ЛЮДМИЛА МАЙ - http://www.proza.ru/avtor/lyudmiladamer - ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЗАДЕРЖИСЬ У ШКОЛЬНОГО ПОРОГА" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
В зыбком мареве качались стены и из всех углов выползали страшные чудища...
Лидочка в ужасе просыпалась и видела над собой белый плафон, похожий на снежную вершину. Вновь погружаясь в тягучую кисельную вязкость, она изо всех сил пыталась добраться до этой громады, призывно манящей своими сверкающими склонами, но с каждым шагом сопка все дальше отодвигалась, словно дразня и насмехаясь.
В том же сне мама будила ее и выносила на улицу, закутав в одеяло. С неба падал странный черный снег, и Лидочка, задыхаясь и кашляя, снова просыпалась и ощущала липкий страх своего постоянно повторяющегося сна.
– Это был не снег, а пепел, – говорила мама и удивлялась: – Ты не можешь этого помнить: когда было извержение вулкана, ты была совсем еще маленькой.
***
– Читай, Лида! Ну, читай же! – Лариса Сергеевна уже теряла терпение, а Лидочка еще шире таращила в книгу глаза: читаю же, что еще надо? Настойчивость учительницы была ей непонятна, как и то, что на уроке сидел отец в строгой военной форме.
Формой здесь никого не удивишь: в небольшом Камчатском поселке сплошь живут семьи военных. Детского сада в поселке нет, и Лидочку взяли в первый класс только потому, что она умеет уже читать и писать; и не вечно же ей сидеть на маминых уроках со взрослыми учениками, когда отец на дежурстве.
– Вот видите? – Лариса Сергеевна обратилась к Лидочкиному отцу, – Она не читает даже по слогам, а Вы говорите…
Лидочке было очень стыдно стоять перед всем классом возле учительского стола. Она думала, что эта пожилая седенькая учительница просто невзлюбила ее за то, что она стесняется выходить к доске и не бегает на переменах, как другие дети, а робко сидит за своей партой. Вот и сейчас она потупилась и не понимала, чего от нее хотят.
Покрасневший от досады отец подошел к дочери: – Ты прочла, Лида?
Класс испуганно замер. Лидочка кивнула, не поднимая головы.
– Расскажи нам, о чем ты прочитала.
Лида тихо, но без запинки пересказала прочитанное.
Отец торжествующе посмотрел на учительницу.
– Ну, не знаю, – она раздраженно стала перекладывать на столе тетради, – Есть же определенная методика. Я должна оценить чтение ребенка вслух по слогам. Вслух, понимаете? А как я буду оценивать, если она вслух не читает?
– Научим, – сказал отец, – Будет она читать и вслух, и по слогам. Дайте нам испытательный срок – если уж не получится, тогда...
С тех пор Лиду стали отучать от чтения «про себя». У нее ничего не получалось: глаза привычно бежали вперед, не цепляясь за буквы. Она сбивалась и путалась, отец хмурился, а мама успокаивала, что было совсем невыносимым: – Не переживай, ничего страшного: оставят на второй год – пойдешь в следующем, со своими сверстниками.
Испытательный срок представлялся Лидочке трехголовым огнедышащим Змеем Горынычем. Он только и ждал, чтобы схватить ее своими кривыми когтищами и утащить на сопку, неприступной крепостью возвышающуюся в Лидочкином окошке. Теперь-то она знает, что это очень даже далеко, а раньше думала, что туда можно быстренько сбегать и посмотреть, что там.
В бурлящем классе никто не обращал на Лиду никакого внимания, и она чувствовала себя совершенно потерянной. Только Борьку, своего соседа по парте, она знала, потому что он жил с ней в одном подъезде. Он всегда во дворе обижал Лидочку, а здесь в первый же день заявил, что она еще «малявка» и что ей нужно не учиться вместе со всеми, а играть дома в куклы.
Борьке не давала покоя длинная пушистая коса сидевшей перед ними Зои Кудрявцевой. Он то и дело дергал за эту косу или развязывал бант. Но Зоя умела за себя постоять: она разворачивалась и хлопала наглеца учебником, чем заслуживала не только строгое замечание Ларисы Сергеевны, но и Лидочкино немое восхищение: ей тоже хотелось быть такой же смелой, но она молча сносила все Борькины хулиганские выходки.
Как-то на перемене, оставшись в классе одна, Лида открыла шкаф в углу и увидела там большие счеты на ножках.
– Клац! – она перекинула деревянный кругляшок на другую сторону, – А если добавить еще три (клац!), то это будет уже четыре. А можно еще на верхней жердочке (клац!) и...
О, ужас! Металлический стержень сорвался, деревяшки с грохотом рассыпались, и случайно задетый пузырек с чернилами слетел с нижней полки! Пробка вылетела, и на крашеном полу расползлось густое синее пятно.
Лида судорожно кинулась все подбирать. Она попыталась вытереть пролитые чернила промокашкой, но у нее ничего не вышло. Она очень боялась, что кто-нибудь войдет и увидит, как она ползает по полу, поэтому торопливо кинула все в самый низ шкафа и с колотящимся сердцем закрыла дверцу.
Уже на уроке она с ужасом обнаружила, что ее пальцы измазаны чернилами. Сейчас все увидят и ее синие пальцы, и пятно возле шкафа! Но никто ничего не заметил, и даже Лариса Сергеевна не увидела следов Лидочкиного преступления.
Лида слышала над собой зловещий шум крыльев и ощущала жар огненного дыхания Змея. Чернильное пятно на полу с каждым днем бледнело, но все так же укоризненно напоминало ей о содеянном. И каждый день Лида ждала, что учительница обнаружит сломанные счеты, и тогда уж точно ее с позором выгонят из школы и даже не из-за счет и разлитых чернил, а из-за того, что не призналась.
Однажды перед занятием лепкой все выложили дощечки и коробочки с пластилином и с нетерпением ждали начало урока. Только Зоя в сотый раз растерянно рылась в своем портфеле, но напрасно: пластилин был оставлен дома. Ее подружка Милка делала вид, что не замечает Зоиного отчаяния, а Борька злорадно ухмылялся: – Ага, Кудрявцева, сейчас Лариса Сергеевна тебе двойку влепит!
Лида раскрыла свою новенькую коробку и протянула девочке: – Бери половину!
Зоя с благодарностью взглянула на нее, но Борька возмутился: – Э-э! Так не пойдет! У тебя же тогда цветов нужных не останется!
Он деловито разломил два бруска Лидочкиного пластилина – красный и синий, добавил еще половинки желтого и зеленого от своего и отдал Зое. Тут уж и Милка нехотя отломила и положила перед ней несколько кусочков.
После этого случая Борька перестал казаться Лидочке таким уж злодеем, хотя он и продолжал творить свои мелкие пакости.
Лариса Сергеевна спросила как-то учеников, кто кем хочет стать, когда вырастет. Все, конечно же, говорили о космонавтах, учителях и врачах.
Лида же тихо ответила: – Писателем.
Все дружно засмеялись и обернулись на нее.
– Хорошая у тебя мечта, Лида, но для ее осуществления мало просто любить книги, нужно еще очень хорошо и много учиться, может быть, даже всю жизнь.
По ее тону Лидочка сразу же поняла, что Лариса Сергеевна сильно сомневается, что она сможет когда-нибудь написать книжку, и это ее неприятно задело.
По дороге домой мальчишки издевательски выкрикивали Лидочке в лицо: – Лев Толстой, где твоя борода?!
А Санька Климов еще и корчил перед ней дурацкие рожи. Она не знала куда деться от обидных насмешек и готова была уже расплакаться, но тут подскочила Зоя и так треснула Саньку портфелем, что у того слетела шапка. Мальчишки с хохотом разбежались, а всегда высокомерная Милка сказала Лиде: – Эти мальчишки такие противные... Ты лучше с нами всегда ходи.
У Горыныча удивленно вытянулись все его три змеиные морды, и он отлетел на всякий случай подальше от девочек.
А потом всех первоклассников приняли в октябрята. И Лидочку тоже!
Теперь она уже не чувствовала себя «малявкой», не сидела на переменах в одиночестве и быстрее всех могла «правильно» прочитать у доски: – Бы-ла хо-лод-на-я зи-ма к ок-ну при-ле-те-ла си-нич-ка, – так, что Ларисе Сергеевне приходилось ее сдерживать: – Тише, тише, Завьялова, не строчи, как пулемет.
Змей Горыныч отстал от нее и теперь маячил вдалеке невнятной точкой. Но в самом начале весны он вернулся, и теперь уже не один, а со стаей таких же страшных чудовищ: Лидочка тяжело заболела воспалением легких и всю последнюю четверть пролежала в больнице. Никаких сомнений у нее уже не было: теперь уж точно – на второй год.
***
Свой день рождения, двадцать пятого мая, выздоравливающая Лида встретила в больничной палате, где уже не качались стены и не снились страшные сны, а лежали дети в таких же пижамках и одна взрослая тетенька с маленьким мальчиком.
С самого утра Лидочке было очень невесело, и даже подаренная родителями книжка с «вырезными» картинками, о какой ей давно мечталось, не радовала ее, и слезы сами собой капали на подушку. С тоской представляла она, как сегодня ее одноклассники рассказывают на школьной линейке подготовленные четверостишия. Свое она выучила уже давно, еще до больницы, но кто-то другой с выражением прочтет:
Мы сегодня расстаемся,
Но осеннею порой
Снова, снова в класс вернемся,
Но теперь уж во второй.
Вдруг в стекло что-то стукнуло. Еще и еще раз… Мама малыша подошла к окну: – Ого! Это к тебе, наверное, Лида – целая делегация!
Лидочка соскочила с кровати. Внизу под окнами второго этажа стоял весь ее первый «Б» во главе с Ларисой Сергеевной. Они махали ей букетами еще не до конца распустившейся сирени, смеялись и что-то кричали.
Изумленная Лидочка дернула шпингалет, рывком распахнула окно, и в палату вместе с холодным ветром ворвался ребяческий гвалт. Все дети в палате дружно столпились у окна и с любопытством выглядывали на улицу.
– С днем рождения! – услышала Лидочка веселые крики и дружное скандирование: – По-здрав-ля-ем!!
Она радостно закивала и замахала в ответ.
– Сумасшедшая! – кричала тетенька, борясь с раздувающимися занавесками и пытаясь закрыть створку.
Лариса Сергеевна тоже что-то кричала, улыбаясь и размахивая каким-то листком, но она ничего не слышала в этом гомоне.
– По-здрав-ля-ем!! – неслось с улицы.
– Это ведомость с отметками! Я передам...
Она ничего не понимала...
– Ты переведена во второй класс! Вместе со всеми!
Только сейчас до нее дошел смысл происходящего.
Как же она любила свою старенькую учительницу и всех своих одноклассников! И Зою, и Борьку, и задаваку Милку! И даже Саньку Климова, орущего под окном вместе со всеми.
Сквозь слезы, но уже от безграничного счастья, Лидочка увидела, как Змей Горыныч, тяжело взмахнув крыльями, вылетел в открытое окно и, увлекая за собой всю стаю, направился в сторону заснеженной сопки.
В Лидочкиной жизни потом было много других учителей и одноклассников, но свою первую камчатскую учительницу и свой первый класс она всегда вспоминает с особой нежностью.