Это случилось бесчисленные года тому назад. Тогда мир казался огромным и необъятным, разделенным бескрайними лесами, лугами и пустынями, а горы и моря были непреодолимыми преградами и считались краем света. Поселения были разбросаны всюду, куда только могло дотянуться человеческое любопытство; земли было вдоволь, а, значит, не было нужды ютиться в тесных рамках государств. Новости ползли лениво и неторопливо, порой запаздывая на месяцы, но эта облетела округу со скоростью урагана. Смерть – частая гостья: что ни день – так кто-то не возвращается в круг семьи, оставшись навек под густыми кронами огромных деревьев. Когда же люди стали пропадать с катастрофической регулярностью, началось роптание: волки ли залютовали, или чудовище какое пожаловало из чащи. И вот однажды неведомая напасть обрела очертания, заставившие затрястись от страха самые храбрые сердца.
Городок назывался Эремул – россыпь без малого сотни домов, воздвигнутых на обширной поляне, вырубленной основателями на месте упрямого леса. Подобно вылезшим после дождя грибам они облепили длинный дворец гегемона, который, по словам древолазов, свысока напоминал ствол срубленного дерева. По иронии судьбы, позади дворца располагался круглый храм Эйкиу – покровителя основателей – чья плоская крыша придавала ему сходства с пнем. В тот злосчастный день должна была вернуться вооруженная процессия, сопровождающая дочку одного из аристократов-военачальников, что отправлялась в далекий Лтон-Тиун на ярмарку невест. Последнее письмо было отправлено три дня назад, на подступах к родным землям – все указывало на то, что к полудню знатный отец будет знакомиться с зятем. Вместо празднества пришлось спешно набирать поисковый отряд. Престарелый ветеран не желал откладывать экспедицию на утро следующего дня, отгоняя панический страх жителей перед ночным лесом драгоценностями. Возвратились скауты под поздний вечер, когда врата города уже закрывались, и привели с собой одного-единственного выжившего, не перестающего трястись от страха. Тогда же, сидя за обильным столом в барском доме, ломившемся от пива и мяса, солдат, запинаясь, поведал о том, что приключилось в последние злосчастные километры пути.
Крупные темные ветви угрожающе нависали над трактом, будто хотели поймать кого для злодеяний. Вторя им, жирные корни торчали из земли, намереваясь ухватиться за ноги проходивших, заползая на и без того ухабистую и недружелюбную дорогу. Мрачная птица, лохматая и зловещая, пристально следила за процессией, примечая слабых и уставших. Кустарники и травы угрожающе шелестели, потревоженные, угрожая наглецам расправой. Мужчины сурово торопили лошадей: всем не терпелось побыстрее оказаться у домашнего очага, разлука с которым длилась не один месяц. Назревала последняя ночевка вдали от прочных городских стен, и небо уже начало окрашиваться в темные тона. Тогда-то со стороны авангарда послышался сдавленный хрип. Двух разведчиков нашли с разорванными глотками, рядом с трупами их скакунов – огромные рваные раны говорили о том, что напал на них отнюдь не простой дикий зверь. Люди столпились, на повозке запылала огромная жаровня, должная отпугнуть неведомую напасть – но огонь, как оказалось, твари был не страшен. Медленно, трясясь от малейшего шороха, следовала процессия сквозь лес, уже не думая об остановке. В стальном молчании раздавшийся хруст костей оставленных позади павших звучал заупокойной обреченному каравану. А когда окончательно стемнело, тварь пришла снова. Дойдя до этого момента, рассказчик заорал и чуть было не перевернул стол – его вовремя скрутили. Крупная дрожь и поток слез мешали ему закончить кошмарную историю. Солдат наплевал на свою задачу и товарищей – просто побежал прочь от разворачивающейся мясорубки, не помня себя от страха. Его нашли забившимся под раскуроченными корнями упавшего дерева, куда он инстинктивно забился. А на месте свадебного кортежа разведчиков ждали лишь обглоданные кости и поломанные повозки.
На этом история дезертира заканчивается: оставив редкие описания ночного ужаса, лишившего жизни многих храбрецов, он исчез. Главный герой его истории не был загадочным безымянным кошмаром: блестящая в отсветах костра кожа, острые, как бритва, зубы, длинное гибкое тело и огромные желтые глаза – все говорило о том, что поселился в их краях свирепый змей, чей аппетит будет возрастать с каждым днем. Жадности его не было предела: ни куска мяса не оставил и все драгоценности утащил в свое поганое логово. И думать не хотели сильные мира сего о том, чтобы пытаться выследить смертоносную тварь: кто же в здравом уме согласится тащиться во тьму лесную за головой людоеда? Вместо этого поручили они колдунье выяснить, откуда же взялась неведомая напасть в их землях: множество угроз таили чащи, но о таком даже праотцы не упоминали, лишь сказания бережно хранили описание душегубов. И рассказала тогда колдунья, что змея этого выносила в своем чреве одна деревенская простушка, которую искусил злой дух. Мрачный жрец Эйкиу заявил, что всевидящий бог проклял всю деревню, откуда была родом женщина, за скупые подношения и игнорирование празднеств. Виновницу выследили и воздали ей за грехи, больше от бессильной злобы, ведь ее отпрыск продолжал пировать на лесных дорогах и, кто знает, как далек тот момент, когда явится он под городские стены?
Скованные страхом перед мрачной громадой леса, люди таились за высоким частоколом. Древолазы обобрали все плоды в округе, городские стада стали скудеть. К городу потянулась высохшая рука голода. Тогда разослали правители письма во все края, призывая героев, что смогут покарать проклятого змея, обещая неисчислимые богатства. Шли дни, пролетали недели. Где та благословенная эпоха, воспеваемая Сказаниями о Храбрых, с ежедневными пирами в честь славных подвигов, стяжаемых отважными сынами рода людского? Что бы сказали великие, видя, как трусливо поджимают хвосты их потомки, перепуганные мощью безжалостной неизвестности? Когда отчаяние окончательно поселилось в городе, его врата пересек удивительный путник. Он был пешим, но совершенно не уставшим с дороги. Высокая, слегка сгорбленная фигура, закутанная в темный балахон, которая опиралась на диковинный деревянный посох, покрытый нечитаемыми символами, перьями и прочими безделушками. Похоже, это был славный воин: на его заплечном мешке висело штук пять черепов с вырезанными на лбах рунами, а его образованность показательно подчеркивали две внушительные книги, что висели на боках, скрепленные легкими, как воздух, цепочками. Никто не останавливал бродягу, когда он прошел во дворец: всем было ясно, что незнакомец пожаловал издалека не просто так. От взгляда его холодных серых глаз, таящихся под капюшоном, каждого из собравшихся на очередной совет бросило сначала в адский жар, а потом – в ледяной холод. Не дожидаясь приглашения или приветствия, незнакомец промолвил: "Неважно, кто я и откуда. Значимость имеет лишь то, что пришел по вашему зову. Принесу вам голову змея и избавлю от ужаса, овладевшего вашими сердцами". Отчаяние города было столь сильным, что все условия незнакомца были приняты без пререканий – лишь бы он сдержал свое слово. Не задерживаясь ни на минуту, он отправился в путь. Собрались тогда зеваки провожать откликнувшегося на зов, но подходить боялись – несло угрозой от него. Молча, не мигая, не раскрывая рта прошел тогда по коридору, из горожан выстроенному, к воротам города, что медленно пред ним открылись. Смотрели вослед ему, не зная, как и реагировать: поддержки слов не находилось – так растворился он в лесу, сопровождаемый лишь тишиной и страхом.
Шел он неспешно сквозь лес недружелюбный, гостей не жалующий и голодный до жизней чужих. Кто избегал его из жителей лесных, а кто из любопытства, голода иль злобы покой средь корней выискивал, что сразу в тело остывающее вгрызаться начинали. Но даже столь могучий странник брезговал от тракта отходить – пожалуй богам одним лишь ведомо, какие ужасы глушь скрывать способна. Наконец, дорога привела неназвавшегося в злополучную деревню, откуда была родом несчастная мать чудовища. Осаждаемая плотным лесом, жадно крадущим редкие солнечные лучи, она росла, будто плесень. Покошенные домишки, серые и трухлявые из-за постоянных дождей, давали приют молчаливым людям, с подозрением относящимся к незнакомцам. Когда к ним заявились каратели из господских земель, жертву они выдали сразу, едва услышали ее описание – лишь бы не задерживалось в их краях несчетное количество голодных ртов. Столь же охотно указали они путнику на место казни, что располагалось неподалеку от деревни, за погостом, но ни один иной вопрос не обзавелся ответом. Там, за мрачными могильными холмами, поросшими плющом и лишайниками, возвышался обгорелый столб, к которому все еще была привязана искушенная. Бесформенной грудой упали останки в лужу, когда герой перерезал путы. Он встал перед ней на колено и снял с цепочки один из черепов, которые всегда таскал с собой. В оглушающем шепоте дождя он бросил ему такую фразу, глядя в черные провалы глазниц: "На этом наши пути расходятся, Фроуд. Шесть жизней – непомерная ноша для меня. Пришла пора тебе влиться в реку вечности". Словно пушинку руки наемника сжали череп – с треском он обратился в горстку пепла, которая быстро рассеялась в воздухе. Рутинными движениями он забрал голову казненной и закрепил ее на освободившейся цепи – тогда какофония из бесконечных бормотаний других черепов замолкла, заглушенная криком ужаса пробудившейся убитой. Стоя под проливным дождем, герой ждал, когда женщина смирится, чтобы присоединится к несмолкающей болтовне остальных пленников, и расскажет о том, что не выведал бы ни один палач.
Он шел к логову змея – череп его матери испуганно трепыхался на каждом шаге, что приближал ее к кошмарному чаду. Дикие звери обходили стороной одинокого странника, чуя исходящую от него угрозу. Терзаемые голодом, они, ворча, устремлялись прочь, ища укрытия среди толстых голых стволов огромных деревьев, чьи кроны порой невозможно было разглядеть из-за густого тумана. Той ночью герой привычно разжег костер, не без труда собирая по дороге редкий хворост. Он не ложился спать, а молча сидел, глядя на пламя, вслушиваясь в шепот пятерки пойманных мертвецов. Лишь треск пожираемых огнем бревен разрезал ночную тишину, вселяя обманчивое спокойствие. И тогда пришел змей. Еще до того, как он успел броситься в атаку, а его гибкое и ужасающее тело осветили скудные отсветы костра, пятерка черепов вдруг поднялась в воздух, сдавленно зашипев, сбив противника с толку горящими глазницами. Если бы не сковывающие их цепи – разлетелись кто куда после грациозного прыжка тюремщика, уходящего от броска твари. Драгоценные поленья разлетелись в разные стороны от удара хвоста чудовища – но драконоборцу не нужен был огонь, чтобы видеть своего врага. Он посылал в змея ядовито-зеленые сгустки из своего диковинного посоха, что разъедали толстую шкуру отродья, которую не могли пробить добротные солдатские мечи. Ослепленного болью змея ожидал промах за промахом: не ведал он, что его мать рассказала неизвестному достаточно, чтобы история об их поединке уже была записана в одной из его книг, которые изящно крутились следом за танцем охотника на чудовищ. Следуя порожденному своим пером сказанию, герой медленно убивал наводящего ужас на окрестности уродца. Длилась их битва не многим более получаса, казавшихся обоим вечностью, со смертью которой пал и змей. Тяжело дыша, охотник подошел к еще трепещущему телу и отсек ему голову, навсегда покончив с его никчемной жизнью.
Город ликовал: кончились тяготы осады – а ведь никто и не надеялся, что путнику удастся одолеть чудовище. Голова змея заняла почетное место над троном гегемона в бражном зале, что в этот же вечер наполнился гулом пирующих. Поговаривали, что на радостях на столы вывалили все скудные запасы города, надеясь в скором времени восполнить их в отдохнувшем от людского внимания лесе. В окружении сотен радостных лиц, ярких факелов, обилия еды и хмельного виновник торжества чувствовал себя неуютно. Многие богатства предлагали ему благодарные сильные мира сего – но согласен был он лишь на ранее объявленную награду. Сколь ни старались откупиться от избавителя драгоценностями – твердо стоял он на своем. И потому четверка храбрейших сыновей военачальников стала собираться к долгому походу – ведь такова была плата за убийство змея. На следующее утро за героем следовал широкоплечий Тью, сжимающий в крупных руках огромный меч, задорный Вилфред, равного которому по мастерству обращения с луком не ведал его родной город – с ним пошло семеро учеников и верных спутников, прямолинейный и упрямый Иб, взявший с собой десяток людей, а последним был Свенд, которому беспокоящийся отец снарядил дружину аж в два десятка головорезов. И снова высыпал люд провожать бойцов – но отныне ликованием и песнями, ведь знали теперь, что защитник и герой их молчаливый лидер. Неведомы им подробности были – известно только, что драконов проклятущих крушить отправился отряд. А тем, кто посвящен поболе был, не до радости – ведь кровь родную, договором обязанные, отправляли на прокорм чудовищу. Вот так провожал Эремул драконоборцев, кого за славой, а кого – в последний путь.
Лежала их дорога в далекие края, сокрытые за густыми лесами. Окропляли они дорогу кровью, как своей, так и вражьей: столь много душегубов и лютых чудовищ полегло в этом походе, что по их костям можно было отыскать дорогу домой. По вечерам немногословный лидер разжигал отдельный костер и сидел у него в молчании, всматриваясь в темное небо. Весельчак Вилфред часто подшучивал над скрытным вожаком, что тот мастак разговаривать с лесными духами, вместо того, чтобы хвастаться своими подвигами подстать остальным воинам. Вот Тью – что за пример для подражания! Что ни битва – так новая баллада складывается, а старые ночь от ночи обрастают невероятными подробностями. Остальные смеялись над шутками лучника вполголоса: не по себе им было от спасителя родного города. Всегда держится обособленно, никто не видел, чтобы он когда-то притрагивался к еде, а зачем он над трупами какой-то молчаливый обряд проводит? Когда эти обсуждения становились слишком настойчивыми, Иб прикрикивал на болтунов, чтобы знали свое место. Но герою некогда было уделять время хвастунам. Все его внимание принадлежало колдовскому костру, что сильно дымил и в вёдро, и в ненастье – а наутро следовал отряд за улетающими прочь густыми клубами дыма. Слышимый только своему тюремщику, нашептывал череп женщины трагичную историю о том, как сладким голосом заманил коварный искуситель в лесную глушь и там овладел ею. Сознание милостиво покинуло несчастную, когда чудовище принялось зачинать свой отвратительный плод. Теперь же кости матери и ребенка, брошенные в очищающее пламя, указывают путь к своему нечестивому отцу – кошмарному безжалостному дракону, чье логово приближалось с каждым днем.
Возвышался посреди леса высокий холм – а местные говорили, что это древний курган, оставленный предками их предков. Поэтому ни у кого и в мыслях не было показываться в его окрестностях, которые наверняка кишели привидениями и бродячими скелетами – ведь немногие рискнувшие слегка приблизиться к захоронению, возвращались объятые смертельным ужасом. Про драконов никто и слыхом не слыхивал, но одна беззубая старуха, которую никто уже не воспринимал всерьез, шепотом рассказывала об огромных темных крыльях, что изредка очерняют покрывало ночи. В такие моменты, говорила она, вся деревня чует ледяной зов могилы. Хитер был дракон: не заявлял о своем присутствии в своих владениях до поры до времени, да молод, коль до девок охоч. Крепко задумались драконоборцы о грядущем сражении: отродье-то драконье победить не так уж и просто, а тут с самим летающим кошмаром предстояло столкнуться. Кое-кто струхнул: пары бойцов не досчитались на следующий день, да и поделом горемычным: пусть лучше в дороге домой сгинут, или в чужих краях растворятся, чем в бою подведут. А надумали охотники вот что.
Разбил небольшой отряд лагерь прямо перед курганом. Бравый Иб вызвался поддерживать костер в компании нескольких своих людей и свиты Свенда. Рисковали храбрецы знатно: коль плюнет дракон пламенем – так поминай как всех звали. Остальные воины расстелились по окрестности, щедро осыпав себя пахучими травами, чтобы раньше времени дракона не спугнуть. А Вилфред и его лучники с помощью веревок да мастерству древолазов вскарабкались на деревья, чтобы сверху тварь стрелами осыпать: все же знают, что дракону вверх огнем дышать недосуг. Так караулили храбрецы таящееся зло долгие часы. Иб и спутники принялись жарить мясо на костре, от чего у других скрутило животы от манящего запаха пищи. Сочный аромат разлился по окрестностям – быть может, он и приманил чудовище.
Тщеславие или другой порок – кто знает, что стало причиной, почему дракон не сжег нарушителей одним плевком. Из темноты беззвучно выскочила огромная громада и набросилась на разморенных теплом людей. Кто был половчее – отскочил в сторону, кого-то пришибло лапами, а одного чудовище разом проглотило. При виде супостата каждый из отряда невольно содрогнулся: иссиня-черный хищник возвышался на три метра, а длину впотьмах и прикинуть было трудно. Но недолго продлился ступор: пришел на помощь сам безымянный герой, что бросился на врага с посохом, освещая себе дорогу воспарившими черепами. Зеленая вспышка, сорвавшаяся с вершины диковинного оружия, ударила в бок чудовищу подобно сгустку слизи, заставив того нарушить молчание и издать рев удивления – теперь-то деревня всерьез отнесется к россказням старухи! И бросились тогда в атаку Иб и прочие бойцы: нужно было им отвлечь дракона от западни. Падали люди замертво от сокрушающих ударов изверга, и вот Тью, выждав момент, свалил заранее подрубленное дерево. Огромный ствол повалился наземь – неудачно! – промазал мимо туши изворотливого дракона, но обрушился ему на хвост. Пользуясь смятением, воин со всей силы ударил чудовище своим огромным мечом – тот лишь отскочил от плотной чешуи твари. Та заметалась, чтобы высвободиться – а самые смекалистые из охотников, вторя догадке Свенда, принялись всаживать мечи и топоры в ожоги, что оставались от вспышек нанявшего их. Обезумев, дракон вслепую исторгнул из нутра своего поганого поток гибельного пламени, в котором сгинула еще пара смельчаков. Израненный, выдернул он хвост из-под бревна – и явно тот был сломан – проклиная свою самоуверенность, расправил крылья, взмыл в небо, чтобы изжарить нахалов с высоты. Тут-то в битву и вступили Вилфред и соратники. На хрупкие перепонки драконьих крыльев посыпались острые наконечники стрел, заколдованные тайными знаниями безымянного. С каждой секундой дыр в них становилось все больше – но дракона это не беспокоило никак. Тогда прехрабрый Вилфдер пошел на отчаянный шаг: ведь еще немного, и на его товарищей обрушился бы огонь с небес – поэтому раскрутил он над головой веревку с крюком и, взмолившись всевидящему Эйкиу, чтобы тот направил его руку, швырнул ее в чудовище. Крюк зацепился за запястье крыла – храбреца сдернуло с ветки, а дракон вильнул в сторону от столь перевеса неожиданного и в дерево врезался. Тварь вцепилась в него когтями, чтобы равновесие поймать – но начал ствол тогда валиться. Чудовище вновь взмыло в небеса – но храбрец Вильфдер упрямо вскарабкался по веревке, и изо всех сил рубанул по суставу чудовища, а потом снова и снова. Дракон бешено заорал и пошел на снижение. Смельчака сбросило с крыла, и тоже он полетел земле навстречу. От грохота упавшей туши содрогнулась твердь – но тут же подскочил к ней с десяток озлобленных людей и обрушил на нее град ударов. В открывшийся для плевка рот дракона отправляет герой снаряд посоха – отчего вместо пламени из него вырвался лишь сдавленный кашель. Когда на теле дракона расцвело несчетное количество ран, безымянный вдруг приказал остановиться – ведь противник уже не может ничего поделать: падение, похоже, наградило его травмой спины. Герой отправил людей помогать раненным и подготавливать убитых к последнему пути, а сам же вплотную подошел к злобно глядящей на него твари – только любопытный Свенд остался неподалеку, он-то и поведал остальным о разговора таинстве.
– Твое тело разрывается агонией, – раздался голос главы охотников. – Мучиться тебе еще долго. Ты не оставлял выбора своим жертвам, но у тебя он будет. Расскажи мне, откуда ты родом, и я освобожу тебя от оков плоти.
Дракон тот шумно выдохнул, а потом захохотал утробно. И от жуткого этого хохота у в живых оставшихся кровь застыла в венах – а чудовище никак не могло остановиться. Наконец, снова вперив взгляд немигающий кошмарных своих глаз в мучителя, оно ответило, но голос его был ножом, которым резались смельчаков души.
– Не тебе меня пугать, раб. Не ты погубил меня – а моя самоуверенность, с которой может сравниться только твоя глупость.
Не тратя слов попусту, герой снова обжигает тело дракона жутким посохом, заставив того дернутся от боли.
– Я не получаю удовольствия от мучений и с радостью позволю тебе уйти. Не мне спрашивать с тебя за тысячи загубленных жизней, – все тем же равнодушным голосом продолжил он. – Расскажи, откуда ты, и будь свободен.
– Я итак свободен, олух, не то, что ты, надевший оковы. В одном ты прав: сколь нелепым может быть суд за гибель мною убиенных. Прах они! Ничтожества! Тебе, раб, не понять.
– Это будет продолжаться снова и снова. К чему оттягивать неизбежное?
– Ты подметил верно. Я был всем – теперь же лишь живой гниющий труп. Я не достигну возвышения – и для меня отныне жизнь – тщета. А ненавистнику я помогать не стану.
– Твой выбор.
Затихали стоны раненных. Трупы же бережно укладывали на постаменты из бревен. Воины готовы были обряд начать, но терпеливо ждали нанимателя: традиции запрещали таинство проводить без старшего. Тот же торчал упрямо перед мордой дракона, верно, ожидая, когда обрушит он на него ярость своего пламени – но черепа на спине главы таинственного дремали мирно, а значит то – не было опасности. Спустя долгие часы страданий дракон, чуя приближение конца, заговорил опять.
– Я приберег для тебя самое важное откровение. Как терпеливо ждал ты, тратя свое драгоценное время – что оно для нас? Мы – вечность.
– Говори, червь.
– Ты ожидал, что я сломаюсь. И ожидал, что уйду ни с чем. Но истина куда слаще, потому как не ведаю я, из каких краев пришел.
– Вранье.
– Какой мне смысл лгать, ничтожество? Как треснул покров скорлупы – увидели мои глаза лишь клеть, в которой перевозили, да чувствовало тело покачивание телеги – его я помнил еще в яйце. И выпустили меня под покровом ночи, где – не ведаю, зачем – не знаю. Вот тебе отчаяния чаша: свой путь проделал ты впустую. Таков удел рабов...
Грудь дракона опустилась, когда последний выдох прогнал из нее воздуха остатки. Уже мертвые глаза светиться продолжали огнем злобным, не желая закрываться. Тогда герой с кривой ухмылкой лишь покачал головой в ответ.
– Ошибаешься. Я получил больше, чем рассчитывал.
И устремились тогда в небо языки десятков костров. Отступил мрак жестокого мира прочь, таинством разгоняемый – ночь триумфа тогда лишь людям принадлежала. Древний курган приют дал новым ушедшим – достойным воинам, одолевшим ужасное чудовище. Вверх взметнулись кубки, наполненные остатками хмельных запасов отряда.
– Славная была битва! – громко прокричал Иб. – Достойны вхождения в чертоги всевидящего павшие герои!
– За Вильфдера! – поддержал его Тью. – Знатный воин! С нами поднимает кубок на пиру у всевидящего!
– За Вильфдера! – вскрикнули остальные и разом пригубили крепкий напиток местных умельцев.
"Сколь сильна людская вера в свою вечность. Сколь мудры драконы, видящие свой конец", – подумалось герою, когда кубок его опустел.
И полились песни боевые, песни триумфальные, о подвигах героев ушедших и нынешних. Перепряталось тогда зверье лесное, многочисленное и великосильное, перепуганное зрелищем невиданным пирующих людей. И чувство тогда испытало неведомое: страх панический пред человеком.
Когда отданы были павшим почести, ушел отряд от кургана – но возвращаться в деревню не стал, лишь покинул поляну с удушливым запахом сгоревших останков. Остаток ночи прошел спокойно: мифы деревенских о неупокоенных так и остались мифами лишь. А едва взошло солнце – отправились победители в логово дракона, вход в который располагался на самой верхушке холма. Обмотав лица тряпьем, чтобы защититься от кошмарных миазмов широкого провала, герои начали спуск по полуразрушенной лестнице, уходящей вниз спиралью по стенкам скважины. Отчего ужасное чудовище не сокрушило ее окончательно, чтобы не могли проникнуть воры в его жилище, теперь можно было лишь догадываться. На дне кургана, который был определенно воздвигнут руками людей, обнаружили восхищенные драконоборцы груды сокровищ, что собрал за свои годы дракон. Завороженные смотрели победители на несметные богатства – и дух драконовский, коими они пропитались, стал навевать черные мысли. И тогда голос взял герой, рассудив мудро: отобрать все самое ценное, что смогут увезти домой, не привлекая излишнего внимания к обозу, и поделить на пять частей, и пусть незнатные спутники из оставшейся кучи набьют свои походные мешки. Глава похода возьмет себе все самое ценное, но малое – ведь его дороги поведут не к домашнему очагу, а дальше, по драконьим следам. А полагающееся покойному Вильфдеру достанется его семье – за тем проследят остальные. Оставшиеся же сокровища пусть останутся в кургане, и станут наградой храброму путешественнику, а также – основой легенды о богатствах далеких земель, что зародится в городе Эремуле стараниями баллад Тью.
Люди отдались тяжелому, но благодатному труду: принялись сортировать сокровища дракона, а герой решил осмотреться вокруг, желая хотя бы прикоснуться к тайнам загадочного места, ставшего логовом кровожадной твари. В бесчисленных углублениях огромной залы, где отдыхал дракон, находились каменные саркофаги, сохраненные временем и дурной славой кургана. Следуя по отходящему от зла коридору, всматривался драконоборец в полустертые картины, что некогда были нанесены на его стены. С трудом в искаженных линиях угадывалась история некоего государства, проглядывался в них и быт его жителей. Рассказывали они о неведомой напасти, случившейся в стародавние времена, от чего стали нарастать язвенными наростами по земле такие вот могильники. А последняя картина, что предстала перед героем, когда тот подошел к огромной каменной двери, преградившей путь, повествовала или предупреждала об колоссальном слепом змееподобном чудовище, что собиралось сожрать диковинный город глубокого прошлого. Рука путника невольно легла на дверь – и содрогнулась как от укола, когда он почуял ее возраст. Над ней были вырезаны руны из давно позабытого языка – но герой решил, что пусть нечто сокрытое за дверью так и останется под густым покровом тайны, поэтому вернулся назад к спутникам, подавленный вечностью.
Договор был выполнен, и сыны Эремула могли вернуться домой. В ближайших поселениях драконоборцы собрали все необходимое для возвращения в родные земли. Обоз состоял из двух телег, и на каждого приходилось по скакуну – обратная дорога обещала быть долгой. На этом пути отряда и их нанимателя расходились, вкратце он поведал, что собирается узнать, откуда же выросло число драконов в последние десятилетия – ведь ранее не упоминались они в числе столь огромном. Последнее же откровение убитого говорит о том, что направляет их чья-то зловещая рука. Когда пришла пора прощаться, призадумавшийся Иб так сказал герою.
– Столь сильно хочу увидеть родной дом, что даже Тью сладкоголосый мои чувства не опишет. Но месяцы с тобою, неизвестный, проведенные собою затмевают все подвиги, всю жизнь мою. И чувствую, да что там, знаю, что коль назад сейчас я поверну – так все годы оставшиеся в огне сожгу.
Не давая нанимателю обдумать слова друга, так сказал Свенд.
– Пришел ты в город наш по зову о беде. И взял в награду лишь спутников искусных, чтобы дракона побороть. Богатств его присвоил же ты меньше, чем в Эремуле обещали. Ты либо благороден, духом крепок, либо коварство велико, сколь колдовская твоя сила. Остался б я, чтоб посмотреть, чем кончится поход твой – да кто-то должен приглядеть, что к нашим семьям плата за отлучку доберется. Но часть своей награды я отнесу в храм Эйкиу, чтоб днем и ночью жрецы не умолкали, моля всевидящего быть вниманьем рядом с вами.
А Тью был на удивление лаконичен – ведь в том отличие хорошего рассказчика, что знает он, когда растянуть повествование, а когда кратко выложить свои мысли: "По нраву на драконов мне охотиться – я остаюсь". Когда высказались знатные по крови, голос подали остальные члены отряда. Так, оставшиеся в живых сопровождающие Иба подписались следовать за ним до самого конца. Один из лучников Вильфдера заявил, что за учителя и друга отомстит всенепременно зловещему незримому врагу. Удивил всех свендовский боец, что тоже пожелал к походу присоединиться – в то время как все остальные с радостью домой за командиром поспешили. Двух своих людей Иб незаметно надоумил: за Свендом надо проследить, чтобы сокровища всем семьям все же достались– а из крупного селенья они домой весточку отправят. Пусть Свенд боец и знатный, но кто ж ведает, что у на уме у него. На том и порешили: громко распрощались осколки отряда, скрепив прощанье крепкими напитками, коих уже вдоволь у всех было. Отправился обоз в путь дальний, но обозримый – а драконоборцы ждать стали указаний командира.
Долгими были странствия героя и его спутников: исходили они множество земель, выискивая следы драконьих зверств. Молчаливый глава похода скрупулезно записывал отчеты о их похождениях в свои массивные книги. А когда приходила пора разбивать лагерь, устраивался он поудобнее и раскрывал хранилища знаний, что, окружив его призрачным светом, выдавали накопленные знания. В потусторонних облаках образов и сведений плавал герой, структурируя и раскладывая их по полкам, чтобы обнаружить хоть какую-то закономерность среди драконьих воплощений. Летели месяцы – и он их обнаружил.
Забыли вскоре про знатность и происхождение драконоборцы: стали все равны. По-дружески общался Иб с людьми своими: Нудом, Граем и Солведжем, не отличал от них Улфа, что покинул свиту Свенда, и Элуфа – ученика Вильфдера, что вскоре заменил Тью в рассказах и балладах у костров. Пал Тью в Седой трясине, куда завели отряд поиски загадочного проводника, что ведал секретные тропы и водил, порою, странные обозы сквозь топкие земли. Шел тогда отряд, утопая в прожорливом болоте, из которого росли раскидистые деревья с гибкими ветвями, усыпанными белесыми тонкими листьями, подстать сероватому вездесущему мху. Тело воина поглотила вода, когда он упал с разорванным огромной когтистой лапой ужаса, что обитал в болотах, животом. Не ушло тогда высокое коренастое чудовище с плоской безобразной мордой от мести спутников бойца: на части его разрубили и в разных концах трясины утопили – кто ж знает, что за мерзость эта, и не воспрянет ли опять. Питаясь мхом и редкими плодами, еще реже – мясом чуткого зверья, продирался отряд дальше сквозь болото. Элуф тогда жаловался, что подстрелить кого из местных тварей получается лишь коль Реи, мглистый охотник, сопровождает их в промысле – по его просьбе молил отряд Эйкиу, чтобы всевидящий просил бога снизойти до помощи в охоте. Герой тогда удивлялся про себя: действительно, зачем премножество домов возводить для каждого божества, коль можно обращаться с просьбой к одному, а он уж, как самый старший, разберется? И дальше шел отряд, пока не наткнулся, наконец, на избушки проводников, что стояли на границе края. Холодно приняли их там – но драгоценности все ж языки отшельникам развязали. Поведали они, что поведут с недели на неделю еще такой престранный караван – а за подсказку обязали немного топи от чудовищ проредить, чтоб безопаснее дороги стали.
Спустя недели три отправились драконоборцы к месту западни – не ведали еще тогда, с кем столкнутся: со злодеями, иль с честными купцами. Хоть было стыдно им заранее отнять невинную жизнь – но твердо стояли, ожидая команды предводителя. И вот, в сумерках, показался караван. В одну телегу были впряжены два ящера двуногих, что ловко ступали по трясине, а на самой телеге, накрытой пледами и шкурой, все ж разглядели глаза Элуфа очертанья клети. Значит, оправданы все риски, и отправляются стрелы в свой гибельный полет. Повалились охранники каравана, сраженные меткими выстрелами Нуда, Грая и Элуфа (Иб тогда расстроился пресильно: лук никак осваиваться не хотел). Вспыхнуло пламя из повозок, освещая окрестности – похватав мечи, бросились охранники на засаду, а иные с луками прикрылись за телегами – там и достали их стрелы Солведжа и Улфа, что расположились по другую сторону тропы. И жар рукопашной тогда вспыхнул: отбросив луки, набросили на врагов Иб, Нуд и Грай, свирепые в своем гневе. Вступил в битву и безымянный герой, колдовством ужасая врагов. Были среди караванщиков и свои колдуны – но повалились они наземь от стрел, а одному Нуд успел срубить голову прежде, чем окончит он свое заклятие. Проводник же, едва заварушка началась, в кустах седых укрылся и терпеливо ждал окончания боя. Когда он вылез – среди обманутых им неизвестных лишь один дышал, все остальные были трупами. Плевался кровью бедный Грай – в грудь его ранили смертельно, а Солведж выл, культю руки сжимая. Но герой и Иб оставили заботу о несчастных остальным – склонились над еще живым врагом. В клетке до сего момента они обнаружили то, что искали: огромное яйцо с толстенной скорлупой, что молотом разбили, лишая жизни тварь, что гибель призвана нести. Сорвал шлем с противника герой – и Иб воскликнул в ужасе.
– Драконья кровь, – сказал тогда главарь, на желтоватую радулу указуя, что полностью глаз существа скрывала.
– Сожжем вашу деревню, – прошипел, умирая, недочеловек. – Бежите – всех поймаем, растерзаем.
– Экий гад! – протянул Иб. – Дракона порожденье?
– Об этом ведают одни лишь, – распрямился герой, беря в руки меч, чтобы не дать секретам трупа исчезнуть в покрове смерти. – Быть может, это колдовство, быть может – смесь людской и тварей крови. Но родом все они из одного лишь края. Того, что раем должен быть.
Костра обширнее не ведала трясина, сгорело все: повозки, груз и трупы. Отправили Грая и Солведжа следом за другими участниками похода – подготовит Тью ушедший знатный эпос к моменту, когда к Эйкиу в конце своем остатки явятся отряда. Вдоволь тогда наелись мяса: чудным скакунам-рептилиям тоже пришел конец – оставили лишь пятерых в живых. Зачем – поведал тогда авантюры зачинатель пред четырьмя своими спутниками.
Легенды, мифы, слухи лишь ходили о той земле заветной. Богата на плоды и злаки, леса – зверьем заселены, и в реках рыбы множество. И жили – не тужили люди там, но все конец имеет. Из-под земли вдруг вырос в одночасье огромный, злой вулкан. Он пробудился и засыпал землю пеплом – бежали люди прочь, все изверженья ожидали. Оно последовало вскоре, но не лава – а бесчисленные орды демонов посыпались из недр, сея смерть и разрушенье. И с каждой гибелью вулкан лишь рос, все больше адских тварей выпуская. Отчаянье и страх людьми тогда владели – бежали, падали и гибли, и разрасталась язвенная рана земли, что демонами алчно поглощалась. Но вдруг пришла подмога, откуда никто не ждал. С небес нагрянули драконы, и стали демонов крушить. Тогда, в эпоху отчаянья и страха, союз невероятный родился. В строю едином встали люди и драконы, чтобы демонов изгнать обратно навсегда. В драконьем пламени сгорали твари адские дотла, а остальных валили наземь людские стрелы и мечи. Война продлилась долго, много жизней унесла. Могильным смрадом отравляя земли, лежали трупы и драконов, и людей. Но вот добрались армии союза до вулкана – и там, в один из страшных мрачных дней отправили обратно в преисподнюю тех демонов владыку – конец настал для козней и смертей. И колдуны в тот час закрыли те врата навеки, и кратер вмиг заполнился водой. Тогда и вырос посреди озера дворец, что центром стал для государства нового, где правил Культ Дракона, что под замком держал и демонов, и прочих недругов, храня скрепленный кровью и борьбой союз.
– Мы вместе двинемся туда! – воскликнул громко Иб.
– Отнюдь. Там ожидает гибель – и это времени вопрос.
– И что же, повернуть назад? – с досадой в голосе спросил Улф.
– Назад? Туда тебе лишь стоит обернуться, чтобы вспомнить, какой вы путь проделали великий. Без вас у меня шансов не было зайти так далеко. Вы рисковали жизнью – но теперь за мною следовать нельзя, самоубийство это. Я благодарен бесконечно, что спутниками оставались вы всегда, но вот пришел момент, когда вам в дом возвращаться пора.
И скакунов оседлав диковинных, распрощались драконоборцы навсегда. Отправилась четверка в Эремул, а герой безымянный – искать дорогу в Культа Дракона край. Не понимал он точно, что именно найти хотелось – быть может, лишь ответы? Зачем слать в земли мирные тварей кровожадных, коль договориться с ними смогли? Иль это была плата за союз – цвел и жирнел хранимый культа край, и посему рассылали они отродий в другие государства? Кровью незнакомых оплачивать долги куда приятней, чем своей.
Спустя не дни, а месяцы исканий скупил герой на землю, будто благословленную богами: переживала она золотые века. Там люди богато одетые ходили, и каждая деревня – загляденье: полна света, рядом – полноводная река, и все домики – как будто бы с картинки. А в город как зайдешь – так дух захватывает от вычурности и изысков. Сомнений нет: вот она – обитель зла. Добраться непросто до вулкана было: сплошь кордоны и охрана. И закованные в дорогую броню солдаты, и шлемы на рогах – так себе красоты. Тогда, подкараулив патруль из тех, в ком кровь дракона, герой им сказку прочитал. Рассевшись на брусчатке, с книгой на коленях, к разуму тех тварей он воззвал. А помогал ему тогда прекрупный череп, в котором трясся дух гибрида из Седых трясин. И вот – он в окружении отряда идет по живописному мосту, что перекинут через озеро, чтоб можно было подойти к дворцу. Там, окруженный золотом и мрамором, в огромных залах, от которых захватывало дух, в роскоши утопающих палатах, жил культ. Немало времени минуло, когда герой, скрываясь от злых глаз, разведывал, вынюхивал, рискуя с поличным попасться – пока везло. И вот, клубок распутав до конца, он оказался в приемной у того единого, что ведал связью меж драконами и человечеством, скота.
Раскрыв двери, провожатый мертвецом безмолвно падает. Герой, отбросив меч на пол, подходит к человеку, чье лицо сокрыто капюшоном – но даже он не мог спрятать бесконечный возраст существа. Тот лишь улыбнулся – он знал про чужака. Докладывали постоянно об исчезновеньях, саботажах. И вот – глупец попался, ну тоска! Страже колдовским каналом глава культа сообщил мгновенно, что надо слать захвата группу – а он уж разговором отвлечет и время-то оттянет.
– Ты ждешь ответов? – насмешливо промолвил он тогда.
– Не утруждайся, я возьму их сам, – отрезал гость незваный, и в злодея выпустил сгусток из посоха.
Прошел без помех снаряд ужасный через преграды колдовские, что стрелы останавливали и парализовали врага, ступившего сквозь них. Крик ужаса издал глава культистов – и герой, игнорируя охраны вопли отрезает голову злодея. К нему бегут убийцы-стражники, они его вот-вот пронзят мечами – но истины, что из черепа полились, затмили смерти боль.
Он видел, как четверка ослепительных созданий, будто призрачных, плывет, несомая огромными крыльями-плавниками по морю бесконечности. Встретившись, они испускают из своих пастей потоки даров, которые, смешиваясь, стали порождать новый мир. Он стал свидетелем, как разраставшийся кусок мусора расцветал и наполнялся жизнью. Только на его фоне стал понятен колоссальный размер созданий. Они иссякли и растворились в своем создании – и тогда, в далеких его горах появились, скованные мощной скорлупой, яйца их детей. Тех, кому суждено расти и развиваться, чтобы возвыситься до своих божественных родителей, и когда-нибудь покинуть родной дом, чтобы сеять новую жизнь. Таковы верования Культа Дракона, заставившие его членов обрекать людей на рабскую долю во имя процветания величественных созданий, в избранном государстве создавая иллюзию гармонии. Он не остановится не перед чем, чтобы распространять семя драконов по всему миру, ибо их удел – возвышение, а удел смертных – лишь тлен и служение.
Кошмарное откровение поразило сознание героя сильнее острых мечей стражи. Он почувствовал, как его тело начинает подниматься в воздух, сопровождаемое удивленными воплями убийц, сокрушенными кошмарным скрежетом. Герой уже не знал тогда о боли. Подхваченный иссиня-черными потоками, изливающимися из его тела вместо крови, он поднимался все выше, пока, наконец, достигнув пиковой точки не разлетелся на миллионы частей, создав взрыв прямо по центру дремлющего вулкана. Дворец начал рушиться, словно веточный домик, погребая под собой завывающих от ужаса культистов и свои сокровенные тайны. Страшный подземный грохот оповестил жителей края, что их ждут страшные перемены. Вскоре величественный центр государства скрылся в забурливших водах вулканического озера.
***
Сказочник проснулся от собственного крика. Стояла яркая ночь, освещаемая недремлющей луной. Рядом мирно трещал костер, поедая скудные бревна. Троица его спутников уставилась на пробудившегося со смесью удивления и осуждения. Вскочивший чернонарядый тяжело дышал и был весь в испарине.
– Михалыч, завязывал бы ты с чтением на ночь, – покачал головой седобородый глава группы. – Как найдешь чего в этих своих книженциях – так потом голосишь всю ночь.
– Как же все неправильно, – пробормотал сказочник.
– Ну чего ты опять? – по-отечески заботливо заюлил Келласт. – Ну не нашли эту проклятую шкатулку в таверне папаши Рорше – так завтра уже в Ливре будем, и продолжим наши поиски.
– Какой же ерундой мы занимаемся, – сокрушенно выдал колдун и повалился на землю, уставившись в ночные небеса.