Мой друг Никита Шапкин влюбился в звезду.
Не в известную певицу, актрису или спортсменку, не в молоденькую дурочку, спевшую несколько бессмысленных песенок или сыгравшую в не менее бессмысленном сериале и возомнившей себя "звездой". Нет, он влюбился в звезду, которая сияет на небосводе...
Никита, учёный-астрофизик, доктор физико-математических наук, профессор, преподаватель одного из ВУЗов нашего города, появился в моей жизни несколько лет назад совершенно случайно. В этом университете тогда училась дочь моей соседки, растившей девочку без мужа. С дочкой случилась неприятность: ей надоело учиться, она стала усиленно прогуливать лекции, и дело дошло до отчисления. У матери состоялся с ней серьёзный разговор - с криками, плачем, истериками с обеих сторон, угрозами повеситься и перерезать вены и моим, разумеется, вмешательством...
На следующий после разговора день я отправился в храм науки с твёрдым намерением дать кому-нибудь взятку, чтобы маленькую нахалку оставили учиться. Там я и познакомился с Никитой - при попытке всучить эту взятку ему. Он был крайне удивлён моим настойчивым желанием впихнуть ему тощенький конвертик с тремя пятитысячными купюрами, но не рассердился и не выгнал меня из аудитории, где я его подловил, а внимательно выслушал и недоверчиво спросил, глядя на меня через очки в немодной оправе:
- А вам что, никто не сказал, что я не беру... э-э-э... благодарности?
- Нет, - честно признался я, - да я и не спрашивал... Я тут никого не знаю!
- То есть вы вот так, сходу, решили, что именно я могу за... э-э-э... вознаграждение оставить вашу девочку в университете?!
- Нет, не сходу, - снова не покривил я душой, - я сначала долго ходил, читал таблички на дверях, думал... Мне ваша фамилия понравилась!
Профессор уронил на пол очки, которые протирал в этот момент замшевой тряпочкой, и с изумлением уставился на меня. А что я мог сказать? Что не умею взятки давать? Что не пошёл к декану, потому что прочитал на двери его кабинета "ХИТРОВ А.Н.", а к хитрованам у меня доверия нет? Что я переставил его, Никиты, инициалы, и получившееся "Н.А.Ш." вселило в меня уверенность, что у него я найду понимание? Разве нормальный человек может привести подобные аргументы?!..
Я привёл...
Никита Анатольевич Шапкин хмыкнул и с интересом спросил:
- А что, есть статистика, подтверждающая, что Шапкины - безотказные мздоимцы?
- Нет! - засмеялся я. - Мне подумалось, что человек с такой хорошей, простой фамилией не может быть гадом!
Профессор тоже засмеялся, тоненько и дробно, и протянул мне руку. Обменявшись рукопожатием, мы пошли в уютное кафе напротив университета и продолжили наше знакомство как взрослые мужчины: с коньяком и шашлыком из осетрины.
В результате моя юная соседка была оставлена в университете, и благополучно бросила его только через два года, удачно выйдя замуж и родив двойню, а наше знакомство с Никитой постепенно переросло в дружбу. Встречались мы редко, так как мне, человеку семейному и работающему, трудно бывает выкроить свободное время, но всегда были на связи и в курсе дел друг друга. Кстати, меня всегда удивляло одно обстоятельство: почему мой образованный, умный и, не побоюсь признать, красивый сорокапятилетний друг до сих пор не женат? Задавать ему этот вопрос я считал неуместным, поскольку, по моему глубокому убеждению, о подобных вещах человек должен рассказывать сам. И однажды это случилось.
Никита позвонил мне тёплым осенним вечером и предложил встретиться. Мне было решительно нечего делать после отъезда жены с внучками на море, и я пригласил его к себе. Посидели мы хорошо! Бутылка дорогого коньяка, принесённая Никитой, закончилась быстро, и я достал из бара свой коньяк - не такой дорогой, но вполне приличный. Закрывая дверцу, я случайно смахнул на пол с полки фотографию жены. Никита быстро подскочил, поднял фотографию и бережно поставил на место.
- Красивая она у тебя! - восхищённо сказал он и потянулся к бутылке. - Завидую!
- А чего завидовать-то? Женись, и у тебя будет своя красивая! - пошутил я.
Друг шутку не поддержал. Он погрустнел, задумался и тихо произнёс:
- Не могу жениться я.
Вот это номер! В моей голове вихрем пронеслись разные, в основном ужасные, мысли: смертельно болен (СПИДом, например), боится передать потомству некое генетическое заболевание, страдает импотенцией... Последние два предположения были совсем уже гадкими: не по-братски любит собственную сестру, о существовании которой я не имел ни малейшего понятия, и... мой друг - гей! Видимо, всё это отпечаталось на моей нетрезвой вытянувшейся физиономии, потому что Никита тоненько засмеялся и преувеличенно бодро воскликнул:
- Я не гей, не импотент и не болен!
И тут же пояснил, видя моё изумление:
- Это три основные причины, о которых думают люди, когда слышат, что кто-то не может жениться... А я просто-напросто давно уже влюблён!
- А! Она замужем! - догадался я.
- Нет! - снова засмеялся Никита, на этот раз невесело. - Она не может выйти замуж!
- А! - догадливо воскликнул я и понимающе погрозил пальцем. - Она... она... - и... не смог придумать ни одной причины.
- Она - зве-зда, - спокойно и торжественно произнёс мой опьяневший друг.
- Зарубежная и... лесбиянка? - несмело предположил я, боясь опять попасть впросак.
- Да что у тебя за мозги-то! - возмутился Шапкин и даже вскочил с места. - Говорю же, она - звз... звезда!
- С не... с неба?.. - обалдело спросил я, надеясь, что опять не угадал, и торопливо налил нам ещё по пятьдесят.
- Да, мой любезный и преданный друг! В точку попал ты внезапно и вдруг! - высокопарно продекламировал профессор астрономии и, бочком прогарцевав по комнате, чокнулся своим большим бокалом с фотографией моей жены. - Да, именно так: звезда с неба! Сияющая голубая звезда с тёмного бездонного неба! - и он демонически захохотал.
"Слава Богу, это пьяный бред! - обрадовался я. - Проспится и забудет про свою звезду!" Но рано радовался! Никита, видя мой неподдельный интерес, потащил меня на балкон - "покурить и поболтать в стороне от лишних ушей", как он выразился, видимо, забыв, что дома мы одни, и я бросил дурную привычку 10 лет назад, а сам он не курил никогда.
На балконе, глубоко вдохнув городской осенний воздух, тёплый и влажный, Никита слегка протрезвел и уже не так решительно спросил:
- Ну, что, тебе всё ещё интересно про мою любовь узнать? - и с надеждой посмотрел на меня. Не знаю точно, на что он надеялся: на то, что я откажусь от разговора или на то, что соглашусь его выслушать. Я выбрал второй вариант.
- Говори! Я готов к разговору, дружище! - с киношным пафосом театрально воскликнул я и выбросил вперёд руку чисто ленинским жестом. В тот момент и мне, изрядно захмелевшему, и моему нетрезвому другу это показалось очень значимым, красивым и мужественным. Никита с уважением кивнул и начал исповедоваться...
Я его слушал и всё больше мрачнел: трезвея быстрее, чем от холодного душа, я проникался убеждением, что мой учёный друг сбрендил. Подвинулся головой. Свихнулся. Спятил. И так далее, ибо поверить в то, что он мне изливал, мог только такой же сбрендивший чудак.
- Я открыл её для себя пятнадцать лет назад, совершенно случайно, - вдохновенно говорил мой бедный друг, мечтательно глядя вдаль, - и сначала даже не понял, что это. Я видел в телескоп непонятный шар, светящийся голубым светом. Шар переливался и пульсировал, а я даже не мог определить его размеры и расстояние между нами, можешь ли ты представить этакую ерунду!
Никита что было сил стукнул по перилам кулаком, ушибся и с шипением затряс рукой. Я поспешил заверить его, что представляю себе эту ерунду, хотя понятия не имел, как надо определять размеры небесных тел и космические расстояния. Конечно, я что-то читал о парсеках и световых годах, но... Впрочем, Никите в тот момент было не до моих скудных знаний. Из его эмоционального рассказа я понял, что загадочный небесный объект не походил ни на что известное в астрономии, не поддавался никаким измерениям, был сказочно красив и... разумен.
- Я называю её звездой, потому что так понятнее, а на самом деле это не звезда, не планета, не пылевое облако... Это - что-то неизвестное науке, но несомненно разумное! - благоговейно вещал мой спятивший друг, воздевая руки к небу. - Она прекрасна и удивительна, она сумела пробудить во мне такие чувства, о которых я и не подозревал! Я люблю её!
Это было уже чересчур, и я поспешно отхлебнул из бутылки, которую прихватил с собой на балкон, затем машинально протянул её Никите. Состояние блаженного опьянения мгновенно вернулось.
- А с чего ты звя... взял, что оно разумно, это комси...ческое тело? - громко, но с усилием вопросил я, указывая пальцем в потолок балкона. - Оно что, с тобой рразгова...ррива...вает?
- Не смей называть её "оно"! - гневно воскликнул Никита и взволнованно глотнул коньяка. - Моя возлюбленная посылает мне сигналы, и я скоро научусь их понимать!
Тут он хотел торжественно взмахнуть рукой, но забыл про зажатую в ней бутылку и звонко хрястнул выпивкой о перила. На пол посыпались осколки стекла, ароматная жидкость окропила наши футболки и джинсы. Никита всполошился и начал суетливо подбирать останки коньячной тары, я бросился ему помогать, и разговор затих сам собой...
Но с этого вечера я стал поверенным Никиты в его сердечных делах.
А дела эти, надо сказать, приносили моему другу немало страданий: шутка ли, безответная любовь к звезде! Очень скоро мне стало всё равно, кого (или что?) любит Никита, я перестал бояться за его психическое состояние, поняв, что он-то здоров, а вот коварная судьба гнусно подшутила над ним. Меня волновала только его любовь - как чувство, и связанные с нею переживания. Он мог любить хоть табуретку, это не имело значения, поскольку любил Никита по-настоящему, и муки любви были истинными. К своему облегчению, я узнал, что загадочный объект видит не только Никита, чего я втайне боялся, нет, он был виден всем желающим, и за ним давно и пристально наблюдали сотни астрономов и других разных учёных - я не силён в терминологии. Мало того, я тоже его видел!!! Никита однажды пригласил меня в обсерваторию, и я увидел - её... Безусловно, это была она, именно ОНА, а никакое не оно, ибо так загадочно сиять, светиться и мерцать дано только женскому началу... Я смотрел на неё в разные телескопы: и в самый мощный, и в самый слабый, но эта необычная звезда оставалась одинаково яркой и близкой в любом из них. Она пульсировала, сжималась и расширялась, и то переливалась тончайшими оттенками зелёного и синего, то поражала контрастом чёрного и белого, то взрывалась фиолетовыми сполохами. Мне было трудно оторваться от этого божественного зрелища, и я начал понимать Никиту.
- Ты видишь, видишь? - горячечно восклицал профессор астрономии, прилипнув к соседнему телескопу. - Ты видишь эти нежные розовые переливы на голубом?! Видишь?!
- Нет! - честно ответил я. - Я вижу только голубое и зелёное. Но у тебя телескоп мощнее!
- Ха! Фиг тебе! - неинтеллигентно крикнул мой учёный друг. - Самый мощный телескоп как раз у тебя! А у меня - самый слабый, я специально его взял, чтобы ты увидел, как она красива, и убедился, что я не вру и не сошёл с ума: моя звезда посылает мне сигналы!
И он торжествующе посмотрел на меня.
- А ну-ка, постой! - я так же неинтеллигентно оттолкнул Никиту от его телескопа и прильнул к окуляру. Чарующая красота по-прежнему сияла и переливалась в небе синим и зелёным, и вдруг я отчётливо увидел яркий розовый всплеск! Думайте что хотите, но мне он показался похожим на ехидную усмешку...
После этого случая я серьёзно заинтересовался необычной звездой и стал искать информацию о ней в интернете. Оказалось, она довольно-таки известна и ей даже посвящена страница в социальных сетях! Я узнал, что у неё есть множество поклонников и даже фанатов! Оказалось, что у неё есть имя! Я так и не понял, кто его придумал, но мне оно страшно понравилось: Алал! Я узнал, что у Никиты тоже есть страничка в соцсетях, полностью посвящённая Алал! Оказалось, что мой друг-профессор - нежный романтик и пылкий влюблённый, пишущий необыкновенно красивые, наполненные глубокими чувствами и мудростью стихи - стихи для своей Алал... Я узнал, что у необычной звезды по имени Алал бывают периоды, когда она едва светится, а порой и совсем исчезает, но неизменно через какое-то время, как правило, не очень продолжительное, снова начинает сиять - с новой силой и каждый раз по-новому, с новой цветовой тональностью, новой цветовой музыкой. "Премьеры" бывали нечасто, и мне ни разу не удалось на них присутствовать...
Но звезда звездой, а на первом месте для меня был всё-таки Никита. Он доверял мне настолько, что делился всеми своими мыслями и чувствами, тем, что происходит между ним и Алал. Если бы это была обычная женщина, я мог бы только порадоваться за друга, но он рассказывал об астральной связи со своей звездой, о тонком плане и вещих снах! Меня переполняли сомнения, но совсем не верить ему я не мог, ибо некоторые факты были просто необъяснимы...
А потом появилась обычная женщина. Она появилась в самый, пожалуй, трудный период жизни Никиты. С ним произошёл удивительный случай: удивительно гадкий, абсурдный и необъяснимый. В один из его рабочих дней в университете Никиту Анатольевича Шапкина срочно вызвал к себе декан. Мысленно ища причину для такой срочности, доктор наук вошёл в кабинет и увидел там, кроме декана, двоих мрачного вида мужчин, один из которых был в чёрной кожаной куртке, другой в тёмно-синем пиджаке. Поздоровавшись, Никита вопросительно посмотрел на декана.
- Проходите, Никита Анатольевич, присаживайтесь. Вот, господа... э-э-э... товарищи... Словом, с вами хотят побеседовать!
Декан вытер носовым платком вспотевшую лысину и, пряча глаза, отошёл к окну.
- Слушаю вас, господа, - обратился профессор к мужчинам.
- Нет, это мы слушаем вас, уважаемый! - громко и агрессивно произнёс мужчина в пиджаке. - Будьте так любезны, объясните нам, на каком основании вы делаете откровенно провокационные заявления в социальных сетях?!
- Я? Провокационные?.. Я ни о чём не заявлял! - растерянно воскликнул учёный. - Я не понимаю, о чём идёт речь!
- Ах, вы не понимаете! А вот мы вам сейчас напомним!
И тип в кожаной куртке протянул моему другу листы бумаги. На них Никита с изумлением увидел распечатанные тексты своих стихов, посвящённых Алал.
- Что вы на это скажете? "Небесная странница, знаю, разумна!" "Веду с тобой беседы через чёрный космос..." "Ты только мне свои сигналы шлёшь, и розовые всплески вижу только я!" - язвительно процитировал кожаный тип. - И так далее и в том же духе!
- Но это мои стихи, а не заявления! - возмутился Никита. - Я что, не имею права писать стихи и публиковать их на своей странице?!
- Имеете! Вот и пишите - о любви, птичках и цветочках! - едва ли не заорал гад в пиджаке. - Пишите о весне, о небе, тучках и солнышке, а не о разговорах со звездой!
- Простите, господа! - вмешался в разговор декан. - Я не совсем понял... Вы что, пришли сюда поговорить о стихах моего уважаемого коллеги?! Вы ради этого отнимаете его и моё время?! Что за...
Договорить декану не дали. "Пиджачный" грохнул по столу кулаком и хрипло рявкнул:
- Молчать! Научный работник, профессор не имеет права вводить в заблуждение граждан, сообщая им ложные сведения о своих сношениях с космическим разумом! - тут он поперхнулся, откашлялся и продолжил:
- Может, ваш уважаемый коллега выбалтывает ему нежелательные сведения! А вы его покрываете!
Декан обалдело взглянул на Никиту, перевёл взгляд на типов и, едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы:
- Вы что, господа, всерьёз полагаете, что учёный-астрофизик вступил в незаконные отношения со звездой и выбалтывает ей государственные тайны? И вы делаете этот вывод, исходя из его стихов?.. Вы своём уме?! - взревел он и тоже грохнул кулаком, но не по столу, а по подоконнику. - Вон отсюда!!!
- Но-но, господин Хитров! - повысил голос "кожаный". - Я бы не советовал вам так с нами разговаривать, если не хотите неприятностей! Мы сейчас уйдём, но предупреждаю на будущее: следите за тем, что пишут ваши сотрудники! А Шапкина рекомендую наказать!
Мерзкий "кожаный" тип издевательски козырнул, кивнул "пиджачному", и они вывалились из кабинета.
Декан и Никита проводили их взглядом, потом посмотрели друг на друга. И тут у декана сдали нервы, и его прорвало! Срываясь на визг, он обвинил моего бедного друга в интригах, сплетнях, разглашении рабочих моментов по звезде Алал, графоманстве и предательстве. Последнее окончательно добило Никиту, и он вышел из кабинета, не дослушав начальство. Приказа об увольнении не последовало, но строгий выговор профессор получил.
- Представляешь, Ник, я даже не знаю, кто эти люди! - по телефону жаловался мне Никита. (Ах да, я совсем забыл сказать, что мы с Никитой тёзки! Только я - Никита Владимирович.) - Пришли, нагадили, испортили и мои отношения с деканом, и трудовую книжку!
- Но ведь не так просто они приходили, Никита! Что-то им надо было!
Никита помолчал, потом задумчиво произнёс:
- Знаешь, я думаю, что это была какая-то служба безопасности... Документов-то их я не видел, а Хитров, наш декан, мне ничего не рассказал... Наверное, не только я понял, что Алал разумна! Ой, боюсь я за неё... Как бы не изловили да изучать не стали! Ведь навредить ей могут, а то и уничтожить!
Я не мог дальше слушать его бред и нервно заорал, вскочив со стула и чуть не уронив телефон:
- Да успокойся ты, Никита! Включи, наконец, мозги! Как они смогут изловить небесное тело?! Что они смогут ей сделать?!
- Это ты включи мозги, дражайший друг мой! - в ответ вскипел Никита.- Какое небесное тело?! Я тебе сто тысяч раз говорил: это не космический объект, это - разум в чистом виде, энергия, сущность, чья-то освободившаяся душа, наконец! И навредить ей очень даже реально! Ты что, думаешь, у нас нет никаких наработок?! А, да что с тобой говорить, с профаном!
И Шапкин в сердцах бросил трубку, отключился, то есть. Это была первая наша размолвка, но я, понимая его состояние, не разозлился, а ещё сильнее обеспокоился и помирился с другом, позвонив ему назавтра.
От всех этих переживаний профессор впал в депрессию. Ко всему прочему, замолчала Алал. Нет, она по-прежнему сияла, переливалась, но розовых сигналов Никита Анатольевич больше не получал, астральной связи на тонком плане тоже не было... (Да-да, я стал верить во всё это - чисто фантастическое, попахивавшее психиатрией, но ставшее нашей с Никитой реальностью...)
И вот в этот непростой период и появилась в жизни Шапкина обычная земная женщина.
Она пришла на страницу Никиты с рассказами о нежных розовых отблесках в сиянии Алал, о своей любви к загадочной звезде, она беспокоилась о Никите, восхищалась его стихами, сочувствовала его любви и носила странное и красивое имя - Наргиз Нуар. Мой бедный безнадёжно влюблённый друг не мог не откликнуться на её призывы! У них завязалась переписка, и скоро уже Наргиз признавалась в любви не к звезде, а к Никите... Она засыпала его письмами и стихами, она шептала, кричала и пела о своей любви, оплетала Никиту паутиной нежности и страсти, осторожно намекая ему, что время звезды прошло, она скоро погаснет, а любовь Наргиз будет сиять всегда - здесь, рядом, на земле! И мой измученный депрессией и безответной любовью друг дрогнул. Он впустил в своё сердце женщину! Он тоже стал писать ей нежные письма, признался в любви и забыл, казалось, о своей звезде.
Не могу передать, как я был рад за Никиту! Я мысленно благодарил Наргиз за её настойчивость и нежность, за чудесные слова, посвящённые моему другу, и даже, к моему стыду, за то, что она иногда позволяла себе называть Алал то старой свечкой, то гаснущей лучиной...
Виртуальная любовь к Наргиз Нуар захватила Никиту, и однажды они встретились. Наргиз оказалась настоящей красавицей, вовсе не восточной, как можно было ожидать, исходя из её имени, а вполне европейской: высокой, стройной, длинноволосой, стильной и раскованной. А ещё она оказалась нежной, сильной и страстной - как и её стихи! Новые ощущения и впечатления настолько закружили Никиту, что мы перестали встречаться и даже созваниваться. Я не был на него в обиде, я понимал, что такое любовь! Иногда я ему звонил и, слушая его счастливый голос, был искренне счастлив сам, надеясь, что Наргиз излечила бедолагу-астронома от космической страсти.
Однако через какое-то время я заметил, что счастья в голосе Никиты поубавилось, восторгов стало меньше, а ликующие ноты сменились нотками сомнения. Тянуть кота за хвост я не стал и на ближайшие выходные, когда моя обожаемая вторая половина уехала к подруге на девичник, зазвал к себе Шапкина. Увидев друга, я нахмурился, настолько он был бледным и похудевшим, а в его глазах я заметил нездоровый блеск.
- Давай, рассказывай! - твёрдо потребовал я, усадив профессора в его любимое кресло на кухне.
- Да что рассказывать-то? Всё у меня хорошо!.. - неуверенно солгал он и отвернулся к окну.
- Ясно! - не стал настаивать я и полез в шкафчик за поддержкой: на кухне у меня тоже есть! На этот раз я достал бутылку клюквенной водки - проверенное средство, пьётся вкусно и голова не болит, если знать меру. Никита пробормотал что-то о вреде алкоголя, залпом выпил первую стопку, закрыл глаза и откинулся в кресле. Я тут же быстро налил по второй: человеку сначала надо расслабиться, а всё остальное потом - и закуска, и разговоры. Долго уговаривать не пришлось, вторая стопка огненной жидкости последовала за первой, и через минуту Никита глубоко вздохнул, выпрямился и наигранно-весело спросил:
- А чем закусывать будем?
- Чем скажете, сэр! - так же фальшиво ответил я и распахнул холодильник. Прямо скажем, закуски там... было! В четыре руки мы быстренько соорудили разные бутерброды, достали маслины, шпроты, помидоры и крепенькие огурчики. С наслаждением вонзив зубы в бутерброд с копчёной колбаской, Никита пробубнил:
- Давай, наливай!
После третьей профессора "отпустило", и он начал рассказывать - о Наргиз.
- Она меня любит, Ник! Сильно, всепоглощающе, она живёт и дышит мною! Она хочет быть со мной всегда, каждую минуту! - с отчаянием в голосе говорил Никита. - А я так не могу, у меня мама, работа... Ты не думай, я её действительно люблю... хочу любить! Но она требует меня всего, без остатка... Что мне делать?
- А ничего! - горячо воскликнул я. Ничего! Любить! Это же так прекрасно - любить! И тебе судьба дала такую возможность!
- Да я понимаю... Но я же ничего о ней не знаю, а она знает обо мне всё... Это неправильно! Между любящими людьми не должно быть никаких тайн!
- То есть как это - ничего не знаешь? - нахмурился я. - Вы уже три месяца встречаетесь, и ты ничего о ней не знаешь?
- Ничего! - с горечью воскликнул профессор. - Наргиз говорит одно: "Я тебя люблю, и этого достаточно. Тебе больше ничего не нужно знать!" А я так не могу...
- Странно... Очень странная женщина. А чем она занимается? Кем работает? Где живёт? - забрасывал я друга вопросами.
- Не зна-ю! - по слогам выговорил Никита. - Не знаю ни одного факта её биографии, который можно было бы чем-то подтвердить. Знаю о ней кое-что и только с её слов.
- Да-а, ситуация... А ты потребуй от неё правду, поставь ультиматум!
- Да ставил я... А что толку? Два-три дня порознь, и меня снова к ней тянет... Она же совсем без меня не может! А я уже устал от неопределённости. А ещё... знаешь... - профессор замялся, как нашкодивший мальчишка, и замолчал.
- Ну, говори же! - потребовал я, понимая, что сейчас нужно вытащить из него всё, чтобы разобраться в ситуации.
- Я... это... я сексом с ней больше не могу заниматься! - выпалил Никита и густо покраснел.
- А это ещё почему? - удивился я. - У тебя что-то барахлит в хозяйстве?
- Не в этом дело, Ник, с этим всё окей. Дело в Наргиз... Понимаешь, она такая... страстная... нет, не просто страстная, а по-звериному страстная, даже жестокая. Эгоистичная, требовательная, бескомпромиссная! Она в постели, прости за откровенность, роль грубого мужика исполняет, командует, играет мною, как куклой... Ник, она меня вымотала, высосала... Я не могу больше с нею видеться! Ещё и Алал молчит...
- Та-ак... Алал, говоришь... А кто убеждал меня, что Алал в прошлом? Что Наргиз - твоя настоящая, земная любовь? Похоже, ты немного запутался, дружище! - сочувственно посмотрел я на удручённого Никиту.
- Я не запутался, я наоборот!.. В общем, я не буду больше с Наргиз. Мы расстаёмся. Я так решил!
- А она-то об этом знает? - усмехнулся я. - Или ты решил и промолчал?
- За кого ты меня принимаешь? - обиделся друг. - Я ей уже не один раз об этом говорил! А она прилипла, как банный лист... Ничего слышать не хочет! Ник, в ней духовности совсем нет! Она насквозь плотская, ей нужно наслаждение сексом, едой, и любовь для неё - в первую очередь удовольствие плоти...
- Она дурочка необразованная, что ли? - провокационно осведомился я, не давая профессору впасть в печаль и тоску.
- Ты что! - предсказуемо оскорбился он. - Она много читала, много знает, музыку - хорошую, заметь! - любит! Она и философию не походя изучала, и в эзотерике смыслит! Да она...
- Ясно! - невежливо перебил я возмущённого друга. - Само совершенство! Так чего ж ты от неё бежишь?!
- Да того, что ей ничего этого со мной не нужно! Она не хочет со мной разговаривать, не хочет иметь общие интересы, общее дело, например! Она от меня только секса хочет! Уединения от всех, где угодно: в шалаше, в хижине, на вилле! А я так не могу... Я к Алал хочу! Она меня понимала... - и несчастный обречённо замолчал.
Поняв, что большего от него не добиться, я налил нам ещё по стопке, и мы прикончили клюквенную водку под отменную закуску и разговоры об Алал.
Прошло два-три месяца, и однажды рано утром в субботу мне позвонил возбуждённый Шапкин. Я сразу понял: случилось что-то из ряда вон выходящее! Никита Анатольевич был строгим приверженцем этикета и не позволял себе столь ранних звонков. Он был убеждён, что в дни отдыха звонить можно не раньше 10 часов утра, и никогда не отступал от этого правила. Стараясь не разбудить мирно посапывающую супругу, я с телефоном отправился на кухню.
- Алло! Алло! Ник, ты слушаешь? Слушай меня! - захлёбывался в трубке Никита. - Ты знаешь, что случилось! Если бы только знал, что случилось!
- Я никогда не узнаю, что случилось, если ты не успокоишься! - постарался я прокричать в трубку полушёпотом. - Уймись и рассказывай!
- Что? А, да, точно! Сейчас... минуточку... Ну, слушай! Я сегодня ночью общался с Алал!
- Тоже мне, новость, - проворчал я, - ты с ней каждую ночь общаешься астрально почти двадцать лет. Стоило из-за этого будить меня в субботу в такую рань? - подначил я друга, прекрасно понимая, что у него припасено сногсшибательное известие. Так и было.
- Общался! Да! - ликовал доктор наук. - Но односторонне! А сегодня мы общались взаимно! Вза-им-но, понимаешь! - тут Никита даже хрюкнул от возбуждения, смущённо хихикнул и вопросительно замолчал.
- Вот это да... Ты что, научился расшифровывать её розовое сияние?! Ты прочёл её цветовые сигналы?! - от удивления я даже охрип.
- Нет! - звонко крикнул мне в ухо профессор астрономии. - Нет! Мы общались мысленно! Она научилась читать мои мысли и посылать мне свои!
Почему-то я сразу ему поверил... Я уже глубоко увяз в этой безумной на посторонний взгляд истории и даже купил себе самый дешёвый телескоп, чтобы время от времени любоваться волшебным переливчатым сиянием Алал. Конечно, каждый раз я втайне надеялся увидеть те самые розовые блики, но только однажды она полыхнула мне в глаза розовым огнём, и мне снова почудилась в нём насмешка...
А ещё мне очень хотелось показать Алал жене. Разумеется, я не мог сказать ей что-то типа "познакомься, это женщина Никиты" или "вот это и есть любовь моего друга", но услышать её мнение для меня было немаловажно. И звезда понравилась моей любимой, она даже сказала, что потраченные на телескоп деньги того стоили! С тех пор моё любование звездой её не удивляло и не вызывало раздражения.
Никита терпеливо ждал моей реакции, часто дыша в трубку: он боялся, что я сочту его окончательно свихнувшимся...
- Давай, собирайся и дуй в парк! Встречаемся через час! - скомандовал я и услышал счастливое "Есть, сэр!"
В парке мы долго бродили по мокрым от постоянных дождей аллеям, обсуждая потрясающую новость.
- Ты понимаешь, Ник, у меня в голове вдруг возник тихий голос, совершенно необычный, не мужской и не женский, вернее, и мужской, и женский... нет, не то... Не могу его описать! - с досадой рассказывал мой друг.
- А и не надо. Ты лучше расскажи, о чём вы говорили, - попросил я.
- Обо всём! О её сиянии, о моих стихах, о её "премьерах" говорили! Знаешь, это на самом деле можно назвать премьерами! Она, когда видит что-то необыкновенное на Земле - приливы, поля цветущих тюльпанов, северное сияние, - то сначала замирает, вбирая в себя эту красоту, сживается с нею, а потом рассказывает о ней своим языком - божественным сиянием! Ах, как же я счастлив! - Никита остановился, зажмурился и воздел руки к небу. - Я смог сегодня напрямую сказать Алал о своей любви!
- И ты думаешь, она тебя поняла? - охладил я восторженный пыл друга. - Откуда ей, этой непонятной сущности, знать о чисто земном изобретении - любви? Может быть, она никаких чувств не имеет, а ты ей о любви поёшь!
Никита с изумлением посмотрел на меня.
- Ты меня иногда очень сильно удивляешь, Ник! Как можно не понимать элементарных вещей: если кто-то понимает красоту, то с чувствами у него всё в порядке! Алал видит и восторгается красотой, а любви я её научу! И кто тебе сказал такую чушь, будто любовь - земное изобретение? Бог есть Любовь, а Бог - это всё, следовательно, Любовь - это всё! - и он торжествующе засмеялся. Спорить с ним я не стал.
Никита и Алал общались теперь каждый день. Необычная звезда (сущность?) порой задавала ему такие чисто женские и земные вопросы, что я начал подумывать, а не дурит ли кто-то профессору голову? Может быть, ему так мстит Наргиз? Ведь мы о ней ничего толком не знаем, а она связана, например, с какой-нибудь тайной лабораторией и может пользоваться, скажем, излучателем, направляя его на мозг Никиты? Или не Наргиз, а кто-то другой решил свести с ума профессора и и воздействует на него... гипнозом? Своими подозрениями, похожими на бред психически больного, я делился с другом, и он, понимая моё беспокойство, терпеливо меня разубеждал. На время мы поменялись ролями...
А вскоре произошло необычное событие. Никита позвонил мне и торжественным голосом объявил, что Алал пригласила его на "премьеру"! Она точно назвала дату, когда появится на небе с новым красочным сиянием! А сейчас она должна исчезнуть, потому что ей надо впитать в себя красоту земной любви! "Премьера" состоится через две недели, и только Никита знает об этом! Мне чуть не стало дурно. Я уже стал привыкать к мысли, что мой друг верит в своё общение со звездой, и не находил в этом ничего плохого, кроме возможного грядущего разочарования, но ведь оно могло и не случиться! А здесь... Если Алал не появится в назначенное время и не засияет с новой силой, Никита сразу поймёт, что ему морочили голову... Впрочем, чему быть, того не миновать!
"Премьера" состоялась в назначенное время и своей немыслимой красотой ввергла счастливчиков, на неё попавших, в неистовый восторг - я читал отзывы в интернете. Меня же в тот вечер свалила жестокая мигрень, и я ничего не увидел...
Мой друг несколько дней светился от счастья и лопался от гордости, а потом снова позвонил мне ранним утром. Сказать по совести, я изрядно разозлился. Ты счастлив? Ну, и отлично! Дай мне поспать в воскресенье!
- Да! - недружелюбно буркнул я в трубку, вынужденный опять спозаранку идти на кухню.
- Ник, привет! - раздался заискивающий голос моего неугомонного друга. - Как... дела?
- Что-о?! - свистящим шёпотом вызверился я. - Ты звонишь мне в семь утра в воскресенье, чтобы спросить, как у меня дела?!
- Ой, прости! Я не то хотел сказать! - заторопился Никита. - Мне очень нужно с тобой поделиться! Не можешь в парк выскочить?
- Могу, - вздохнул я, - жди, через час буду.
И снова мы в парке, и снова разговор об Алал, и снова я в шоке...
- Она боится любви, осторожничает, проверяет меня! - горячо говорил Никита. - Но она откуда-то знает про Наргиз! То есть, я раньше упоминал о Наргиз, но Алал потребовала, чтобы я всё-всё подробно вспомнил о наших... интимных отношениях! А она это всё-всё увидит в моих мыслях!
- Не вздумай этого делать! - всполошился я. - Ни в коем случае! Зачем звезде видеть... порно? Не обижайся, но акты любви, выставленные напоказ - это порно!
- Но я... уже... - забормотал мой лишившийся ума друг. - Я... того...
- Да уж, действительно, ты того! Что, уже показал нашей звёздочке кино? - язвительно поинтересовался я. - Ну, и как реакция?
- Ой, Боже ты мой! - затряс головой Никита. - Реакция! Мерзко, гадко, как ты мог - вот её реакция! Ты убил возвышенность и красоту своей любви ко мне - вот её реакция!
- Ничего себе! - присвистнул я. - Да это не звезда, а баба ревнивая какая-то!
- Да! - вскинулся Никита. - Да! Она меня ревнует, потому что...
- Ты совсем чокнулся! - грубо прервал я его. - Кто мне всегда доказывал, что Алал - это сгусток энергии? Как может ревновать сгусток энергии, пораскинь мозгами?!
- Может! Если это сгусток энергии любви - может! - запальчиво крикнул доктор наук. - И ревновать может, и не верить, и обижаться, потому что это - любовь, потому что это настоящая, взаимная любовь!
- Ну, хорошо, - вздохнул я, - и какая тебе польза от этой взаимности? Ведь Алал же бестелесна, бесплотна! Что, святым духом будешь утешаться? - не удержавшись, подпустил я шпильку.
- Зачем святым духом? Алал может обрести плоть, - спокойно и твёрдо возразил Шапкин, - если ей дадут на это разрешение. Правда, это может быть плоть любого умирающего человека, тело которого решат оставить на Земле: мужчины, старухи, юной девушки... Впрочем, это всё равно!
- Всё равно? А что ты будешь делать, например, со стариком? Или с восьмидесятилетней женщиной?
- Что делать? Я смогу его обнять. Я смогу пожать ему руку или поцеловать - ей, восьмидесятилетней. Я смогу заботиться о ней, разговаривать у камина, когда бессонница. И я всегда смогу смотреть ему или ей в глаза, в которых будет сиять огонь Алал. - Никита замолчал, остановился и посмотрел в небо.
Я тоже помолчал, а потом неожиданно для самого себя крепко обнял своего верного друга. И мы разошлись по домам.
Через две-три недели моя любимая жёнушка укатила навестить свою престарелую родственницу. Уехала она с ночлегом, и я позвонил Никите, чтобы позвать его к себе скоротать вечерок. Он страшно обрадовался и таинственным голосом сообщил, что меня ожидает сюрприз. "Наверное, ему подарили, наконец, виски! А то всё коньяк да коньяк!" - насмешливо подумал я, но от комментариев воздержался. Друг приехал ровно через час. У меня уже было всё готово к приятному времяпрепровождению: накрытый в гостиной стол, работающий телевизор - в этот вечер был футбол, и любимое кресло профессора, притащенное из кухни.
- Давай, заходи, дружище! У меня уже налито! - пошутил я, пожимая Никите руку. - Пойдём, скоро футбол начнётся!
- Погоди, Ник! Я пришёл не один, - смущённо проговорил он, - со мной гостья.
- Наргиз?! - удивился я. - Действительно, сюрприз... А что же ты её за дверью оставил? Приглашай!
- Нет, это не Наргиз, - поморщился профессор, - как тебе такое в голову пришло! Это Алал, - и он сделал рукой неопределённый жест в воздухе.
- Ааа... - просипел я внезапно севшим голосом. - Алал... Ну, что ж, проходи...те! Будем футбол смотреть!
"Всё-таки свихнулся! - билась у меня в голове тревожная мысль. - Всё-таки психика не выдержала! Главное, не спорить, не расстраивать его!"
- Никита, Алал, располагайтесь, а я быстренько на балкон выскочу, грибочки маринованные принесу. Жена такие грибочки делает - закачаешься! - как заведённый трещал я, направляясь к балкону.
У меня было единственное желание: посмотреть в телескоп и... не увидеть на небе Алал! Прекрасно осознавая всю дикость ситуации, я посмотрел в телескоп и... не увидел на небе Алал! Но это ещё ничего не значит. Может, к "премьере" готовится! Тем не менее, стало как-то поспокойнее на душе...
Прихватив баночку с грибочками, я вернулся в гостиную. Мой свихнувшийся друг вовсе не выглядел таким. Напротив, он был весел, спокоен и откровенно счастлив. Через сорок минут я напрочь забыл, что у меня в гостях небесная звезда, или сущность, или сгусток энергии - неважно! Матч был такой, что мы с Никитой сорвали глотки, болея за любимую команду, а потом лечили их, попивая домашнюю перцовочку и вспоминая каждый красивый гол, забитый нашими игроками.
Проводив друга (и Алал?), я вышел на балкон и снова посмотрел в телескоп. На месте, где обычно сияла звезда по имени Алал, царила чёрная пустота. Внизу хлопнула входная дверь, и во дворе показался Никита. Я смотрел на него, и дурацкая улыбка расползалась у меня по лицу: мой учёный друг шёл, окружённый мерцающим розовым сиянием. В воздухе раздался переливчатый звон, напоминающий смех, и в моей голове голос, не похожий ни на мужской и ни на женский, вернее, похожий и на мужской, и на женский, отчётливо произнёс: "Ты уже строишь планы, а ведь мы ещё не знаем, я ли обрету человеческое тело, подобное твоему, или ты станешь сущностью, подобной мне..."