Всё было как обычно: вечером купили опарышей, разных приманок, запарили перловки... Утром на рассвете накопали красных навозных и обыкновенных земляных червей, взяли хлеба... К рыбалке мы всегда готовились основательно. Снасти в багажнике.
Кот, видя наши торжественные сборы, не менее торжественно, со знанием дела, проводил нас до калитки, муркнув нам на удачу: дескать, жду вас с рыбой!
Приехали с Лёхой на наше излюбленное место к железнодорожному мосту через Чусовую, что за деревней, закинули удочки. Делимся впечатлениями о позавчерашней рыбалке на этом же месте — я тогда поймал десять окуней с ладонь и хариуса граммов на 350, а Лёшка — подъязка на полкило, три окуня, как у меня и пяток подлещиков на 300-350 граммов. Рыбалка, по деревенским меркам, можно сказать, удалась. Сидим в предвкушении час — не клюёт. Червей меняли на опарышей, опарышей на перловку и хлеб, меняли приманку... Ну, хоть бы одна поклёвка!
— Может, леска толстая? — спрашивает Лёха.
— Да нормальная леска, — успокаиваю я напарника, — просто время не подошло.
— А может они поплавка боятся, а? — неунимается тот.
— Да не смотрят они на твой поплавок.
— А позавчера мы за это же время штук по пять-шесть уже поймали...
— Сиди и жди. Должна рыба подойти, — снова пытаюсь успокоить его и себя. — Имей терпение, наконец! — а у самого уже тоже терпение на исходе.
— Зря я свою старую бамбуковую удочку не взял, — недовольно продолжал бурчать себе под нос Лёха, — мне с ней всегда везло.
Я уже просто молчу.
Третий час сидим. Сначала прохладненько было, а оделись-то мы тепленько. Солнышко уже высоконько — спину припекает горяченько. Начинаем преть — пот ручейком стекает вниз по спине. И до футболки не разденешься — крылатая братия начинает допекать. И откуда взялось сразу столько комаров, мошек, оводов, паутов, слепней — того и гляди до костей обглодают.
Никакого удовольствия от такой рыбалки, но терпеливо сидим в надежде и ждём: вот-вот клюнет. Не может не клюнуть!
А с пустыми руками домой возвращаться стыдно. Как родному коту в глаза смотреть? Он ведь, гад, знает куда мы поехали так рано. И уже наверняка сидит на крылечке весь в ожидании и облизывается в предвкушении...
Четвёртый час коту под хвост. Досада начала меня обуревать. Лёха уже не скрывает, что нервничает:
— Ну, не бывало у нас такого, чтобы за три часа и ни одной рыбёшки!
— Давай ещё раз поменяем дислокацию, — предлагаю я.
— Давай. Только последний раз. Если за десять минут не клюнет, то домой поедем.
Я сместился метра на четыре левее вверх, а Лёха на столько же вниз по течению. Снова забросили удочки. Тут на моё место, откуда я только что ушёл, подходит мужичёк средних лет в шортах и майке, на голове бейсболка козырьком назад. Судя по одежде — городской, видать — дачник (мы и не заметили даже, откуда он появился — совершенно неслышно прошёл за моей спиной и встал на моё место). Как будто с неба свалился и даже не поздоровкался. В деревне, между прочим, даже с незнакомыми принято здоровкаться, особенно на рыбалке. А из деревенских атрибутов на нём были только разве что древние дедовские калоши, которые давно в современной деревне вышли из моды.
— Мужик! — вместо приветствия окликнул я: — Не боишься, что тебя в таком виде летучие твари покусают?
— Не-а, — повернулся он ко мне лицом, — меня дед, какой-то хренью намазал, сказал, хоть весь день рыбачь, ни одна тварь не пристанет.
Мы с Лёхой переглянулись удивлённо, будто увидели какое-то чудо и стали наблюдать, что будет дальше. Мне ещё подумалось: хорошо, что мы не твари какие-нибудь там.
Смотрим: дачник разматывает с палки, длиной в метра два, какую-то суровую нитку, вроде дратвы. Я сначала подумал, что это черенок от сачка. Нет! Это у него удочка! Потому что к нитке была привязана пробка от бутылки вина вместо поплавка, вместо грузила — гайка М-6 — не меньше. Что было вместо крючка, я не разглядел — что-то вроде загнутого гвоздя. Он с большим трудом воодрузил червя на это сооружение и тут же, с громким плеском, закинул червя в воду.
Пока новоявленный рыболов проделывал все свои операции, мы с Лёхой недоумённо перглядывались между собой и, разве что у виска не крутили пальцами, типа: извращенец какой-то!
Не прошло и трёх минут, как пробочный поплавок резко пошёл в воду. Хозяин всего этого первобытного сооружения, как раз достал сигарету и держа её в одной руке, а пачку и зажигалку в другой, собирался прикурить, как я закричал:
— Тяни!
— Клюёт! — в голос со мной заорал Лёха.
Его гладко оструганый черенок стремительно уходил в воду, увлекаемый натянутой ниткой-дратвой. Дачник, тут же побросав всё, что у него было в руках в воду, брюхом упал на мокрый берег и едва успел ухватиться за конец палки и так же лёжа, стал судорожно тянуть своё сооружение на себя.
Мы, раскрыв рты, с нетерпением ждали концовки:
— Ну, вытаскивай же уже!
И он, резким движением, выбросил в траву здоровенного хариуса граммов на 700-800. Упал на него грудью и орёт:
— Щуку поймал! Мужики! Первый раз в жизни щуку поймал!
Тут только до нас дошло окончательно: для него любая речная рыба — щука.
— Первый раз на рыбалке? — спросил я.
Он только кивал головой и прижимал рыбу к себе, как родного ребёнка.
— Вообще-то, это хариус, а не щука, — с улыбкой заметил ему Лёха и, глядя на меня добавил: — Рыбы не наловили, так хоть кино бесплатно посмотрели.
Мы с Лёхой от всей души старых рыболовов поздравили новоявленного рыбака с почином, порадовались вместе с ним его первому улову и несговариваясь стали сматывать свои навороченные удочки. Куда нам с нашими современными средствами ловли рыбы против первобытной снасти, да на хариуса!
Котяра, как и всегда, заслышав шум подъехавшей машины, вышел встречать нас на крыльцо, но, вскоре поняв, что сегодня ему не обрыбится, демонстративно зевнул и ушёл во-свояси.