На два месяца я ушел с головою во временной пласт, отстоящий от нашего времени примерно на сто лет, просматривая десятки старых фотографий, относящихся к прошлому моего рода, в попытке восстановить свою родословную, руководствуясь портретным сходством. Раз за разом я мысленно проходил мимо десятков немых сцен театра прошлой жизни, как на процедуре опознания, всматриваясь в лица персонажей, пока они потихоньку в моем воображении не оживали; казалось, они меня тоже замечали, отслеживая глазами мои перемещения; я начинал чувствовать их дыхание, участившееся от волнения от встречи со мной, и именно возникавшее между нами взаимопонимание помогало мне определять, кто из них – мои родственники. Так я пообщался, к своему удовольствию, со многими из своих вновь найденных предков (я не знаю, было ли это удовольствие взаимным), но теперь, подводя итоги своего двухмесячного путешествия в прошлое, я могу сказать, что над этой разнообразной и пестрой компанией доминирует образ моей бабушки по отцовской линии – Марии Алексеевны. Это тем более удивительно, что она – единственная из первого поколения моих старших родственников, кого я не знал лично, так как она умерла за год до моего рождения. Не было у нее никаких преференций и в момент, когда я еще только приступал к своему исследованию, - семейная история не сохранила никаких преданий о ярких событиях, в которых она бы принимала участие, или ее экстраординарных поступках – мои родители, стоило лишь о ней заговорить, дав понять, что она была очень хорошим человеком, дальше красноречиво замолкали.
Поэтому уникальному положению, которое Мария Алексеевна заняла в пантеоне моих предков, она была обязана исключительно своему зримому образу – ведь только со зримыми образами я имел дело. И тогда я попытался проанализировать образ моей бабушки: - что в нем такого замечательного, что она затмила всех, хотя в ее окружении были писаные красавицы, например, вторая жена ее отца – «мачеха» Вера?
Во-первых, начиная примерно с шестнадцатилетнего возраста, на всех фотографиях, вне зависимости от ракурса съемки, настроения, обстоятельств, окружения, моя бабушка узнаваема с первого взгляда. Единственно, от кого я ее однажды не смог отличить – от ее собственной матери, сфотографированной в том же самом возрасте – примерно в 20 – 25 лет (меня выручила только дата, поставленная на одном из снимков – 1904 год). Я установил, что одним из главных отличительных признаков ее внешности является силуэт – очертания лица, положение головы, красота перехода линии шеи в линию покатых женственных плеч.
Во-вторых, у моей бабушки удивительное лицо – его черты безупречно правильны – в нем нет ни малейшего изъяна, делающего лица «интересными»; - такие лица, как у Марии Алексеевны, я видел у древнегреческих скульптур классического периода. Узкий промежуток между носом и верхней губой и тяжелый подбородок подчеркивают «породистость» бабушкиного лица.
В-третьих, у Марии Алексеевны - поразительное выражение лица – оно противоречиво: с одной стороны, оно делает видимым ее чистый и гармоничный внутренний мир, с другой, - оно устанавливает королевскую дистанцию между собой и окружающими, без чего женщина не может стать предметом мечты.
Все эти черты, объединенные в одном образе, меня очаровывают и завораживают, но я догадываюсь, что честь его открытия я должен разделить с супругом бабушки – художником от Бога, - моим дедом Григорием Федоровичем.
Ведь это он зорким взглядом художника вырвал образ Марии Алексеевны из сотен других пассажирок московского трамвая, которые ему встречались на пути из дома в Строгановское училище, и понял, что его посетила редкостная удача, и ее не упустил.
Кроме того, в своих генеалогических изысканиях я постоянно пользовался альбомом фотографий, посвященным дедом исключительно своей жене, составленным с любовью и тщанием уже после ее смерти. Будучи по призванию пейзажистом, дед не создал ни рисованного, ни живописного портрета Марии Алексеевны. Поэтому ее обобщающий образ он воссоздал посредством вышеупомянутого альбома. Из всего массива фотоматериалов дед выбирал только те из снимков, на которых рельефно проявлялись самые важные черты, формирующие образ; он мог проигнорировать четкую фотографию, где лицо было изображено в хорошем масштабе во всех подробностях, но вырезать из малоформатной групповой фотокарточки крохотное личико своей жены, и в вклеить его в альбом на отдельной странице. Некоторые из фотографий – темные – почти брак, но на них оказалось запечатлено что-то настолько важное для облика Марии Алексеевны, что они заботливо размещены в альбоме, тогда, как другими, качественными, дед пренебрег. Или, например, здесь можно увидеть фото стройной женщины в полный рост, в профиль – ее лица почти не видно – то, что это Мария Алексеевна, можно только догадываться, но эта фотография показалась деду важной для передачи облика его жены. Назначение всей этой подборки становится ясным, когда, после ее тщательного и заинтересованного просмотра возвращаешься к фотографии, наклеенной на первой странице альбома – подвергнутое анализу изображение воссоздается вновь в высшем синтезе, превращаясь в художественный образ большой эстетической и обобщающей силы– сквозь фотографию конкретного человека – моей бабушки Марии Алексеевны – проступают черты Прекрасной Супруги, которую, однажды узнав, уж забыть невозможно. Такого эффекта может добиться только настоящий художник: увидев красоту, ему удается своим произведением этому видению научить и его зрителя. Ведь увидел Леонардо в супруге флорентийского торговца шелком Джокондо образ Человека, и научил этому видению всех нас. Достижения моего деда гораздо скромнее, но и он был успешен, раскрыв Прекрасное в облике своей супруги, по крайней мере, одному человеку – мне, и за это ему спасибо!
Август 2017