Глубокие корни

Николай Гринев
Фото: Отец автора Гринёв Герасим Федосеевич, Почётный шахтёр СССР
***
Сейчас, без сомнений, очень жалею, что не расспрашивал родителей, да их сверстников, о работе в шахте, и о жизни в послевоенный период. Осколки чужих судеб – это сегодня в совокупности была бы неиссякаемая сокровищница живой истории! А им, из той голодной эпохи, но славной, было, чего рассказать. Тут и гражданская война, и беспризорщина, и стахановское движение, когда большая часть народа, не жалея сил, строила будущее страны, а остальная – криво посмеивалась. А если взять грозные сороковые: и две волны боёв, и оккупация, со всеми своими цветочками (немцами и полицаями), и угон в Германию, и восстановление шахт. Но самое главное, люди, если можно так сказать, были более человечными... Не все подряд, но в большинстве своём. Частенько соседи, уходя, бросали через забор, мол, Маруся, Катя, Фрося, присмотри за домом, который рядом, или на углу, в переулке… Накинув щеколду, уходили, не боясь за нехитрый скарб.
Как там у классика?

Да,  были   люди   в   наше   время,
Не   то,  что   нынешнее   племя:
Богатыри – не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…*

Порою, собираясь всей семьёй (род Герасима, 1910 г. р.) в 70-80-х годах прошлого столетия (всё прожито, всё помнится, словно это было вчера), слушали родительские рассказы о днях минувших, и удивлялись – с какой лёгкостью они повествовали о событиях 20-30-х гг., ни разу не запнувшись, не забыв чужого имени-фамилии.
В 1916 году, после смерти жены, Федоссей Гринёв из далёкой брянской деревеньки Вороново, ныне Рогнединского района, взял за руку младшего сына Герасима и отправился на Северный рудник, расположенный на землях Щербиновки Бахмутского уезда Екатеринославской губернии, где уже работали два старших сына: Захар и Филипп.
Интересно: лёжа при смерти, не вспоминал ли Герасим своё первое приключение (как то будет с нами?) в далёком чужом Донбассе? Сердобольный конюх с шахтного двора посадил мальца на лошадку – покататься. Лошадь рванула, потом её вместе с всадником, вцепившимся в гриву, нашли, где-то под Горловкой. Не сорвался, не растерялся крестьянский сын…

Потом революция. Пришлось возвращаться домой, потому как вокруг бои да ночные налёты. Что ни город или село на пути – то белые, то красные, то немцы, то зелёные, то деникинцы, то атаман Козолуп, или ещё какой-то.
Исход из Донбасса оказался более чем печален. На постоялом дворе, ночью у Федоссея белоказак украл шапку с золотыми червонцами. Уже дома, в деревне, отец схватил простуду и умер. У Герасима началась взрослая жизнь…
Посмотрев о беспризорниках х/ф «Республика ШКИД», где Викниксор (роль дирек. школы исп. С. Юрский) музицировал на фортепиано, отец, прошедший через два детских приюта, слегка улыбнулся и сказал:
- Хорошая добрая сказка.
На мой немой вопрос в глазах ответил:
- У нас в Керчи было 10 воспитателей со СЛОНа**. Их за примерное поведение направили к нам остальной срок «досиживать». Так у каждого из них на боку висел наган в расстёгнутой кобуре…
Древняя итальянская поговорка гласит: «Все дороги ведут в Рим». Точно также в Союзе 20-30-х гг. все дороги вели на Донбасс, потому как он был велик и могуч, мог обуть, одеть, напоить и накормить, если, конечно, работать, а не штаны протирать, ради стажа, или трудодня.

Немного истории. Все без исключения Герои Советского Союза и Герои Соцтруда, имеющие отношение к Дзержинску, включая четырёх Героев-колхозников из совхоза «Никитовский», приехали из разных сёл и городов бывшей Родины. Донбасс всех принял, приютил и каждого заслуженно оценил.
А у моего тятеньки была слишком долгая и трудная жизнь перед тем, как я родился. Жизнь, чистая, и достойная описания целой эпохи советских людей!..
После освобождения (в Германии), Герасим работал на демонтаже немецкого завода, и уже потом их отпустили на Родину. На Донбассе, кроме жены и двух детей, ждала шахтёрская работа, которую любил и знал основательно. Компетентные органы за Германию не преследовали. Но и былую славу стахановца-механизатора уже никто не вспоминал.
Его знание немецкого языка меня доставало, когда он начинал проверять уроки. Что ж делать, если так совпало. Кабы знал, что он будет меня настойчиво преследовать, тогда будущий шахтёр изъявил бы желание изучать французский…


ЛАМПА

Всяко бывало с Герасимом и в забое, и на-гора…
В конце 20-хх годов, вернувшись (или отпустили?) из приюта, Герасим сразу направился устраиваться на Северный рудник. Молодой, физически крепкий, он готов был идти сразу в бой – в забой. Но для начала, и это правильно, его определили на подсобную работу – бутчиком. В его обязанность входил пропуск породы под верхним штреком, чтобы у проходчиков не было проблем с бутом. Да-да, в то далёкое время уже велись эти технологии.
Герасим слегка обиделся на судьбу. Написал заявление на хороший участок (всегда и везде так делается), а в комитете комсомола, узнав, что у молодого человека в биографии имеется пятнышко – детский дом, рекомендовали на другой, отстающий, чтобы не портить какой-то общий показатель.
Горько было себя неожиданно ощутить человеком второго сорта. Можно подумать, что комитетчики – из иного теста. Надо же, как история рода человеческого складывается? Времена меняются, государства умирают и рождаются, а люди, как жили приземлёнными, такими и остаются. Словно не они недавно выползли из грязи в князи.
При таком отношении к личности, не очень хотелось работать, но взрослая жизнь требовала: старый мир (не блатной, но шебутной) забыт навсегда, а шахта любит рассудительных и сметливых людей.
Но как бы там ни было, а работал тятя без настроения. А если духа нет, то и в работе также не ладится. И вот однажды, работая на завале в добычную смену, он сорвался со стойки. Чтобы не улететь дальше в преисподнюю, а может быть, сказалось отсутствие опыта, но лампу Вольфа он уронил.

В таком случае шахтёра мгновенно обволакивает редкое непередаваемое чувство наступившей тишины и темноты. Они, словно сказочные сёстры, тебя одновременно обнимут и заставят вслушаться – не прилетит ли, что-нибудь сверху на тебя. Деваться некуда. Ничего не видно. Есть только каменная плоскость под тобой – называется: почва. Если соскользнёшь, не удержишься – трамплин на тот свет. Между прочим, короткий… Над тобой – кровля. Хорошая кровля – ничего страшного. Плохая кровля – отслоится порода – отрубит, рассечёт, размозжит, иногда насмерть. Редко, но бывает.
Это я сегодня сужу с позиции 32-х лет шахтёрского стажа, огромного опыта и оправданного риска, когда лазил на 31-ю крепь завала (личный антирекорд на «Северной», предыдущий на ш-те им. Н. А. Изотова – 29 кр.). И все мои чувства работали, словно множество сканеров, передающих сигналы на пульт управления. Я видел и знал, что меня ждёт на каждой крепи, и каждом метре. Возможно, так нарушать ТБ – безрассудно глупо. Но без этих… хулиганских выходок не было бы моего Я. Душе обязательно нужен кураж! Не любой, но смелой душе!
Хорошо бушевать, когда руки свободные, а на каске ярко горит головка современного светильника. И совсем другое дело, если таскаешь с собой допотопный фонарь с крюком. Полез Герасим вниз по крепи, в надежде найти свою потухшую лампу. Пролез примерно один уступ, второй. Молодой, но сообразил, что, чем ниже он опускается, тем дальше уходит от линии забоя.

В лаве-то тихо – уголёк добывали обушком. То там, то там – тюк-тюк, затем сыпется уголёк вниз. Остановился Герасим напротив далёкого жёлтого пятна – забойщик уже крепит забой. В то время забойщики ещё не пользовались ножовками, а подгоняли стойки при помощи лишь одного топора. Вот такая у них была работа: обушком – тюк-тюк, и топориком – тюк-тюк…
Кое-как молодой бутчик добрался до рештака (почти сто лет применяются одни и те же методы). Оторвать доски не может. Пришлось просить забойщика о помощи.
Картина. Забойщик спокойно топором работает. О чём-то, естественно, думает. Но точно не о том, как выполнить норму на 200 %. И вдруг из темноты (где-то рядом) раздаётся тонкий (подсевший) голосок:
- Дяденька, помоги выбраться…
Дяденька вздрогнул, испугавшись. Чуть было топор не уронил. Сориентировавшись, сначала виновника собственного испуга хорошо обложил по маме. Потом, конечно, помог выбраться, и лампу нашёл, и зажёг её. Герасим, поблагодарив забойщика, отправился доделывать свою работу.


КАК-ТО В 37-ом

Собственно такие заурядные истории, как с отцом, случались сплошь и рядом, на всех шахтах и горизонтах. И всегда шахтёры помогали друг другу. Точно как в фильме Берегись автомобиля: «Случилась со мной беда – ты мне помог. Случись с тобой – я помогу».
Но настал период в жизни Советской страны, когда люди, в том числе и шахтёры, изменились. Нет, они всё также помогали друг другу, вместе строили великую державу. Никто не подавал виду, что некоторые, если не многие, стали иными…
К тому времени тятя уже работал на шахте № 8-а им. И. В. Сталина, был знаком с Никитой Изотовым, считался лучшим комбайнёром Горловского района.
Из его повествования…
19 февраля 1937 года пришли шахтёры как обычно на наряд. Расселись. Разговор не клеился. Во-первых, особый год – ухо нужно держать востро. Во-вторых, вчера умер Григорий Орджоникидзе (это уже потом стало известно, что товарищ Серго застрелился).
Вошёл шахтёр. Плюхнулся на скамью, и ни на кого не глядя, произнёс:
- Умер Максим, ну и… с ним.
Вроде бы и есть такая полупоговорка в фольклоре. Это были единственные слова, произнесённые им в тот день. Никто ничего не сказал в ответ. Никто даже голову не повернул в его сторону. На следующий день он не пришёл, и больше его никогда не видели.
Тятя предположил, что на того рубаху-парня донёс начальник, иначе, мол, вдруг его кто-то опередил бы, тогда и тот вслед за рядовым рабочим загремел. Только неизвестно: куда и насколько?..
Вот так порой менялись люди, хотя в шахте всегда готовы были помочь…


ДВУМЯ СЛОВАМИ О ВОЙНЕ

1941 год. Донбасс настолько пропитан болью прошлой войны, что можно обойтись без предисловий…
Пока немцев сдерживают на рубеже обороны в районе Дзержинска (Нью-Йорк, совр. пгт Новгородское) и Артёмовска, шахта № 8-а им. И. В. Сталина даёт уголь. Тятя тоже работал до последнего приказа. Затем к шахте подогнали две теплушки, и поступило распоряжение: в один вагон грузятся шахтные документы и оборудование, во второй – шахтёры (шахтёров было мало, в основном – горняки), занимавшиеся погрузкой и их семьи, в том числе, и Герасим с женой и двумя маленькими детьми (1936, 1940).
Потом не раз он рассказывал своим детям, как впервые увидел обезумевших людей, которые вчера почти целовались, а сегодня отталкивали друг друга, пытаясь по головам сесть во второй вагон (так во время застоя иногда шахтёры выезжали на-гора).
В общем, вечером семья Герасима вернулась домой, решив утром двинуться на Восток. Но утром в город вошли итальянцы, а в полдень рисованному портрету Герасима на Аллее Славы в городском парке уже аккуратно выкололи глаза. Поэтому, чтобы не ожидать приглашения к стенке, на следующий пришлось уходить в немецкий тыл, на Запад, в город Дзержинск.
За следующие долгие четыре года много случилось событий в его семье, но они всё стойко пережили, и, главное дело, матушка сохранила детей, перенеся все невзгоды и опасности оккупации. А в 1945 году, вернувшись из… Европы, Герасим начал рубать уголёк на шахте Северная. И до выхода на пенсию, отработал 15 лет. А потом ещё 8-мь летних периодов ходил подрабатывать в забое, чтобы взрослым детям помочь, да и мне, непутёвому, одежонкой не отличаться от сверстников.

Примечание:

* Бородино, М. Лермонтов (3/15 октября 1814, Москва – 15/27 июля 1841, Пятигорск), русский поэт, прозаик, драматург, художник.

** Соловецкие лагеря особого назначения. В простонародье: Соловки. В 20-хх место ссылки отъявленных врагов Советской власти, и Иванов (предводителей шаек и банд), минимальный срок – 10 лет.