому решительно вырубает корни заразы, которая столько лет душила человечест-
во. В одном я безоговорочно готов признать правоту особиста: мне предстоит иметь дело с врагом. Сменю своего предшественника и окажусь на тропе войны один на один с противником. Вот почему вариант захвата станции представляется мне наиболее вероятным.
Высадка десанта с борта чужого космолета во время стыковки вполне возможна, но это им ничего не даст. Мощную броню дверей и блокировок в условиях космоса не одолеть, Остается мой визави. Интересно, как он выглядит? Такой информацией меня не снабдили, а это, пожалуй, самое важное из всего, чем меня пытались напичкать.
Расстелив на полу каюты схему станции, я стал изучать лабиринты шлюзовых и камерных переходов. Нет, ему меня не взять, будь он сам сатана. Отсеки перегорожены броней, у каждого персональный шифр. Единственное… Да, время от времени нам придется общаться по служебным вопросам. Вот это слабое место в нашей обороне.
Я попытался мысленно нарисовать портрет моего визави, он же – представитель Марса, посланник Фюрера. Странно… Что именно? Весьма странно… То, что я не имею представления о внешности будущего противника оправданно, но…
Что-то не складывалось и это меня смущало. Что? Наконец, я понял. Почему я не знаю, как выглядит тот, кого мне предстоит сменить? Хотя бы в это наши самовлюбленные конспираторы могли меня посвятить?
Легкомыслие особистов невольно пробудило во мне нездоровую настороженность. Знакомое чувство. Оно заслоняет все, когда делаешь первый шаг, ступая ногой на далекую чужую планету. Повсюду мерещится опасность, страх выжимает из тела холодный пот. Инстинкт самосохранения блокирует разум. Человек становится первобытным зверем, рука непроизвольно тянется к оружию… Почему они не показали мне хотя бы фотографию моего коллеги? Или словесный портрет, особые приметы, хотя бы что-нибудь?
Начало игры мне явно не нравилось. Попахивало замаскированным скрытым подвохом. Они умышленно морочили мне голову всякой ерундой! Меня просто подставили!
Волевым усилием я подавил эмоции, но полного равновесия духа мне достичь не удалось. Вспомнилось дурное предчувствие, что не бывать более в командирской рубке. Предчувствие близкой смерти? Или зубодробительных приключений? Увы, меня в герои не готовили. Я рядовой астронавт. Все что во мне накоплено необходимо для работы. Мгновенная реакция, физическая сила, четкая работа мысли, находчивость, постоянная готовность к риску – профессиональная необходимость. Как для музыканта – абсолютный слух. Потеря или притупление хотя бы одного из перечисленных качеств означают для астронавта профессиональную непригодность. Приказ руководителя быть всегда в нужной форме – не каприз. Любишь свою работу, держи форму. Я старался, но меня отстранили. За что? Почему?!
Ответа на свой, как мне казалось, справедливый и простой вопрос я не находил. Первоначальное предположение о том, что меня попросту вышибли ради теплого места для кого-то, поколебалось. В таком случае не стоило огород городить. Организовали бы как обычную смену и все дела.
Я сложил схему и сунул в дорожную сумку. Сделал несколько манипуляций, чтобы окончательно снять нервное напряжение. На сей раз как будто, получилось. Дверь каюты плавно сдвинулась в сторону. Экипаж в полном составе на минуту пришел выразить мне свою солидарность перед долгим расставанием. Прощались по традиции, молча. Похлопали друг друга по плечам, имитируя тост, коснулись костяшками пальцев. Как обычно, ничего лишнего. Как обычно…
Желая изобразить бесшабашное веселье, я, с видом заговорщика, небрежно подмигнул дятлу. Не обижай, мол, ребят. Тот либо оскорбился, либо хотел поставить меня на место, криво усмехнулся и ни с того, ни с сего ляпнул:
- Желаю тебе на новом месте заслужить медаль «За отвагу»!
- Оставь ее себе и засунь, сам знаешь, куда! – ледяным тоном парировал я.
К несчастью, язык опередил мысль. Ведь я толком даже не успел осознать, что он хотел этим сказать. Возможно, фраза была со скрытым подтекстом. Сорвался, как глупое наивное дитя! Наверное, не оправдание, но все-таки сказалось внеплановое напряжение последних дней. Далась ему эта проклятая медаль!
Пилоты быстро ретировались, наверняка, мысленно ругая меня за неоправданную глупость. Я их не осуждал, в данный момент они никак не могли мне помочь. Ясное дело, не хотели быть свидетелями моего позора. Дятел мог тут же нацепить на меня наручники и, по прибытию на Землю, сдать органам. Единственным препятствием могло стать одно лишь обстоятельство: при этом ему пришлось бы раскрыть себя и тогда, прощай, полеты. Но игра, однако, стоила свеч. За выявленного врага народа давали орден. Морально я уже был готов к самому худшему.
Дятел несколько секунд глядел на меня в упор. В его глазах не было ни азарта, ни зловредной радости сторожевого пса, ни презрения, ни вражды. Спокойно глядел, как всякий нормальный человек. Затем хлопнул меня по плечу и коснулся костяшками пальцев моей руки. Неужели пронесло?1 Что ж, среди дятлов тоже, оказывается, иногда встречаются порядочные птицы. Спасибо Георгию! По прибытию ставлю целых две свечки.
Я облегченно вздохнул, окончательно осмелел и хотел, было спросить, кого мне предстоит менять, как он хотя бы выглядит. Дятел должен был об этом знать. Но остановился, как перед пропастью: нельзя! Подведу под монастырь человека, который только что оказал мне поистине царскую милость. Будь, что будет. На месте сам во всем разберусь.
*
Ареста Буров ждал и, как мог, готовился к нему. Тотальная слежка не оставляла никаких сомнений относительно намерений Системы. О том, что в государственной структуре существует такой орган, знали все. Главной функцией Системы – было выявление и ликвидация врагов народа. После всемирной гражданской войны, разумеется, таковые были и, возможно, немало. Однако после десяти лет строительства нового общества, врагов народа, практически, не осталось. Тем не менее, Система по-прежнему продолжала свою деятельность в том же темпе. Почему? Об этом можно было строить только слепые предположения. Может быть, отчасти, для того, чтобы оправдать свое назначение, а может быть…
Методы работы Системы были известны каждому, кто прошел спецобработку. С одной лишь оговоркой: после спецобработки никто никому не мог поведать, что это такое. Случались, правда, невольные свидетели – бывшие друзья врагов народа, знакомые, коллеги, соседи. Случались, но с наивным прилежанием делали вид, что ничего не видят, и не слышат. По святому наитию верили, что их минет чаша сия. И потому молчали в покорной рабской обреченности.
Случались, правда, и такие, которые не молчали. Упреждая события, отводили от себя удар и ставили под него других. Писали доносы, оговоры, заявления. Таких было не намного меньше, чем молчунов. Практика показала, что и первые, и вторые в очень малой степени влияли на ход событий. Механизм Системы работал невозмутимо и планомерно. И, вскоре, в свою очередь, они представали перед инквизиторами один на один, без доброго совета, без поддержки, без помощи. И тогда они начинали понимать, что это справедливая кара за их равнодушие, подлость и предательство.
Буров знал о Системе явно мало, чтобы оказать ей достойное сопротивление, но достаточно много, чтобы оценить безнадежность своего положения. Первый раз он обнаружил за собой «хвост» около года назад. Агент Системы, не скрывая намерений, вел его открыто и нагло. Демонстративно мельтешил на виду, когда Буров шел на работу и возвращался домой. Второй истуканом стоял в подъезде дома, третий суетился метрах в трех от двери блока, в котором он проживал.
Травля длилась в течение нескольких недель. Буров в душе посмеивался, хотя ему было совсем не до смеха. Он посмеивался злорадно, для разрядки, догадывался, что толкают на срыв. Знают эмоциональный характер и умышленно доводят до крайнего накала. Ждут, когда начнет петлять как заяц, чтобы пустить по следу волка. В ответ он не проявлял никакой реакции, был уверен, сейчас не возьмут. Система тоже, в известной мере, консервативна и обладает инерцией. Чтобы изменить стиль, нужно менять все программное обеспечение, а это слишком дорогое удовольствие.
Тогда Буров оказался прав: «телохранителей» неожиданно убрали. Снова последовали телефонные звонки сверху, приглашения на заседания, почетные места в президиуме… Мнимое благополучие продолжалось довольно долго, пока, в один прекрасный день, снова не появился «хвост». На сей раз, слежка велась профессионально. Маскировка соблюдалась ровно настолько, чтобы он, умелый конспиратор в прошлом, сумел обнаружить ее. Буров окончательно убедился, он обречен. Они тонко и ненавязчиво намекали ему: ты на поводке, проявляй нрав, дергайся, хватай наживку, а уж рыбак знает, когда нужно подсечь! Что оставалось делать? Буров умышленно тонко и ненавязчиво их «не замечал». Ходил по улицам, улыбался прохожим, делал покупки, посещал музеи, пил пиво. Они нервничали, им было приказано, чтобы их «видели», стали перебирать и, в конце концов, завалились, исчезли в бездонной пасти Системы за профессиональную непригодность.
Долго ли могло так продолжаться? Вряд ли. Система усталости не знала, брала на измор самых крутых. Нервы у Бурова стали сдавать. Он разгадал коварную суть метода, который применила к нему Система. Собственно, и разгадывать было нечего. В глубокой древности самой изощренной пыткой были капли воды, которые через равные промежутки времени били обреченного по темечку. В итоге, капли разрушали череп и убивали жертву. Однако такое случалось весьма редко. Люди просто сходили с ума задолго до фатального исхода. В данном случае, было нечто похожее: погоня – пауза… Погоня – пауза… Они брали во время паузы, когда человек, устав от погони, позволял себе немного расслабиться во время передышки.
Буров, как в шахматной партии, почти точно рассчитал, когда они придут. Впрочем, могло быть от этого легче? Знать когда, сидеть и ждать, подобно жертвенному барану, громкого и властного стука в дверь? Он ошибся в незначительных деталях, обошлось без громкого стука. Они открыли дверь запасным ключом и вошли в комнату. Трое, одетые в униформу сотрудников Системы. На лицах никакого выражения, как казенные сухари. В первую минуту Буров с иронией отметил, что карательные органы страны Великого Принципа не привнесли от себя ничего нового. Старые, избитые средневековые методы: темнота, страх и внезапность…
Темноту они делали, не утруждая себя муками творчества. Снимали на полчаса энергию в кварталах, где планировались аресты. Пользоваться индивидуальными источниками света строго запрещалось. Снайперы били без промаха. Вскоре нужда в снайперах отпала, страх сделал свое дело: люди научились безошибочно определять, где, когда и что происходит, сидели и дрожали в темных углах, не смея пошевелиться.
Внезапность достигалась способом, который тоже не блистал остроумием. Энергию снимали с целых кварталов, кроме блоков, где обитали запланированные жертвы. Считалось, что по этой причине, они не будут знать, что против них проводится акция. Все это, по оценке Бурова, было наивно и старомодно. Тем не менее, вступительная часть программы, или, как выражались специалисты Системы прелюдия, работала в высшей степени надежно.
Исключения делались очень редко. Прелюдия безотказно срабатывала при охоте на простых смертных, на жаргоне Системы – «баранов». Поскольку Буров занимал в социальной иерархии особое положение, к нему прелюдию решено было не применять. Не хотели привлекать излишнего внимания. Для всех Буров по-прежнему оставался личностью широко известной и популярной.
Шеф Системы персонально отвечал за проведение акции против Бурова. Он лично проинструктировал группу захвата и недвусмысленно дал понять: с Буровым вести себя осторожно и деликатно, но учитывать обстановку. Оговорка насчет обстановки таила в себе вполне реальный смысл. Бурову, в соответствии с его положением, разрешалось иметь личное оружие. Шеф особо подчеркнул, что Буров такой человек, от которого можно ожидать чего угодно.
- Но только живым!- шеф погрозил агентам пальцем, подчеркивая значимость своих слов. – Непременно живым! И, почти шепотом, словно, размышляя, вслух, добавил: - Он нужен Хозяину для большого дела…
Шеф Системы в своих опасениях отчасти был прав. К тому же по этой части имел достаточно весомый практический опыт. Буров действительно имел оружие, но применять его после недолгих размышлений отказался. Вариантов могло быть только два: самоубийство или пальба по своим преследователям. В первом случае он получал шанс избавить себя от надругательств и преследований, однако, тем самым, мог скомпрометировать Идею. Во втором, два-три уничтоженных агента – для Системы абсолютно ничего не значат.
Еще, пребывая в режиме «погони и пауз», Буров подсознательно сделал единственно правильный выбор – дать бой. Последний и решительный! Наверняка ценой жизни, но так, чтобы вся общественность, весь мир, наконец, узнали и поняли, что происходит на самом деле в стране Великого Принципа. Эта мысль удержала его от самоубийства, с этой мыслью он встретил свой арест.
Офицер профессионально, одним взглядом, мгновенно оценил обстановку. Поскольку эксцессов не предвиделось, настороженность перешла в обычную для такой ситуации развязность.
- Буров, Николай Иванович? – с подчеркнутой дикцией, раздельно провозгласил офицер, не столько спрашивая, сколько утверждая. В его глазах холодным стеклом застыло мстительное торжество. Совсем недавно он с напускной лихостью козырял Бурову, являя тем самым преданность и собачью готовность услужить. Теперь он жаждал компенсации за свое казенное вынужденное унижение.
Буров без обиняков понял, чего от него ждут. Рабской угодливости, суеты, подобострастия и просьбы разобраться по поводу ареста. Вдруг, ошибка? Увы, ошибок в таких делах они не допускали. Все планировалось заранее, и об этом знали почти все, к кому они приходили. Знали и все же вели себя именно так: суетились и, преданно заглядывая в глаза, растерянно бормотали: «Не может быть, за что, это какое-то недоразумение…» Буров подобного удовольствия доставлять им не собирался.
- Да,- подчеркнуто спокойно подтвердил он.- Вы не ошиблись. Чем могу служить, сударь?
- Какие манеры офицер брезгливо скривил губы.- В какой стране живете, Николай Иванович? Пора бы знать. Всех сударей мы еще в семнадцатом по стенке размазали! Стало быть, вы из тех, кто остался?
- Ведите себя скромнее, сударь! Кто это «мы»? По крайней мере, в семнадцатом вас еще на свете не было, когда меня знали во всех тюрьмах Комплекса. Не забывайтесь, перед вами все-таки вождь революции!
- Бывший. Увы, к счастью, бывший вождь. Сейчас вы – предатель и враг народа!
- Это еще надо доказать!
Последнюю реплику офицер не удостоил вниманием. Он на такое не реагировал. Из ста человек девяносто девять произносят то же самое. Буров спохватился и подумал, что на этот раз он допустил промашку, потерял инициативу.
- К чему пустые разговоры,- холодно заметил он. – Позвольте собрать необходимые для такого случая вещи.
Офицер хотел, было бросить очередную колкость, но, вспомнив наставления шефа, сдержался. Обстановка складывалась благоприятно и не было смысла ее обострять.
- Вещи не понадобятся, Николай Иванович,- офицер сбавил тон.- Я пришел не по поводу ареста. Вас приглашает к себе Хозяин.
- Хозяин приглашает в гости врага народа?
Офицер, сообразив, что допустил непростительный промах, предпочел промолчать. Буров внутренне сжался стальной пружиной. Значит, Хозяин. Вот уже несколько лет Хозяин преследует его, применяя тактику кнута и пряника. То признания Иуды в искренней дружбе в присутствии высших чинов государства, то публичные обвинения в предательстве и измене. Обидно до слез, но он бессилен, что-либо противопоставить. Кто кого предал? Кто в действительности предал Идею? Дело Старика? Старик умер, и Хозяин принялся стирать в порошок всех его бывших соратников. Уничтожает жестоко и беспощадно, предварительно очернив их добрые имена. Кто демонстративно избегает с ним личных контактов, несмотря на настойчивые просьбы? Кто не желает поговорить конфиденциально, выяснить, в конце концов, отношения? Стыдно, совесть мучает?
Совесть обобщить нельзя, это личное достояние каждого человека. Для Хозяина такая категория, как совесть, излишняя роскошь. Его совесть давно утонула в крови, захлебнулась стонами и криками невинно замученных жертв! Чего он добивается от него? Публичной капитуляции? Вождей может быть несколько, Хозяин – один. Беспредельно хитрый, жестокий и коварный становится Хозяином. Поздно раскаиваться и казнить себя за слепоту. Хозяин провозглашен и общепризнан. Теперь он приглашает его к себе. Приглашает ли? Конечно, нет! Сей чурбан из Системы придумал, импровизирует на ходу.
Офицер жестом руки подал команду выйти. Снова сработал профессиональный рефлекс: глаза настороженно ловили каждое движение Бурова. Один из сотрудников прошел вглубь комнаты. «Будет делать обыск,- невесело усмехнулся Буров,- Нагло и стандартно».
Двое вывели его в коридор. Свернули не направо, где был устроен эскалатор к поезду Хозяина, а прямо к выходу. «Импровизирует,- подтвердил свою догадку Буров,- Дабы избежать возможных осложнений».
- С каких это пор к Хозяину возят на машине?- с нескрываемым сарказмом спросил он.
- Хозяин на даче!- резко бросил офицер.
Система вошла в режим. Следующий этап программы – внушить мысль, что все не столь уж страшно, есть надежда, а затем внезапно оборвать ее. Цель? Так человеку психологически гораздо больнее. Резкий переход из состояния надежды в благополучный исход к обреченности неизбежно приводит к эмоциональному срыву. Буров офицеру не поверил. Он был твердо убежден, что никогда больше сюда не вернется.
Бурова определили в роскошную, по меркам Системы, камеру: кровать, тумбочка, столик, табуретка, мягкий свет. Перешагнув порог, он в недоумении остановился. В такой камере, как он знал из своего опыта, содержалось, как минимум, человек десять, а при необходимости, и того больше. Изменились условия? Игра в демократию? По слухам, которые доходили до него, Система во сто крат превзошла Комплекс в жестокости по отношению к узникам. Буров непроизвольно обернулся и вопросительно поглядел на конвоиров. Слуги системы молча пожали плечами, давая понять, что это их не касается, и закрыли тяжелую, окованную металлом, дверь. Буров покачал головой. «Что-то тут не так,- тревожно подумал он,- Провокация? Демонстрируют, одних, мол, тотчас к ногтю, а мне – привилегии? И что дальше? Одному Богу известно. Через несколько минут явятся и отведут, куда следует. А, может быть, и нет. Чертова Система!
Подойдя к кровати, Буров присел на краешек, и поймал себя на мысли, что смертельно устал. Силы на исходе, нервы измотаны до предела, от перенапряжения ломит в висках. Последние дни в ожидании ареста он практически не спал. Если только считать сном те жуткие кошмары, от которых сон превращается в пытку. Может это и есть дурной сон? Многое отдал бы, будь оно так! Явь, горькая явь. Выдавать желаемое за действительное – признак слабоумия.
Боялся ли он ареста? Разумеется, как все нормальные люди. Впрочем, не совсем так. На подпольной работе аресты воспринимались, как должное. Боялись не самого ареста, а вынужденного бездействия, выключения из борьбы. Одно дело – идти под арест с гордо поднятой головой, сознавая себя борцом за Идею, другое – чувствовать себя загнанной волками лошадью. Да, он боялся. Не ареста, позора! Бывший вождь революции, ныне – предатель и враг Идеи, которой посвятил всю свою сознательную жизнь. Нелепость? Хуже! Им нужно сломить, унизить, опорочить одного из соратников Старика, последнего теоретика Идеи, вероятного претендента на место Хозяина. Последнее и есть причина его ареста. Он мешает творить произвол. Пока, мешает.
Какими мерами они рассчитывают достичь своей цели? Пытками? В свое время он прошел и через такое. Выдержал. Вдохновляло то, что на свободе оставались товарищи…
«Стоп!- мысленно воскликнул Буров.- Вот оно! Вот что не давало мне покоя с той минуты, как переступил порог камеры! На свободе остались товарищи… Хозяин боится моих соратников, учеников! Их много, они – серьезная сила на пути черного беспредела. Буров в отчаянии схватился за голову. «Как я раньше не догадался! Одна моя ни в чем не повинная голова потянет за собой еще тысячи таких же! Ему нужна крупная организация, грандиозный процесс!»
Буров бессильно упал спиной на кровать. Будущее представлялось ему ужасным. Он уже не был столь уверен, что сможет бороться с Системой на равных. Положение казалось безвыходным. Сердце рвалось от душевного внутреннего крика, холодный пот за мгновенье выплеснулся наружу. Буров искренне пожалел, что не воспользовался оружием. Теперь поздно. Но ведь должен быть какой-то выход? Должен! Найти! Для этого необходимо собраться с силами.
Сконцентрировав волю в единый кулак, Буров заставил себя немного вздремнуть. Когда задвижка смотрового окошка щелкнула, и появилось лицо надзирателя, Буров чувствовал себя намного увереннее.
- Говорить только шепотом,- предупредил надзиратель.- Отвечать фамилию и инициалы. Фамилия?
- Буров.
- Инициалы?
- Николай Иванович.
- Я сказал, инициалы. Нужно отвечать Н.И. Инициалы?
- Н.И.
- Руки на затылок, вопросов не задавать. По команде останавливаться, повернуться лицом к стене. На выход!
Они пошли по серому безликому коридору Переходы были длинные. В конце каждого перехода горела лампочка. Зеленая – они продолжали движение, красная – Буров по команде отворачивался к стене. Все было привычно и старо, как мир. Встречный узник не должен был видеть лица другого. Система переняла у Комплекса все технические атрибуты. Какие она имеет достижения в остальном?
Наконец, они подошли к двери, обозначенной табличкой «Следователь по особо важным делам». Фамилия не указывалась.
-Стой!- приказал надзиратель и открыл дверь. «Вот он, последний и решительный!»- подумал Буров и шагнул, на миг, закрыв глаза, как в преисподнюю.
*
Хозяин дело Бурова определил в разряд особо важных. Причины для этого были основательные – дело перспективное. Настолько перспективное, что захватывало дух. Рядовой политический процесс, по ходу развития, приобретал тенденцию перерасти в кампанию гигантских масштабов. Сейчас его устраивала только кампания.
Гигантский оркестр! Хозяин был искушенным мастером закулисных интриг в борьбе за власть. Он видел себя дирижером. Последний заключительный аккорд в кампании против бывших лидеров революции он желал сыграть лично. Осталось лишь убедиться, все ли оркестранты готовы по велению дирижерской палочки исполнить каждый свою партию. Очень важный исторический момент!
Нарушить композицию потенциально мог, как полагал Хозяин, Буров. Личность неординарная, фальшивой ноты не примет. Таких теперь уж нет… И не должно быть! Исключить любой ценой. Остальное – не проблема. Система автоматически вычислит, кто больше не нужен, кто слишком много знает, кто слишком далеко зашел. Его доверенные лица, нынешние мини-вожди, натуральные «бараны»: стучатся лбами насмерть, забивая, друг дружку. Не искры, молнии высекаются! Великий Макиавелли учил: «Доверенные лица будут всячески поддерживать государя, зная, что им поставлены у власти и сильны только его дружбой и мощью!» Властвуйте и боритесь за власть до последнего вздоха. Благословляю…
Хозяин усмехнулся и закурил трубку. Неторопливым, экономным движением нажал кнопку, расположенную на столе. Вошел шеф Системы.
- Как прошла операция?- равнодушным тоном спросил Хозяин.
Шефа не удивило прохладное отношение к столь важному событию. Голосу и интонации Хозяин придавал большое значение. Лицо и голос, по его убеждению, были источниками, по которым собеседник мог догадаться о намерениях партнера. Учитывая это, Хозяин взял за правило маскировать свое истинное лицо, делая все наоборот: радость скрывал за маской суровости, угрюмое настроение – искусственным весельем, интерес – равнодушием. Те, кто окружали Хозяина, знали об этой его прихоти и умело подыгрывали. Что касается остальных – на многочисленных приемах часто попадали впросак даже известные всей стране люди. Хозяина это по-детски забавляло.
- Взяли осторожно и деликатно,- доложил шеф. Хозяин не предложил собеседнику сесть. В свою очередь, встал и начал медленно, бесшумными шагами, прохаживаться по кабинету. Потом остановился. Важные проблемы он предпочитал решать стоя. По его мнению, это должно было выглядеть демократично.
- Предлагаю операцию по разгрому Буровской банды назвать условным наименованием «Лиса». Шеф озадаченно глянул на Хозяина.
- Разрешите, уточнить. Почему. «Лиса»? Хозяин ответил мудрой полуулыбкой.
- Правильный вопрос. Почему? Не догадываешься? Хитер, как лиса.
Хозяин покривил душой. Причиной сравнения была отнюдь не лисья хитрость Бурова. Когда-то их считали друзьями. Однажды, Буров принес молодую лису и подарил ее дочери Хозяина. Дочь была в восторге. Приручила лису и ходила с ней гулять в парк. Эта лиса и сейчас где-то там бегает. Уже тогда Хозяину что-то страшно не понравилось. И вот, вдруг, неожиданно прорвалось, напомнило, вызвало злую неприязнь. Потому и «Лиса». Но это сугубо личное, глубокое, о чем никто не должен знать. Хотя, если бы только это…
- Хитер,- повторил Хозяин,- Как лиса.
- И тупорыл, как свинья!- тут же подыграл шеф.
- Свинья?- заинтересовался Хозяин.- Удачное сравнение. В итоге получается помесь лисицы и свиньи. Звучит?
- Впечатляет!
- Используй. Намекни, кому следует. Пусть возьмут на вооружение. Хозяин пристально поглядел на шефа.
- Ближе к делу. Как надумал работать с Буровым?
- Если по программе…
- Действуй без программы. Или разучился?
- Сделаем все, что только возможно.
- Сделай, будь добр. Старика, Миронова, государственный переворот и прочее ты доказать сумеешь убедительно. Но этого мало. Нужно его завербовать,- Хозяин сделал глубокомысленную паузу,- В шпионы.
Шеф незаметно, мимолетным взглядом, зафиксировал выражение лица Хозяина. Не шутит ли?
- Сложно,- робко возразил он.- Почти на всей Земле наша власть, Идея овладела массами. На кого ему шпионить? Могут возникнуть сомнения, ненужные разговоры…
- Могут,- согласился Хозяин.- Сам то, небось, сомневаешься, что Буров враг народа?
- Не сомневаюсь, убежден твердо!
- А я, вот, сомневаюсь,- слегка повысил голос Хозяин.- Значит нужно доказать. Хорошо, убедительно доказать!
- Слушаюсь!
- Ты правильно подметил, на трех четвертях земного шара установлена власть Идеи. Остались Луна и Марс. На Марсе власть захватил Фюрер. Фюрер – это война. Значит, они готовятся к войне. Вот и сделай его шпионом Фюрера.
Шеф Системы, наконец, сумел понять и по достоинству оценить задумку Хозяина. В ответ он энергично кивнул головой.
- Еще не все. Учти одну важную особенность. Бурова не трогать даже пальцем. Ни при каких обстоятельствах. Шеф сразу, буквально на глазах, скис.
- Но есть приказ. Ваш приказ о допросах с пристрастием… Согласно приказу…
- Исключить,- Хозяин пососал трубку и покровительственно поглядел на шефа.
- Не обижайся. Понимаю, лишил тебя главного козыря. Не беда, прояви смекалку, творчество. Пообещай жизнь и прочее. Кстати, что с его семьей?
- Переселили в другое место.
- Пообещай свидание, он чувствительный. Постоянно держи меня в курсе событий. Докладывай каждые сутки в три часа.
Шеф щелкнул каблуками, козырнул и направился к выходу. Хозяин проводил его пронзительным взглядом. Без ненависти, без осуждения, но и без симпатии.
***
Творцы Концио и Микандж первые признаки диссонанса обнаружили на уровне галактики. Искажения прослушивались слабо, едва уловимо. Отсюда следовало, что источник находится где-то далеко.
- Надо искать,- полувопросительно сказал напарнику Концио. Микандж в ответ утвердительно кивнул головой.
- Удачи, я на страховке.
Концио открыл в защитном поле коридор и вышел в Пространство. Теоретически источник мог находиться в любой, произвольно взятой точке галактики, однако опыт подсказывал, что в подобной ситуации наиболее вероятным источником может быть цепь планетных систем.
Фактор времени, в данном случае, роли не играл. Творцы умели переходить с одного пространственно-временного уровня на другой практически мгновенно. Навыком перехода в равной мере владели и молодые, малоопытные практиканты, и, признанные асы поиска. Переход относился к техническим операциям и не требовал особых творческих усилий.
Творчество начиналось, когда возникала необходимость осуществить поиск по самому короткому пути. Из всех творцов-искателей искусством короткого поиска в совершенстве владел Концио. Сложность такого поиска состояла в том, чтобы суметь выйти к цели, используя в защитном поле минимальное количество коридоров. Каждый раз, когда снималось защитное поле, в коридор с неистовым напором врывались силы хаоса, и творцам-спасателям приходилось прикладывать немало сил и энергии для их нейтрализации.
Микандж с предельным вниманием следил за действиями напарника. Он был уверен, что Концио сделает все возможное, но страховка – безусловное правило творцов. Поэтому контрольное патрулирование Пространства принято осуществлять парами. В случае опасности, ликвидировать прорыв стихийных сил предстоит творцу-спасателю.
Концио вышел на уровень Солнечной системы без особых осложнений. Как он и предполагал, источник находился в этом районе. Космические струны звучали с тревожной натугой. Иногда их тон становился низким, похожим на гудение сторожевого набата, затем неожиданно взлетал на предельно высокие октавы, действуя на нервы ожиданием готовой лопнуть струны.
- Нашел,- сказал Концио.- Место катаклизма на уровне Солнечной системы. Передай конструкторам – быть наготове.
- Помощь нужна?- отозвался Микандж.
- Пока, нет. Выявляю непосредственный источник.
Диссонанс усиливался. Где-то рядом, за барьером защитного поля, шла титаническая борьба стихий. Силы хаоса постепенно поглощали гармонию. Катаклизм, созревая, накапливал энергию, с жадностью втягивал в свое нутро все, что мог дать большой космос, готовился к взрыву. Маятник завершал период разрушительного творения, ожидалось новое качество. Нового качества без катаклизма, спровоцированного силами хаоса, не бывает. Оно рождается в лавине огня, буйных всплесках огромных энергий, крушения старого. Таков ритм жизни вселенной.
Концио подумал, что, пока, оснований для тревоги нет. Все пойдет своим чередом: конструкторы определят масштабы и направление катаклизма, строители по их проекту восстановят гармонию. Маятник начнет период созидательного творения, и новое качество пройдет свой долгий путь к совершенству. В этом и состоит самое замечательное в явлении катаклизма: каким будет новое качество? Что будет принесено в жертву ради его рождения? Этого не знает и не может знать никто.
- Концио,- раздался голос напарника.- На твой уровень вышел Странник.
- Нашел место и время,- проворчал Концио.
- Работа у него такая,- засмеялся Концио,- Он нашел Мысль!
- Что же в этом хорошего?- возразил Концио.- Это означает, что скоро умрет человек. Странники – посланцы смерти. Ты что, не знал?
-Не ворчи. Это означает также, что скоро родится новый творец. Как знать, возможно, твой или мой коллега. Боишься конкуренции?
- Нет времени для шуток, Микандж!
- Странник перехватил его Мысль за пределами галактики.
- Ты прав, случай уникальный! Ого! Кажется, я его вижу!
- Странника?
- Да. Увы, слишком молод, как бы дров не наломал от излишнего усердия.
- Возраст ни при чем. Они с рождения умеют находить контакты с людьми. Куда он направляется?
- У него единственный путь: в цепи планетных систем люди есть только на Земле.
- Отстал от жизни, искатель! Люди с некоторых пор живут на Луне и на Марсе.
- Давно не был в этом районе,- сконфуженно произнес Концио,- Продолжаю поиск, выхожу на источник. Жди подтверждения.
Концио испытывал неловкость. Он, как и Микандж, родом с Земли. Как же он, основатель теории космических полетов и освоения межпланетных пространств, мог допустить такое непростительное невежество? Конечно, люди давно, по масштабам местного времени, вышли за пределы Земли и заселили другие, пока наиболее близкие планеты.
Можно сослаться на профессиональную занятость. Искатели больше других скользят по пространственно-временным уровням вселенной, почти непрерывно прокладывают трассы для других творцов. Правда, в этом есть и свои преимущества: он видел намного больше других столько замечательных событий, что его не зря считают наиболее опытным творцом. Иные миры, планетные системы, различные цивилизации – об этом, кстати, он писал, еще пребывая в качестве человека физического.
Как человек физический, он умер много лет назад, и прах его покоится в земле, вернее, по его же собственному выражению, вернулся в кладовую природы в виде химических элементов. Сейчас он – творец. Кто такой, или что такое – творец? Скорее, абстрактная категория, синтез космической эволюции: соединение астрала с духовным и творческим началом. А чувства, эмоции? Разве не те же, что были при жизни на Земле?
С тех пор многое изменилось. И, вообще, можно ли творца отнести к живым существам? Как-то не задумывался… Некогда. Творцы безлики и не имеют тела в буквальном смысле. Они могут принимать любые образы, менять внешность, растворяться в пространстве. Многие предпочитают оставаться такими, какими были в расцвете сил при жизни на своих планетах.
Творцы существуют вне физического мира, они неуязвимы. Самый грандиозный катаклизм не может причинить им абсолютно никакого вреда. Парадоксально, но факт: вселенная - уязвима, а творцы – нет. Они ставят защитные поля не в целях собственной безопасности. Они оберегают вселенную от катаклизмов и сил хаоса. Задача их повседневной деятельности – творить гармонию, общая цель – Совершенство. Не в этом ли кроется смысл ответа на вопрос о сущности творца? Можно ли поставить на этом точку, используя перефразированный афоризм древнего мыслителя: я творю, следовательно, я живу?
Никто из творцов не стал бы вникать в эту проблему. Не из гордости или тщеславия, в силу совершенно иных критериев. Структура вселенной принципиально несравнима с трехмерной конструкцией планетных систем. Подобно тому, как одна песчинка несравнима с огромной горой. Впрочем, и эта аналогия ничего не поясняет.
Концио пришел к выводу, что вправе сослаться на профессиональную занятость. Отсталость от жизни, как сказал Микандж, не аргумент для упреков, к тому есть свои причины. Его основная функция – разведка и пеленг районов, где вызревают катаклизмы. Он, образно говоря, повивальная бабка нового качества. При нем рождались планеты, туманности, звездные скопления, галактики, супергалактики.
Отчего же на душе зреет смутное беспокойство о том, как поведет себя новое качество здесь, в цепи планетных систем, среди которых его родина – Земля? Неужели в нем осталась какая-то частичка от человека физического? Наивное предположение… Творец всегда объективен, беспристрастен, невозмутим в любой обстановке.