Дома мы не нужны. Книга 6. Глава 4

Василий Лягоскин
ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга шестая: «В краю Болотного Ужаса»

              Глава 4. Оксана Кудрявцева. Беда, которую не ждали

   В ушах еще гремело мощное «Ура». Александра, ее Сашу, наконец-то опустили на широкую ступень перед широко открытой дверью цитадели. И к нему тут же подскочил алабай – младшая копия Малыша, на котором уже красовался ошейник его знаменитого отца.  Но Саша лишь потрепал подросшего щенка за ухо, и нагнулся к чему-то, видному только ему. Это «что-то» скрылось в кулаке командира, и его лицо в один миг стало отсутствующим, чужим, страшным. Оксана первой закричала, рванулась к мужу, понимая, что сейчас, в эту минуту, может случиться что-то непоправимое. Она заколотила кулачками по груди Александра; тот "одарил"  ее взглядом, полным безразличия.
   - Нет! – поняла она в отчаянии Кудрявцева, - сейчас это равнодушие превратится в ярость, в безумие, и тогда никто и ничто не сможет остановить его!
   Еще не проснувшийся материнский инстинкт заставил Оксану  схватить руку мужа, и прижать ее к большому животу в последней, единственной надежде – что в полковнике Кудрявцеве тоже проснется инстинкт; что еще не родившиеся дети позовут его к себе, вырвут из страны страшных грез, в которую неведомое «что-то» окунуло мужа. И сыновья словно услышали мать; один из них топнул ножкой. Александр воспринял этот сигнал; сжал побелевшие кулаки с такой силой, что (поняла Оксана), будь внутри них камень, он тут же превратился бы в тончайшую пыль. И тут же с великим удивлением увидела, как меж разжавшихся пальцев любимого человека на ступень потекли серые струйки, сдуваемые ветром. А на нее смотрели такие родные; чуть виноватые глаза мужа. А потом эти глаза наполнились тревогой – за миг до того, как к самой Кудрявцевой пришло понимание: «Сейчас произойдет что-то ужасное!».
   - В укрытие! В цитадель! – закричал что было сил полковник, разворачиваясь к врагу, который падал на людей, до сих пор радующихся великой победе над Спящим богом, с неба. С серого, такого чужого и неласкового неба, заполненного мельчайшей изморосью дождя. Оксана только что обратила внимание на это обстоятельство; весьма необычного – ведь только что во всю мощь прибрежной осени палило ласковое солнышко. Теперь солнца не было – совсем. Зато были какие-то летающие монстры, обрушившиеся на людей. Они были не крупнее кулачка израильтянки, но было их… Оксана, наверное, даже не знала такого числа. И они буквально облепили людей. Многих, очень многих. И все вокруг заполнил безумный человеческий вопль десятков жертв. Многие были в защитном камуфляже; сейчас эти фигуры, тоже облепленные кровососами, махали руками; всем, чем только можно было. Но что они могли противопоставить этим вездесущим тварям? Разве что тащить бьющихся в судорогах беззащитных товарищей в цитадель. Но дверь туда уже была закрыта, и это было правильно – как бы не кощунственно это не звучало. Но было на площадке  другое место, не менее надежное. Оно было небольшим, не более пяти-шести метров в диаметре. И создавал эту защиту полковник Кудрявцев, широко раскинувший руки, и шептавший что-то злое и угрожавшее. Именно он позволял сейчас Оксане оставаться абсолютно невредимой, и даже отстраненно размышлять о трагедии, разворачивающейся вокруг.
   В круг, о незримые границы которого бились в ярости крупные мошки, заскакивали люди, с которых гроздьями опадали, и тут же замертво усыпали своими телами пластмассовую ступень, уже мертвые кровососы. Оксану прижало к спине мужа. В животе мощно и требовательно затопали ножками сыновья, и муж, словно в ответ, натужно просипел: «Оксана, помогай!».
   Неимоверным усилием Кудрявцева оказалась рядом с мужем, по левую сторону, как и полагается верной жене. Ее рост, конечно же, не позволял достать высоко вскинутые ладони Александра; но тот опустил руку, и две ладони соединились. Соединились и два взгляда, что заставило Оксану едва не закричать от ужаса. Лишь краешком души она прикоснулась к тому Злу, что изливали в бессильной ярости твари, и тот, кто стоял за ними, кто направлял их кровавое торжество. А потом в душе проснулась древняя и могучая сила, которая всегда спала в ней - еще с первой встречи с Седой Медведицей. И эта сила сплелась с могучей волей полковника Кудрявцева, выплеснулась общим вздохом-приказанием: "Пошли прочь!".
   Живая туча шарахнулась от цитадели еще быстрее, чем падала на жертвы. Даже полураздавленные, издыхающие особи, что ползали по пластиковой ступени круга, беспомощно тычась в его запретные границы, сейчас, что было оставшихся сил, устремились в направлении, куда теперь показывали соединенные руки супругов. Туда, где в каких-то зарослях терялась дорога, так и не достроенная до приморского города-курорта. В этой дороге чуть не хватало до двадцати километров, и сейчас - поняла  Кудрявцева - она вела в никуда. Потому что мир вокруг был чужим, бесконечно непонятным и враждебным. Даже низко нависшее небо наверху, брызнувшее сейчас зарядом крупных дождинок, словно шептало: "Уходите, я не звало вас сюда!".
   - И мы сюда не рвались! - с ожесточением ответила тяжелым темным тучам израильтянка, - не рвались за этим.
   Оксана вместе с Александром повернулась к телам, что неподвижно лежали на широкой ступени. Их было много, очень много, непоправимо много для города, в котором потеря даже одного человека была трагедией. Здесь же...
   Раньше нее эту страшную задачу взял на себя огромный и мрачный Левин, вынырнувший из-за угла цитадели. Он шел к командиру, очевидно с докладом. Шел не прямо,  не чеканя шаг - как он это обычно делал, подходя к старшему офицеру. За ломаной траекторией его пути; за противным хрустом оболочек мертвых насекомых, по которым шагал сержант и за кровавыми кляксами, в которые превращались отпечатки его ботинок, безмолвно наблюдали люди, никак не решавшиеся выйти из безопасного круга. Первым шагнул вперед, показывая, что никакого круга, и никакой опасности больше нет, сам командир. Ну, и Оксана, конечно - ведь Александр так и не отпустил ее руки.
   На них и обрушил горе и растерянность Борис, так и не снявший шлема. Его глаза в открытом забрале словно кричали: «За что?!», а губы прошептали страшное:
   - Двадцать восемь…
   Это число  ужаснуло Оксану; а позади, за спиной, вызвало громкие крики ужаса. Кудрявцеву едва не смело в сторону живым ураганом – это мимо них с Александром промчалась, и рухнула на колени Зинаида. Оксана едва узнала всегда улыбчивую повариху, не пожалевшую коленок; рухнувшую на них с разбега перед останками длинного, сейчас практически неузнаваемого тела. Каким чудом Зина узнала в этой высохшей мумии своего мужа, доктора Брауна? Израильтянка знала этому чуду название – любовь. Любовь, которую сейчас растоптали; точнее – выпили своими безжалостными жалами летающие твари. Оксана теснее прижалась к Саше, перед которым продолжал топтаться Борька Левин - с таким же жалким и беспомощным лицом.
   - Сержант! – напомнил ему об обязанностях полковник Кудрявцев.
   Эта резкая команда, а больше того – огромная, и одновременно изящная фигурка Светланы, жены начальника охраны, скользнувшая из дверей цитадели, и склонившейся перед ближайшим телом – заставила щеки Левина порозоветь, а все тело подтянуться в обычной строевой стойке.
   - Товарищ полковник! – рука дернулась к шлему в запоздалом приветствии, и тут же «поехала» вбок, по окружности, обводящей окрестности, - докладываю: за пределами города местность изменилась полностью.
   - Что значит, изменилась? – нахмурил брови командир.
   - Да, - про себя добавила строгости в вопрос мужа израильтянка, - и  что значит «полностью»?!
   - Нет никаких привычных ориентиров, товарищ полковник, - пожал широкими плечами сержант, - я успел объехать по периметру. Нет ни леса, ни степи с животными, ни реки.
   - А что есть?
   Своими вопросами Александр (а сержант – ответами) словно пытались отгородиться, и оградить еще и Оксану от последствий трагедии, которая только что разделила историю города на две части.
   - И во второй, - подумала Кудрявцева, - нам теперь придется жить  с вечным осознанием вины перед погибшими. Особенно тебе, Саша.
   Командир, между тем, ждал ответа начальника охраны. И тот, собравшись с мыслями, доложил, еще раз пожав плечами:
   - Болото какое-то вокруг, товарищ полковник. Из него и прилетела та туча… в нем и скрылась. Там (он махнул в сторону громады цитадели, явно имея в виду пространство, которое загораживало здание) на горизонте виднеется лесок позеленее и повыше, чем болотные заросли. Мое мнение – там эти болота заканчиваются. Будь моя воля, я бы постарался туда перебраться. Не нравится мне здешний воздух, товарищ полковник.
   - Мне тоже многое тут не нравится, сержант, - Кудрявцев заметно поморщился.
   Может, от тухлого болотного запаха, который щедро швырнул на площадку холодный мокрый ветер; а может, от очередного вскрика рядом – кто-то из женщин опознал очередную жертву. Плач вокруг, между тем, не прекращался. Теперь Света Левина, так и бродившая по этой арене смерти, останавливалась ненадолго перед живыми, склонившимися над мумиями. Она поглаживала ладошкой по головам тихо голосивших женщин и замерших в отчаянии мужчин, и что-то шептала. И вслед за ней тянулся шлейф…
   - Не умиротворения, нет! – поняла, наконец, Оксана, - горестного напоминания, что жизнь этими мгновениями не закончилась, что рядом друзья, готовые разделить горе. А еще (внезапно ожесточилась она) есть враг, накликавший беду на наши головы. И этого врага надо будет найти. И покарать.
   Может, эту мысль восприняла колдовская душа Левиной; может, она трансформировалась в ее шепоте нужными для исцеления истерзанных горем людей словами? По крайней мере, многие сейчас отрывались от останков, и обращали свои взоры к командиру, к Оксане с Левиным. И новой порцией бальзама сейчас, несомненно, была спокойная речь полковника Кудрявцева:
    - Что на постах? Успели заметить что-то необычное?
   - Нет, товарищ полковник. Говорят – моргнули глазом, и вокруг – болота. А в Северном посту… ничего больше не говорят. И не скажут. Ребята зачем-то открыли окна поста. Там сейчас такая же картина.
   Он показал пальцем на ближайший труп, и Оксана едва удержалась от вопроса:
   - Еще два – к двадцати восьми… Или…
   - Да, - кивнул ей, и командиру, сержант, - всего тридцать… это еще не считая тех, кого успели занести в цитадель. Может, и там…
   - Не может! – рядом остановилась Светлана, которая, наверное, успела одарить утешением всех вокруг, - в цитадели все живые. Были покусанные; серьезно покусанные. Больше всех досталось Толику Никитину. Сейчас, наверное, сидит в столовке, жрет за десятерых.
   - Это он умеет!
   Зинаида Сергеевна, наверное, выплакала свое горе над телом доктора. Или психотерапия Левиной помогла. Она сейчас стояла перед Кудрявцевыми и Левиными внешне очень спокойная. Только губы дрожали, да в глазах плескалась неутоленная ярость.
   - Товарищ полковник, - она вытянулась перед Кудрявцевым едва ли не рьяней, чем недавно сержант, - очень прошу вас. Найдите того мерзавца, который наслал на нас эту… гадость. И покарайте его – так, чтобы весь этот мир содрогнулся. И никогда не забыл об этом.
   Полковник не стал спрашивать повариху – откуда в ней родилась и укоренилась уверенность в том, что это не было спонтанной атакой болот; что чья-то злая воля  направляла полет кровососов. Он – поняла Оксана – и сам был уверен в этом.
   - Обещаю, Зина, - чуть склонил голову  командир, - всем обещаю.
   А потом не удержался, шагнул вперед, схватив в объятия и жену, и Зину. Близнецы в животе тут же отозвались упругими толчками, и – удивительное дело! – кто-то ответил им. Так же! Оксана поняла, что главная кормилица города тоже беременна; что доктор Браун оставил после себя частичку… себя же. И что когда-нибудь по городским улицам вместе с ее сыновьями будет бегать мальчишка с «фирменным» британским личиком, или девочка, точь-в-точь повторившая портрет принцессы английского двора.
   - Точнее, Зинаиды, на которую доктор и перенес всю свою любовь.
   - Девочка, - вдруг шепнула Зинаида, и даже улыбнулась – несмело; так, чтобы никто, кроме Оксаны, этой улыбки не заметил…
   - Итак, - командир обвел взглядом высокое собрание, что мы имеем на текущий момент?
   Так – «высокое собрание» - Кудрявцева обозвала заседание Совета, собравшегося на последнем, двенадцатом этаже цитадели. Половину стен в этом помещении заменяли панорамные окна. Оксана уже нагляделась на безрадостные картины болотных пустошей; на чуть более «веселые» заросли, которые тянули свои ветви к вечно темному небу километрах в трех от города. И на тянущуюся вдаль дорожку из пластика, которая уже никогда не приведет к морю.
   - Куда она вела сейчас? – Оксана задала вопрос чуть раньше, чем общим вниманием завладел Александр, и сама же ответила на него, - Толик Никитин утверждает, что в этот узкий просвет он разглядел  какой-то замок. Можно ли верить трактористу, про длинный язык которого знают все? Можно – потому что Саша сказал, что тоже разглядел что-то… такое. И даже обещал меня взять на экскурсию к этому «замку». Когда снимет запрет, наложенный самим же на все «экскурсии». На все!
   Оксана понимала мужа. Уж если они вдвоем, с их уникальными ментальными способностями, смогли уловить атаку кровососов всего за несколько мгновений до того, как она началась, то что говорить…
   Она не сказала «о простых смертных»; но подразумевалось именно это – без всякого высокомерия и спеси.
   - Просто констатация факта, - подумала она, - и пока не будет полной уверенности в безопасности вылазок, ни один человек не покинет город. Слишком многих мы потеряли в тот день…
   Теперь «день» был условным понятием – как и «ночь», и «вечер», и многое другое. Потому что солнце так и не прорвалось сквозь тучи (если оно вообще там было!). Границы города всю условную неделю, дни которой сама Оксана отсчитывала по огромным часам, мерно тикавшим на стене цитадели – они по-прежнему показывали и дату, и дни недели – не покинул ни один человек. Больше того – все передвижения происходили исключительно внутри защищенных от всяческих напастей мест; благо, все такие места соединялись подземными коридорами.  За это надо было благодарить коменданта Валерия Ильина, главного городского строителя. Он и встал первым, готовый ответить на вопрос командира. Хотя Кудрявцева ожидала, что первым выскочит, как всегда, Толик Никитин.
   - Мы сегодня имеем очень ограниченные запасы энергии, - хмуро заявил комендант. Эта серая мерзость (он ткнул пальцем вверх, в сторону вечно закрытого тучами неба) дает нам так мало киловатт, что скоро придется ограничивать себя во всем.
   -  Как скоро? - лицо Александра тоже стало хмурым.
   - Если через неделю что-нибудь не придумаем, придется перейти на двухчасовую подачу энергии в сутки.
   - Ну, точно, как  первые дни в родном мире! – все-таки не выдержал, и вскочил тракторист, - помните, как мы сомалийский лагерь распотрошили (лицо командира стало еще мрачнее, и Анатолий поправился)… ну…, приняли его в свой Союз,  вместе с Максимкой.  А выход есть, и он давно всем известен. Фольклор надо изучать, уважаемые товарищи.
   Он оглянулся при этом на Алексея Александровича, на профессора лингвистики, который по определению мог поучить и тракториста, и всех других на Совете этому самому фольклору. Пока же всех учил менторским тоном, с видимой ленцой в голосе, именно Никитин. А рядом улыбалась, поглаживая живот, Бэйла. Она никогда не сомневалась в соображалке своего мужа.
   - Есть такая поговорка, - вещал Толик, - «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Все слышали?
   Ему хватило, что кивнул профессор. Тракторист продолжил:
   - Если солнышко, его лучи не хотят спускаться к нам, значит, что?...
   Если кто и желал ответить ему, то не успел – Анатолий сам поспешил продолжить:
   - Значит, батарея сама должна подняться туда, к солнцу, - теперь он показывал пальцем вверх, сквозь толщу пластика и воды – ведь зеленая пирамида крыши над ними была, по сути, громадным резервуаром, откуда вода поступала самотеком в дома и рабочие помещения.
   - А туда, наверх, она подается при помощи все тех же солнечных киловатт, - отметила Оксана, - и если не будет энергии…
   Она представила себе их с Сашей уютную квартиру; сияющую чистотой ванную, без которой невозможно обойтись, имея на руках двух дочек семилеток.
   - Еще и близнецы на походе, - она тоже незаметно для всех погладила выпуклый животик.
   - А есть ли оно там наверху, солнце? – неожиданно для всех прогудел Спартак.
   Обычно он отмалчивался на диспутах, имеющих хоть малейшую научную подоплеку. Сейчас же он задал весьма актуальный вопрос.
   - Конечно, есть, - без тени сомнения в голосе заявил тракторист, - да будет тебе известно, друг гладиатор, что без центрального светила жизнь на планете зародиться не может. А здесь она (Анатолий махнул теперь в сторону окна, за которым простерлись километры болот) бурлит и благоухает.
   - Ага, благоухает, - иронично хмыкнул Кудрявцев, подводя итог этой дискуссии, - хочешь, окошко открою. Нет? Тогда рассказывай, что предлагаешь. Факты, раскладки. Цифры – если есть.
   -  Цифр нет, - тут же подтянулся Никитин, - зато есть хорошая память.
   - Хорошая память здесь у всех, - проворчал кто-то не опознанный за спиной Кудрявцевой.
   - Тогда вспомните, - тут же повернулся в эту сторону Анатолий, - вспомните, как мы перебирали варианты восхождения на горку, к американцам?
   - Ага, - засмеялись тем же голосом, теперь опознанным Оксаной; это Виталий Дубов сейчас подначивал друга, - ты еще тогда предложил воздушный шар склеить. Квадратной формы.
   - Кубической, - тут же поправил его Никитин, - как ты вовремя вспомнил про это, Виталька. Я предлагаю сейчас к этой идее вернуться.
   - К кубическому воздушному шару?
   Теперь иронию Дубова никто не поддержал. Все ждали слов тракториста.
   - Не важно, какой он будет формы, - отмахнулся Никитин, - главное – что эту летающую батарею надо поднять выше облаков. А вместо нитки, которой детишки гоняют свои воздушные змеи, прикрепить к нему электрический провод. А второй конец – к аккумулятору. Или сразу в сеть.
   -  Вот-вот, об этом главном и расскажи, - вступил, наконец, в диспут профессор Романов, - как ты заставишь подняться выше облаков громадный шар? Маленький ведь смысла запускать нет?
   - Нет, - кивнул тракторист, явно чему-то обрадовавшийся, - и опять я, товарищ полковник, хочу вознести хвалу тому, кто наделил нас такой хорошей памятью.
   Он осторожно, чтобы командир не рассердился, подмигнул и полковнику, и стоящей рядом с последним Оксане; явно намекая на то, что знает, кто это постарался – и с памятью, и со всеми остальными плюшками.
   - Вспомните, товарищ полковник, как мы с вами крокодила гигантского подстрелили?
   - Во, как! – усмехнулся Александр, - «мы с вами»?
   - Так точно, - не моргнув глазом, отчеканил Анатолий, - крокодила того пуля калибра семь-шестьдесят две не взяла, а ваш пластмассовый болт в два счета утихомирил эту громадину. Вы ведь что-то сказали вслед болту, товарищ полковник?
    - Ну, сказал, - буркнул Саша.
    - Вот, - опять обрадовался тракторист, - и шару скажете. Что бы он и в небеса взмыл, и энергию успешней запасался, и…
   - Еще и картинку сверху показывал, - подхватил тут же начальник охраны, - с приближением, если потребуется.
   - Ага, - теперь рассмеялся уже Александр, - например, вот такую.
   Его смех был напряженным; кому, как не его жене было знать об этой особенности командира – встречать неизвестность с улыбкой на лице. Она резко повернулась к окну, куда уже глядел Александр. Он обнял израильтянку за плечи, и показал на дорогу, которая исчезала в болотах. В последнее время мало кто уже обращал внимания в эту сторону; разве что часовые на постах. Но дорогу во всей ее протяженности (в пределах видимости) можно было разглядеть только отсюда, с верхнего этажа цитадели. И теперь именно полковник Кудрявцев выступил в роли часового, первым обнаружившего неприятеля.
   - Или друзей? – тот вопрос Оксана задала вполголоса.
   Она сама не поверила в это предположение; хотя верить хотелось. Не хотелось больше смертей, крови, и ужаса. Но что могли нести с собой люди, бесстрашно пересекавшие километры болот, где таились мириады кровососов? Люди, наряд которых составляли какие-то сверкающие доспехи, явно стальные.
   Впрочем, за шеренгами вооруженных людей она разглядела какой-то экипаж, который тащила за собой пара низкорослых лошадей.
   - Это на расстоянии они кажутся низкорослыми, - поправила она себя Кудрявцева, - а на самом деле, быть может, они размером со слона. Вон тот громила в коляске точно уж не уступит ни в чем Левину.
   В «коляске», управляемой каким-то стариком, кстати, сидели четверо – две женщины, и двое мужчин; все облаченные в длинные одежды пурпурного цвета. В руки Кудрявцевой ткнулся небольшой бинокль, согретый рукой Александра. Она поднесла его к глазам – в тот самый момент, когда Боря Левин без всякого инструмента распознал строй идущих впереди воинов:
   - Легион! Это же римские легионеры!
   - Еще какие римские! - громко, во весь голос, расхохоталась Оксана.
   Она рассмеялась весело и легко, словно с души упал камень, взращенный там неделю назад. Потому что она никак не могла представить себе врагами Борю Левина, его Светлану, и Спартака с Ирой Жадовой. Именно они, или точные копии товарищей, с которыми было так много пережито, таращили сейчас глаза на город – с повозки, которая подчеркивала их высокий статус.
   - Ну, что ж, - с заметной иронией приказал полковник Кудрявцев, который, конечно же, тоже отметил знакомые лица, - сержант Левин!
   - Я! - тут же подскочил Борис.
   - Иди встречай гостей… вернее, хозяев. Как говорит наш всезнайка: «Если гости не идут к хозяевам, хозяева сами придут к гостям».
   - Есть, товарищ полковник! А…, - замялся сержант, - а вы?
   - А мы с Оксаной, и остальными чуть позже подойдем, - Саша подмигнул жене, и Кудрявцева улыбнулась в ответ.
   Она тоже хотела посмотреть со стороны, как встретятся два Бориса; а потом две Светланы, и два Спартака с Иринами.