Дети, что до сих пор в зоосаде

Марина Леванте
        Эх, как же Маришка, как  и  все маленькие дети её возраста,   любила деток в клетке, тех самых, что читала и перечитывала, и зачитывала до дыр,  и без сомнений    потом воплощала  теорию в практику, посещая  зоопарки. Причём ходила туда она в любое время года -  в осеннюю слякоть и зимнюю стужу, в летнюю жаркую пору и весеннее равноденствие. Ей всегда там было хорошо, среди зверушек, что населяли  те огороженные территории… Она и сама была маленькой,  и те площадки для зверей ей  казались соразмерно её росту  нормальными для их обитателей.

И потому она, подолгу стояла у ограды, за которой даже весело, не скучно  носились полосатые зебры, и  всё же понуро повесив голову,  стояла у забора  низкорослая лошадка  Пржевальского, и так же монотонно и размерено пережёвывала  жухлую,  в летнюю пору,  траву… И потому Маришка, считала, что просто обязана накормить это очаровательное парнокопытное создание с вечно печальными глазами,  украшенными  длинными человеческими ресницами. И она без устали нагибалась вниз, к земле, срывая ещё сочную местами  растительность, до которой не могла дотянуться лошадь, и потом ловко просовывала в отверстия между железными прутьями свою маленькую, раскрытую ладошку, как её учили, чтобы огромные лошадиные зубы случайно не попутали предложенное угощение с её детскими  пальчиками,   а наоборот,   мягкие, пушистые губы животного, нежно прикоснулись к её руке, слегка пощекотали и только тогда бережно втянули в себя ту траву, что девочка с таким упорством  разыскивала у загона.

  И  она знала, что кроме этого зебрам, лошадям,  оленям и всем остальным обитателям зоосада, ничего давать нельзя, об этом однозначно говорила надпись на табличке, висящая  на каждой клетке, у которой девчушка вставала, словно пионер у  бюста Ленина  в  актовом зале в школе, и  предупреждала любую попытку просунуть лошадке горбушку хлеба другими детьми   или ещё чего запрещённого, строго, совсем  не по - детски  говоря:

       —   Кормить строго  запрещается… Только можете  травы нарвать и дать… Вот,  видите, здесь.

И она тут же с охотой указывала на землю, около ограды, где,  как   правило,  уже ничего даже не виднелось, потому она, заботливой рукой всё там,  давно   скосила и всё уже отдала на корм бедным,  голодным  лошадкам или даже кабанчикам,   благодарно шморкающим, а на самом деле хрюкающих своим носом-пятачком, просто потому всегда были горазды и готовы с охотой   поесть. Чего, конечно же, не могла знать Маришка, и вообще, она просто любила всех этих зверушек,  мимо клеток,  с  которыми  не могла пройти равнодушно, приходя сюда почти с самого утра и оставаясь до вечера, чуть не до закрытия зоопарка.

И эту привычку, посещения зоосада, она так и сохранила до тех времён, когда  она  уже  из Маришки стала  взрослой Мариной, и даже Мариной Владимировной,  и,  сумела  привить  эту  свою привычку своей дочери.   Теперь они вместе   стояли, как и прежде, у клеток с животными, точно так же, как давным  давно, но  уже  другая раскрытая   детская ладошка, её маленькой дочери Светочки, которая так же, как и её мать, до безумия любила всех зверушек подряд, просовывалась сквозь металлические прутья и предлагала зеленое  угощение всем лошадям мира, находящимся за одной оградой, одного зоосада…

Потом, накормив одних, и ещё чуть-чуть полюбовавшись на грациозность этих свободолюбивых  скакунов   степей и прерий, ещё посмотрев на горных коз и благородных оленей с ланями, что украшали своим великолепием   совсем не родные просторы, потому  выглядели несколько убого и несчастно, топая своими тонкими изящными  ножками, украшенными  тёмными  копытцами под цвет той пыли,  по которой они передвигались,  пытаясь сохранить стать в осанке и даже во взгляде  своих огромных бархатных глаз,   часто немигающе, словно застывшим взглядом  каменной статуи,   с укором  смотрящих на Марину Владимировну и маленькую  Свету,  которые всё же не прощались, зная,  что скоро снова их навестят,   шли дальше.

Всё чуть оживлённее происходило у клеток с обезьянами, где часто один и тот же макак на публику мастурбировал, а потом в награду получал какую-нибудь конфетку и радостно шелестя яркой обёрткой, съедал её на глазах восторженных зрителей, требующих повторения этого номера.

Приходя из года в год в зоосад, и останавливаясь у одной и той же клетки с одним  и тем же макаком, уже  казалось, что он просто вечен в своих  манипуляциях, никому и в голову не приходило, что то же самое отлично мог проделывать и его сородич,  по примеру первого, когда каждый раз получал награду за свои не очень приличные вообще - то действия, которые считал верхом культурного обезьяньего поведения. Как и львы, и другие жители зоосада, находящиеся  в непривычных для них условиях обитания, но всё равно пытающиеся  вести себя обыденно, любя друг - друга так,  как привыкли, не глядя  на человеческие условности, а даже  плюя на нежданное  присутствие  свидетелей  их плотских утех.
 
В общем, однажды выросла не только Марина Владимировна, но и  её дочь Света, но они, так и  сохранили  традицию, своих поездок  в зоосад, так и продолжили навещать деток в клетках, ну, может быть не так часто и регулярно, как раньше, тем не менее, раз, а то и два раза в году приезжали сюда. Они не переставали любить животных…

                ***


          Но менялись не только сами жители зоопарка, то пополняясь новыми, когда уходили старые, как тот макак, что не пойми, какое уже поколение всё онанировал  и онанировал   по просьбе посетителей, всё получал и получал заслуженную награду, и как тот, тоже  ставший уже  неизменным бурый  мишка, что поднимал  лапу, причём, каждый раз одну и ту же, правую,  в приветствии, будто находился на правительственной трибуне, а внизу не посетители парка, а народ одной страны, который от  избытка  чувств и из благодарности всё  закидывал его конфетами и сладким  печеньем, а потом уже самка бурого медведя приходила  на смену тому мишке, и никто из посетителей не замечал подмены и по- прежнему они  кидали  в каменный вольер сладости… И так было  со всеми зверьми,  что находились на этой закрытой территории,  с которыми  происходили такого рода перемены.

 Как менялись и условия  посещения зоосада, и  вовсе не потому,  что обе женщины выросли и детский билет им уже не подходил, а просто потому, что в жизни всё,  когда-то и периодически меняется.

Так что, то, что  в  тот день, когда Маришка, которой только-только стукнуло сорок,  с выросшей  Светланой,  в день её восемнадцати- летия,  приехав по обычаю в зоосад,   узнали, что входной билет теперь стоит столько, что раньше на эту сумму можно было посетить любимое место раз десять и ещё съесть столько же порций мороженого пломбир, в этом не было ничего не обычного.

Не обычным оказался способ, которым обе женщины, не пожелавшие отступать и  изменять своей  традиции,  всё же посетили любимый ими  парк с любимыми зверушками. Они их ждали, это точно знали Маришка со Светой, и понимание вместе с осознанием, что  не могут они зебру, низкорослую лошадку Пржевальского и всех остальных оставить без привычных гостинцев, подтолкнуло их к принятию того не совсем обычного решения.

          Воспоминание же   Марины Владимировны из практического школьного  опыта,    оказалось решающим  в выборе способа  проникновения на территорию зоосада. Она часто делилась  со своей  дочерью этой  просто изумительной  историей,  рассказывая о том,   как всем пятым «А» классом во главе с классным руководителем по имени Василий Иванович, они с заднего хода, расширив дырку в сетчатом заборе, проникли  в зоопарк, оказавшись там  совершенно бесплатно.

Но учителю Маришки  было  тогда 25 лет, а Марине Владимировне сейчас было 40, почти в два раза больше, чем тому молодому человеку, про которого они всем классом сочинили тогда  весёлый  стишок, который звучал так:

 «Don' t go children class,
 Оur teacher fantomas»

 Но по всему было видно,  что роль известного всем киногероя  из фильма  «Фантомас»  сейчас  собиралась сыграть мать Светочки,  которую этот  нюанс совсем не смутил и  не помешал ей свои мысли направить, как ей казалось,  в правильное русло.

И они со Светой,   повернули  в правильно  выбранную  сторону, как и много,   очень много лет назад, завернув вправо и  за угол,  и потихоньку  двинулись вдоль  высокого,  деревянного  забора, из-за которого  раздавались  такие  знакомые звуки, ласкающие им  слух, лучше всяких музыкальных рапсодий,   как то: ржание лошадей всех пород вместе взятых, и  блеяние горных коз, трубный глас индийского слона, хлопающего в этот момент своими огромными плоскими  ушами  в такт исполняемого  им  гимна, производимого   его  длинным ребристым, словно стиральная доска,  хоботом…  Короче, все это и   сопроводительное насмешливое   хихиканье гиеновых собак подстёгивало  женщин к быстрейшему продвижению к своей  цели.

          Полуденные солнечные лучи,  и падающая тень от  буйной летней зелени на узкую,   кривую   тропинку, вьющуюся вдоль     забора, только что  окрашенного в непонятный серый цвет,  сопровождали эту странную парочку, совсем юную девушку  и молодую ещё женщину,  упорно продвигающуюся к  своей цели, идя по памяти прошлых лет, будто это тот пятый класс «А», а впереди учитель-фантомас  шли вперёд, не задерживаясь   ни на секунду,   и ни  на минуту не сомневающиеся  в правильности сделанного ими  выбора.

Пройдя ещё несколько метров, забор хоть и был высок, но не длинен,  женщины, ещё раз завернув за угол, неожиданно оказались  в тупике, что означало, задняя сторона зоосада выглядела неузнаваемой, ни как много-много лет назад, то есть дыры в ней,  в которую предполагалось пролезть   бесплатно, не наблюдалось. Что молодая, что не очень женщина, стояли,  в  глубоком  изумлении, тараща глаза и   удивляясь произошедшему, как им казалось, неожиданной случайности. Они ведь были у  цели, а цель просто  не хотела их пускать туда, куда они, наконец, счастливо добрались.

В этот момент, солнце, взошедшее  уже совсем высоко,    и нависшее над светлыми, воздушными  облаками, тоже в удивлении жаркими  лучами  коснулось макушки голов проходивших мимо людей,   и  озарило  их умы светлой  идеей, которая вылилась в следующее…



                ***

           Пока мать и дочь всё продолжали отираться у неожиданной преграды, подойдя  к ней уже совсем вплотную  и оценивая свои возможности,  задирая попеременно то юбки,  то ноги, цепляясь при этом руками  за  верхнюю планку этого сооружения, и даже пытаясь слегка подтянуться, со стороны озера, которое   ярко   блестело, отдавая серебром, виднеясь   даже из-за  частых деревьев,   почти густого леса, в окружении  которого   и находилась территория   зоопарка, появилось ещё  два новых персонажа  этой  удивительной истории с попаданием  в зоосад -  мужчина и женщина, и в сопровождении   солнца, накалившегося до температуры кипения мозгов в голове,  направились тоже  в сторону пресловутого  забора.
 
Тем временем, всё продолжая  совершать  эти несуразные   движения,  махания то руками,  то ногами,   вместе со своей дочерью, которая не отставала от матери,   и тоже пыталась освоить непонятного цвета  забор, от которого к тому же ещё и попахивало  краской,  Маришка неожиданно вспомнила, как вот так же,  уже  однажды  тоже подтягивалась, когда пожелав  сократить расстояние до своей дачи, так же, идя с железнодорожного  вокзала   через   лес,  решила прямиком, махнув черед забор,  оказаться сразу   в нужном  месте, но  оказалась под самим  забором, зацепившись во время прыжка подолом своего нового и уже ставшего  любимым,  платья, оставив на  проклятой  деревяшке лоскутья  материи  зеленого цвета. Но  тогда ей было почти,  как сейчас её дочери,  или больше, всё, же, как  учителю-фантомасу  - 25 и тогда всё это, даже разорванное любимое  платье и она,  прыгающая  с забора, всё это смотрелось  более -  менее нормально. А сейчас, ей совсем,   не 18, и уже  вовсе не 25, ей давно и прочно стукнуло 40, а она решила повторить то, что считала, являлось   подвигом   её молодости.

Но ведь  молодым можно оставаться и до старости, пусть и в душе, но всё равно,  и  именно эта возникшая в её голове  мысль, как удар молнии среди ясного, не затемнённого тучами  неба,  и  позволила  ей  сейчас продолжить  свои попытки,  одолеть   новое  препятствие, встретившееся на её  жизненном пути, оказавшись сначала верхом на заборе, а потом и за забором, как тогда, в её молодые годы, но желательно не  в разорванном платье, а просто в зоопарке.

Тем не менее, всё вышло совсем по-другому,  ни как  планировали мать с дочерью, не имеющие нужной  суммы на покупку входных билетов,  потому что не только приближалась развязка этой странноватой  истории,  происходившая  в один из летних  жарких  дней, но и та парочка, что двигалась от озера, тоже неумолимо  приближалась  к ним.

Когда они подошли совсем близко, и  Маришка со Светой увидели  их прямо перед собой,  им показалось, будто это состоялось  явление Христа народу, так неожиданно  они появились рядом с ними и с тем забором, тем  более,  что  смотрелась парочка тоже, как-то не обычно, если не сказать, не совсем нормально. На эту  мысль  наводили их как-то странно, почти, как то блестящее  озеро, горящие особым блеском глаза. Впрочем, на этом все их  странности или  ненормальности заканчивались, тем более, что мужчина, возраста Марины Владимировны и  даже постарше,  совершенно нормальным  и более того, бодрым  голосом, подойдя уже совсем вплотную к обеим женщинам,  спросил:

        —   Ну,  что стоим..? Туда собрались?

 И очень   кстати   показал рукой  в направлении зоосада, а то, по характеру вопроса  можно было  подумать, что  он имеет в виду тот свет,  а почему бы  и нет…? Во всяком случае,  так подумалось  Марине Владимировне,  с интересом  в тот  момент  разглядывающей  своего почти ровесника.

Он был полноват и не большого роста, этот её почти ровесник,  чуть выше неё самой, а женщина выше метра и 58-и сантиметров,  дожив  до сорока лет,  так  и не выросла. И потому,  она имела возможность посмотреть этому толстячку прямо в глаза, в которых в тот момент ничего не смогла  прочесть. В них играло только солнце, не желающее отпускать людей в своём жарком зное, оно играло и в  мужских светлых, почти как сам  солнечный блик,  волосах, что украшали его небольшую, по всему видно, недавно  образовавшуюся  лысину. Он же,  не смущаясь её пристального взгляда, прищурил  глаза, и  неожиданно широко улыбнувшись,   снова спросил:
 
           —    Ну, что стоим?

Уже не задавая  второй части вопроса, ибо и так было понятно, по занятой позе,  этими женщинами, почти взятый  низкий старт,  куда им  надо -  за тот высоченный забор.


               —   Давайте, я   вас подсажу.

 Предложил свои услуги неожиданно нарисовавшийся Иисус Христос,  явивший на люди свой весёлый нрав,  и уже,  чтобы показать пример, подтолкнул к преграде свою спутницу, худенькую невзрачную женщину, одетую во что-то,  сильно напоминающее расцветкой  пресловутый  забор.
 
Так как все дамы, которым предполагалось первыми очутиться за  железной  оградой, разделяющей  небольшую  осиновую рощу на —  здесь,  у забора и — там,  за забором, были изящного телосложения, то особого труда,  сначала забраться ногами на любезно подставленные и скреплённые в замочек  руки мужчины, им не составило, и довольно быстро все три женщины уже оказались стоящими   прямо у самой клетки с хищниками, где во всю разорялся царь  зверей,  по обычаю любя свою царицу,   и так же  по обычаю плюя на всех незваных, пусть и   с  купленными билетами,   свидетелей его занятий любовью со своей  дамой сердца, которая  не с особым  удовольствием  предоставляла    заднюю часть своего светло-коричневого  тела султану  небольшого гарема,  для    удовлетворения   потребностей его царской особы.
 
        Короче, лев рычал, львица молча страдала, а  толстячок лез на забор, пыхтя и страдая не меньше львицы  в  вольере, потому что его новоявленная лысина от невыносимой жары и усилий,  сначала  залезть и потом  не упасть,  вся покрылась  не просто испариной,    а с него просто градом катился пот, застилая при этом ему глаза, в которых, если бы сейчас Марина Владимировна попыталась бы что-то прочесть, то увидела бы только   крик отчаяния, потому что, достигнув вершины этой пресловутой и одновременно  чёртовой ограды,  мужчина, которого звали, по чистой случайности,  как и  того учителя-фантомаса, Василий, при попытке спрыгнуть вниз, зацепился за выпирающий кончик доски  штанами,  тут же,   подло сползшими   с его круглого  живота, чуть ниже кожаного  пояса, державшего  эти брюки, и мужчина  оказался  в позе...
 
 Ой,  лучше бы,  никому не знать в какой позе он оказался...
 
 Бедолага выглядел,  как посаженный  на кол набитый  соломой человечек, называемый   огородным пугалом, которое  в тот момент ещё  и громко кричало, прося  о помощи, и  перекрывая своим криком даже   мощный  рык царя зверей.

              —    Девочки, вы куда..? Обождите  меня...  Я  с вами...   —  Всё кричало и   кричало вслед удаляющимся женщинам с изящным  телосложением, огородное пугало, что больше  напоминало уже  Буратино,  повешенного   на крюк,  известно  кем, потому что постепенно сползало с того кола, на котором  случайно пристроилось, но всё равно продолжало висеть, и уже не громко, а тихо и жалостливо почти  шептало, всё надеясь на помощь:


             —   Девочки,  обождите меня... А как же я?  Я  же  с вами...  Девочки-иии-ии...

Но девочки уже не слышали этот тихий,  почти беззвучный глас вопиющего  Христа по имени Вася,  в пустыне,  они были далеко, эти девочки, сорокалетняя мать и дочь, которой только  исполнилось 18,  в тот момент  они  успешно миновали   клетку с хищниками и уже стояли у той,  с макаком, всё получающим заслуженную наградку, и почти  совсем   свободно вздохнули, оказавшись  у вольера с лошадью Пржевальского,  когда полностью уже  убедились, что всё сделали как надо, и,  не будучи пойманными   охраной зоосада.
 
 Ведь по обычаю это  Маришка охраняла зверушек от недобросовестных посетителей,  всё желающих накормить её любимых  животных всякой неположенной гадостью, а тут, почему-то она сама вынуждена была  скрываться от  наказания, всего-то пожелав поддержать свою  традицию, каждый год с дочерью  Светой наведаться  в зоосад.
 Ну и что, что таким несколько странноватым способом пришлось  проникнуть  внутрь зоопарка, оставив позади себя того, сидящего почти голым задом  на колу мужчину  и его спутницу, которая,  вообще-то  исчезла  в неизвестном направлении, сразу же,  как только оказалась у  клетки со львом. Её просто, как ветром сдуло. Наверное,  так испугалась царственного взгляда  и  такого же рёва, что  дала дёру, предоставив своему  спутнику возможность  выпутываться  самому. Да и кто Христа  наказывать станет, его бы снять с положенного креста,  с того забора, на который  он сумел забраться, а вот слезть самостоятельно  у него не получилось.

 И кто знает, может,  он там и  свой  очередной  день рождения встретит, так и,  оставаясь с молодым задором  в глазах и  всё  в зоосаде... А  Марина Владимировна со Светой, снова приедут  дань традиции   своей отдать,   и снова   подойдут к тому забору, и,  не смотря  на свои уже  41, женщина вновь  сделает  попытку  вместе с дочерью  через него перелезть и тогда,  возможно  и поможет сняться с  креста Василию, который  тоже давно не  молод,  но в душе так и остался  ребёнком,   вместе со всеми теми  детьми,  что до сих пор   в зоосаде...

24.08.2017
Марина Леванте