Телефонный разговор

Юлия Харитонова Харитонова
— привет.
хочется спросить узнал или нет, из седых времен пережиток телефонный, когда не ясно было, кто звонит, узнал, ему звонит именно этот контакт, гадать не приходится, но хочется спросить, буду тупой

… — узнал?


— узнал. конечно. здравствуй.
тонущие гласные с жалостью бризовой на выдохе, пока в них не целится предприимчивый слух. я узнал
… — рад, рад, слышать рад.


рад ли, как проверить, глаза бы твои сейчас, на секунду хоть
— я не по делу. не знаю. ну хотя… а у тебя есть вообще минутка? ты занят? ну в смысле занят ли ты прямо сейчас?
господи что ты несешь, господи


— нет. не занят. ну немного. ты чего вдруг?
две минутки, три, день. сколько надо-то? крепкий жгут на запястье времени с вектором в закат. будешь впереди солнца - выиграешь у него день


— я приехала. вернулась, понимаешь, совсем.
прокричи мне пошла ты нахуй, тварь, дай мне возможность перевести дух, дай мне положить трубку, зарыдать и уйти. не давай мне шансов. сколько ты их давал. я и этот лихо просру


— совсем. понял. совсем? ты расскажи, я понять не могу.
в мой спящий дом, вернулась, а от кого? а какая разница? с камнем холодным в груди. вогнать в него все неназываемое, давно исхоженное и истоптанное, всю нежизнь мою тогдашнюю развести в пропорции один к одному какими-нибудь слезами, и на выходе - вот она - смутная улыбка отвращения


— совсем. чего ж тут объяснять? я здесь и ты взял трубку, разве мало этого?
а что ты объяснить-то ему можешь? что сидишь в сквере напротив его дома? что пытаешься узнать «в лицо» уток, текущих по поверхности пруда? он может уже и не живет здесь, все это, пожалуй, надо себе объяснить для начала


— послушай, так это даже не надо думать, а ты где, скажи, территориально?
что такое «мало»? надо себе объяснить для начала. ты же знаешь как. ты молодец. помолчи со мной. точка. чтобы без этого мусора неистребимого поздним ночером. сама говорила. ну, не знаю, подыши в пыльную паутину, а я мизинцем прикрою солнце угрюмо, и это все молча, в трубку, вот тогда, наверное, «мало». помолчи со мной


— я, ты знаешь, рядом.
будто потроха вдруг вытянули длинным прутом прямо через пупок, ты и находиться-то здесь не имеешь права, даром что предписания казенного нет, молчать нельзя, надо говорить, да кому ж этот разговор идиотский нужен, помолчать бы сейчас, не намолчались мы тогда, и сейчас не намолчались


— эээ, это где? говори, рядом - это в смысле где, погоди.
тут, там, там-тара-там, тише, тише, не стучи так, дурное, поплыло вверх по нехоженному склону, а там туман, мясо мое мурлыкает молоком, черт знает что, тише, тише, не пыли так


— на скамейке, в сквере. напротив дома нашего...твоего.
больше всего я боюсь, что ты с балкона свесишься, чтобы посмотреть, хуже этого - если нет, глупость не то, что делю, глупость как делаю, глупость что как-то пытаюсь делать что делаю, не глупость, не уходи сейчас, не убегай, сиди тут, все что случится, случится, а если нет - ты уткам булку отдашь


— это какого ж хера, погоди, я спущусь, что ты как я не знаю, кто так делает? иду, минута, повиси немного, да?
прутом по губам, что говорить? как? сама скажет, не маленькая, я – нет, потому что. точка. потому что уже не собираю эти предложеньица, не формирую картинку сказанного, услышанного, — игра в бисер, только в новом понимании. вязью осмысленной, ладно стоп 1-й такт: секвенция с обыгрыванием ломаных трезвучий в басу, что ты творишь, смотри в лицо. 2-й: сознание уходит, не знающие моего мяса пальцы вниз и по животу, пить тебя, литься в тебя, ярость до судороги вдоль бедра и глубоко в горло поглощая и возвращая выталкивая удерживая отпуская я не мужчина ты не женщина раскалывает пополам каскад греха глубже новый подъем. 3-й: арпеджио, подготавливающее репризу основной темы, три еще четыре переломный момент нисходящие хроматизмы боже да целиком господи пять внутри шесть прости меня да черт да хочу да здесь там
до-мажорная кода там-там черный лес падающих нот


— утки решают, если поплывут влево, я успокоюсь, руки ходуном, бутылка эта сиротская. дары данайцев? дань? просто надо выпить, иначе обморок
еще минута и услышу его, пружинистые шаги своего ласкового зверя, сидеть, ждать, сидеть я сказал, власть - сомкнутая на моем горле его жизнь


— кап-кап-ляп-ляп-плям-плям-плям, снимай руки, снимай ноги, брось ключицы, побудь собой, не выеживайся, сейчас очень кстати, здрасьте-здрасьте, вот он я и тело мое нагое подле меня.


— буду сидеть спиной, даже если начнется ядерная бомбардировка, знаю откуда ждать его кеды. не обернусь ни за что, иначе сознание уйдет, я помню, как это бывало, что там будет - "эй", поцелуй в позвонок на шее по старой памяти, "кхм", дружеское касание - убейте не знаю, но я не обернусь


— вот ты где, значит, не обернется, понятно, говорят, некоторые видят затылком, каждого усаживали посередине комнаты и в его затылок смотрел - или не смотрел - другой человек. что-то легкое надела, не шелохнется, слышит, потому и замерла. не торопись, иди как шел. платьице что ли, и купол чернеет татуировкой на червоной заре — спина в-. брошу на полусло-. и тогда он точно угадывал когда смотрят, а когда нет


— парит над землей преданный мною в рассветный час мессия в кедах, удобно - и кеды и левитация, детский гомон на игровой площадке замирает, будто там где он прошел, жизнь останавливается, или это я глохну от прорвавшейся тоски по нему? что он сделает, как он войдет в эту воду?


— в льдистую воду, она так говорила, отчаяния, не потеряться в серебре ее, в проколах звезд на плите сумрачного неба, закат на плечи, хер бы с ним, потому что не ту подобрал палитру для плеч ее, тут нужна акварель. шаг, шаг - шаг в сторону и кранты, назидание, а иосиф бродский сидит такой с ней сейчас и переводит дух, с яростного русского на английский


— и вот идет он ко мне две вечности, первую шел тогда, когда мы слушали друг друга кожей, и теперь эти десять оставшихся метров, вечность перед бездной, как можно узнавать шаги через два года? можно, узнаешь, содрогаешься, падаешь ниц, главное чтобы спина прямая и колечко дыма для пущего спокойствия


— не молчи, ****ый стыд, тише, тише, это ничего, здравствуй, привет, тут такое дело: ветер растратил слова для тебя, все до единого, все, что я помню, помнил и сколько еще буду - они покинули меня, не откликаются на крик, а твои - хоть под долговую расписку, бери, руками трогай, давай их сюда, вот это "привет" и да, гласная на выдохе, жалость бризовая. подыши подыши не дыши


— капитулирую, как всегда, не могу выносить этой муки - чиркнув спиной по плечу, садишься рядом, начинаю реветь, как коверный клоун, пытаюсь достать бутылку, путаюсь в помочах сумки, в нос ударяет память о твоем теле, о твоем сущем, о существующем и уже не моем, о душе твоей мне не стоит даже упоминать, рвала ее зубами в кровавое месиво, а ты улыбался тогда, как сейчас


— ну здравствуй, чего ты тут, как на поминках по финнегану?
— привет, стаканы ты, конечно, не взял

— неа, пойдем провожу тебя.