Я так до конца и не понял, что побудило меня пойти в Манеж на выставку «Строители нового мира. Коминтерн 1918 – 1924», так как, мягко говоря, в особых симпатиях к этой организации, я замечен не был. Возможно, меня привлекло упоминание в связи с нею имени Исаака Бродского, который до революции проявил себя хорошим колористом, а после революции скурвился, превратившись в вождеписца, и мне было интересно зафиксировать момент этого превращения. Так, или иначе, но я пришел в Манеж за два дня до закрытия выставки – в первых числах августа 1917 года. В фойе скучающая кассирша вручила мне бесплатный билет. «Что, нет желающих посетить выставку?» спросил я злорадно. «Я бы этого не сказала. Сначала выставка была платная, а потом ее сделали бесплатной».
Выставочное помещение в подвальном этаже красноречиво пустовало, если не считать двух пожилых смотрительниц. В двух кинозалах, выгороженных черными портьерами, прокручивали кинохронику. Отодвинув край занавеси, я бросил мимолетный взгляд на экран, но развернутое на нем зрелище сразу втянуло мое внимание, и я уже не мог оторваться от документальной киносъемки II конгресса Коминтерна, состоявшегося летом 1920 года сначала в Петрограде, потом в Москве.
Меня совершенно сразил грандиозный масштаб этого мероприятия; трудно поверить, что гражданская война еще не закончилась: доставка делегатов на заседания, обеспечение их безопасности, проведение прений – все было сделано на широкую ногу и блестяще организовано; посвященные конгрессу военные парады продемонстрировали отменную строевую подготовку частей Красной армии, и явную ухоженность их конского состава. Хроника, которая в позднее советское время никогда не демонстрировалась без купюр, представила происходившее на конгрессе в его человеческом измерении. Вот на машине подъезжает Ленин, и быстро вбегает во входную дверь, но Надежда Константиновна Крупская – не бабушка, какой нам ее всегда представляли, но вполне привлекательная женщина в модном берете, - не торопится, а, вращая голову на длинной шее, осматривает окружающих взглядом первой леди. Вот полный, обрюзгший Зиновьев, похожий на бухгалтера, открывает конгресс, а затем выступает Троцкий, который держится, как местечковый лицедей. Но большинство делегатов, ораторствуя, копируют манеру Ленина, - то и дело разворачивают корпус то направо, то прямо, то налево, чтобы распределять свои выкрики по всему залу.
Нет никакого сомнения, что вся здесь собравшаяся публика ни на минуту не сомневается: Мировая революция – дело нескольких месяцев; в крайнем случае, нескольких лет. И я смотрю на весь этот шабаш с глубоким удовлетворением, так как знаю, чем вся эта движуха закончилась – полным и заслуженным крахом. Особенное удовольствие мне доставила сцена, где на дворцовой галерее выложили обломки поверженного двуглавого орла. Всех делегатов конгресса сюда приводят, чтобы они унизили символ российской государственности, поправ его ногами. И я внутренним голосом воскликнул: «Ну что, поизгалялись? От вас и от вашего Коминтерна и духа не осталось, а двуглавый орел – вот он - на своем законном месте, как ни в чем не бывало!»
В сильно приподнятом настроении вышел я из кинозала, и продолжил осмотр экспозиции. В следующем зале я обратил внимание на два бюста Ленина работы скульптора Николая Андреева, в которых создан образ, сильно отличающийся от хрестоматийного, добренького «дедушки» Ильича. Скорее, это – блоковский скиф, азиат, чей взгляд целеустремлен, жесток и беспощаден.
Центром экспозиции является картина Исаака Бродского «Открытие II конгресса Комитерна», на которой он изобразил всех 600 его участников. Это полотно меня нисколько не заинтересовало: жанр торжественных многолюдных массовок за советское время успел осточертеть. Гораздо интереснее выполненные художником карандашные эскизы примерно сотни делегатов, включенные в две прямоугольные матрицы, размещенные на противоположных стенах этого же зала. Крупный художник-реалист, Бродский создал коллективный образ «строителей нового мира», достоверный социологический и психологический портрет «прорабов» этой стройки. Прежде всего, бросается в глаза почти полное отсутствие рабочих: это – сплошь интеллигенция, но интеллигенция специфическая. Среди представленных здесь лиц нет ни одного мыслителя, которыми было так богато начало двадцатого века. Все эти люди – специалисты второго и ниже сорта, не добившиеся успехов в своей основной профессии, зачастую полуобразованные, как, например, экстерн (заочник) Ульянов – адвокат, участвовавший лишь в одном деле, - о потраве пшеничного поля коровой, - и это дело проигравший. Но чего у них не отнимешь – у них была огромная энергия убеждения, позволившая раскрутить чудовищный маховик коллективного заблуждения, и я испытал катарсис от осознания, что раздувавшийся ими мировой пожар – сдулся. И я понял, чт; мне напоминает этот зал с двумя стенами, заполненными портретами стандартного размера – колумбарий.
И я смог убедиться в силе душевного подъема, который вызывает посещение кладбища, на котором захоронен твой злейший враг.
Единственное, что меня разочаровало – это почти полное отсутствие посетителей. Будь моя воля, я бы сюда приводом доставил нынешних сторонников коммунистической идеи, сбежавшихся на площадку ток-шоу «Вечер с Владимиром Соловьевым»: Полякова, Третьякова, Кургиняна, Проханова, Делягина, Кедми. Пусть бы посмотрели, через какие громогласные трубы, - не чета их свистулькам – некогда возвещалась исповедуемая ими идеология, а где, в конечном итоге, она оказалась, - они и сами знают.
Август 2017