Степан понимал, что видит странное: чудо и чудовище в одном флаконе. Два, или больше, чем два? Кто стоит перед ним? Что сейчас делать ему, Дозорному: нападать, используя все имеющиеся заклятья и амулеты, или убегать? Или убегать уже поздно…
— Леш, ты чего застыл, как статуй? — Элька, не по годам развитая десятилетка обернулась к товарищу.
— Стойте! Туда не надо… Колется, злое, — Леш, щуплый белобрысый пацан лет девяти не мог объяснить, но попытался, — не очень злое, но не надо туда ходить, щёты сейчас потрескивали бы.
Упоминание о счётчиках остановило двинувшихся к речушке ребят.
— С чего ты взял? — уставилась на него Элька.
— Чувствую.
— Как ты можешь чувствовать? — проявил любопытство невозмутимый Виня. — Чем?
— Я не могу объяснить. Это как будто комарики зудят. А потом раз — и один зло укусил.
— Один — это не страшно. Даже самый большой всю кровь не высосет, это не упырь, — с позиций прожитых девяти лет авторитетно заявил Виня и снова пошёл к воде.
— Стой! — заорал во весь голос Леш. — Не надо!
— И что делать? Получается, что зря мы в такую даль пёрлись? — Элька в силу старшинства была заводилой в их небольшой компании, всегда подбивала Леша с Виней на разные проделки, но терялась в непонятной ситуации, перекладывая решение на мальчишек.
— Пошлите домой, — заныл пухлый Чи, Элькин шестилетний братишка, — Я есть хочу!
— На, лапку пожуй, — сестра протянула мальцу вяленую ножку ондатры, — Обжора.
— Надо пойти вниз по течению, вон туда, где заводь заканчивается, — Леш махнул рукой, — Только к берегу близко нельзя подходить — злое. Наверное, на дне скопилось.
— Злое, доброе. Не поймёшь тебя, несёшь всякую хинею, — бурчала Элька, ведя за руку сопящего Чи.
— Ахинею, — поправил девочку педантичный Виня.
Леш промолчал. Он сосредоточенно прислушивался к своим ощущениям. Речка всё так же покалывала: мелко, но злобно. Значит, вода в ней была плохая, и перебираться здесь на другой берег даже в лодке было неправильно.
Лес, забивший всю старую рыболовную базу, подступил уже к самой воде, но пройти вдоль берега можно было по растрескавшейся и местами поросшей бурьяном асфальтовой дорожке. Тут не было гадости, которая накопилась в болоте вверх по течению. Перед его взором не полыхала сиреневая вуаль пламени, характерного для злых зон. Тут было безопасно. Если не лезть в речку, дно которой в этом плесе годами собирало колючее зло.
Так они и шли мимо череды осевших и почерневших деревянных домов, которые цепочкой тянулись вдоль плёса.
Им повезло — не так далеко от развалин крайней беседки в обмелевшую к этому моменту речку впадала речушка поуже, но более полноводная. Вода в ней была доброй. Злые укусы тут почти не чувствовались — можно было перебраться на другой берег. Да и мелко, дно хорошо видно. Леш прикинул: не глубже половины длины его дубинки, то есть чуть выше пояса. Но в воду с остаточным злом лезть всё равно не хотелось. Надо было возвращаться к сараю, где хранились разные плавсредства, тащить лодку сюда и на ней переплывать. Леш сказал об этом ребятам.
— Значит, тут можно? — воспрянула духом Эля. Чи сопел рядом, обсасывая лапку.
— Зря мы щёты не взяли, сейчас точно бы знали, безопасно ли здесь, — Вине не улыбалось волочь лодку так далеко.
— Ага, на них бы лишнюю дозу накрутило и родители сразу поняли бы, что мы шлялись там, куда нам строго-настрого запрещено ходить. А Чи нас заложил бы.
— Хорошо Лешему, у него нет родителей, живи, как хочется, — зависть Вини была неподдельной.
— А им сам Батя занимается, Лёшке ещё больше бы досталось. Батя — дядька строгий, — Элька даже лицом закаменела, вспомнив сурового лидера их небольшого посёлка.
— А ещё лапка есть? Жрать хочу! — заныл-затребовал Чи.
— Уймись, обжора! Будет тебе лапка, будет и свисток, — явно подражая кому-то из взрослых, сказала Эля, и дала братишке лёгкий подзатыльник, — Не ной.
— Чего дерёшься? Маме скажу! И что сюда ходили, скажу! — юный пройдоха знал, как насолить сестре. Быстро отбежав от неё, он добавил: — Дура!
И показал Эльке язык.
— Вымогатель. На, держи. Сладкая смола, — девочка достала из кармана курточки и протянула малышу медово-прозрачный кусочек.
— Ух, ты! — повёлся на лакомство мальчишка. И тут же получил щелбан по макушке.
— Не обзывайся. И не ной. На том берегу малинник большой — видишь? Переберёмся — наедимся вволю.
В ангаре на рыболовной базе сгрудились специальные тележки с установленными на них лодками. Колёса у некоторых тележек совсем развалились, а деревянные лодки сгнили. Ребята прошерстили весь ангар, и им повезло — на небольшой самодельной тележке с железными колёсами стояла маленькая пластиковая лодка. Но и эта техника весила немало. Они с трудом дотащили тележку до устья второй речушки, закатили в воду, осталось столкнуть лодочку и плыть.
— Вёсла забыли, — вспомнил Виня и побежал назад на базу.
Леш подошёл к воде, берег был низкий, но глубина под ним сразу была по колено. Он огляделся: Эля выбирала репьи из свитера Чижика, малёк сосредоточенно ковырялся в носу и смотрел в сторону базы. Тогда Леш встал на четвереньки, опустил голову в воду и полминуты послушал, что там происходит. Речка гремела на каменистом перекате. А ещё можно посвистеть в воде и посмотреть, от чего этот свист отразится, увидеть обстановку. Или от кого отразится. Старшие ребята говорили, что в окрестностях водятся жуткие суперщуки и двухметровые бобры. Пугали младших? Дурачились? Кто его знает. Но ведь кто-то же построил полукилометровую плотину из поваленных деревьев, переплетённых веток и грязи на болоте, из которого вытекает эта речка. Леш опять макнул голову в воду, посвистел и пощёлкал. Вернувшееся эхо нарисовало ему объёмную картинку русла, места, где стоят стайки рыб, щучьи засады, проплывающих на быстрине двух крупных язей, семейство ондатр, сосредоточенно обгрызающих неподалёку под берегом ивовый корень. Никого большого и страшного. И ничего. Несколько злых уколов воды из первой речки ему были не страшны.
А лес на том берегу? Что в нём, кроме малинника? Кусачих лучей от него не исходило.
Леш вгляделся по-другому в прогалины между деревьями. Ничего подозрительного. И третий взгляд не нашёл ничего тревожащего. Откуда же этот лёгкий зуд непонятный опасности, как будто хочется почесать несуществующий прыщ?
Леш знал, что надо доверять собственным чувствам. Особенно в таких местах, особенно без защиты взрослых с их оружием и опытом.
На том берегу их ждала малина. Огромные перезревшие ягоды-шапочки (на пальцы, сложенные щепотью, можно надеть!) были сладкими, прохладными и ароматными. Ребятня набросилась на них.
Полакомились вволю. Потом решили пройти вглубь леса и посмотреть, что там.
Мамочки! В какой-то сотне шагов от малинника оказались заросли кустов разлапистых сосен с поспевающими шишками размером с голову Чи, в которых нашлись упакованные в крыльчатки крупные, как малина, семена-орехи. Это было здорово! Если за малину их просто похвалили бы, эка невидаль, её полно в округе, только в два-три раза меньшей, то за такие орехи могли и наградить — пахло промышленной заготовкой для всего райцентра. Тут можно было набить мешками орехов пару десятков грузовиков.
Они собирали орехи в рюкзаки, и каждый мечтал о своей награде. Виня уже видел в руках набор слесарных инструментов, Эля мысленно примеряла новое нарядное платье, Лёшка мечтал о странном, а Чи, мелкий Чижик, не мечтал ни о чём — он сосредоточенно колол орехи камнем и набивал рот вкусными, чуть смолистыми ядрами. Нет, конечно, он мечтал. Мечтал всю жизнь прожить вот так: когда много вкуснятины под рукой, когда никто из взрослых не пристаёт с ненужной учёбой, когда светит доброе тёплое солнце, рядом сестра, хоть и вредная, но отходчивая и придумывающая разные забавы и походы, когда лес приветлив, не щёлкают щёты и можно расслабиться…
Эта расслабленность их чуть не погубила.
Из кустов на другой стороне опушки показалась и тут же исчезла облезлая голова крупной собаки. Леш чудом засёк это движение и шепнул: «Внимание! Замрите, если что — бежим к берегу, к лодке».
Собака, убедившись в беззаботности детей, вновь высунулась из-за куста. Почти лысая голова с египетскими стоячими ушами на неестественно длинной шее внимательно глядела на Леша круглыми кошачьими глазами. Леш сморгнул — изменил зрение и чуть не вскрикнул: в кустах виднелось много тепловых пятен. Там пряталась целая свора.
— Ребята, их там много!
— Кого? — голос Эли дрогнул, и девочка медленно подтянула к себе братишку. Тот недовольно поглядел на старших.
— Волкособаки. Они затаились. Бросайте рюкзаки, дубинки в руки и задом отходим. Потихоньку, не дёргаясь.
— У меня кое-что есть, — Виня вытащил из рюкзака нечто похожее на пистолет. Дуло было знатное.
— Сам сделал, — похвастался он, — Только у меня один патрон в стволе. Зато шарахнет нарезанным железом, как картечью.
Щёлкнул взводимый курок.
Леш ещё успел подивиться изобретательности друга — завзятого механика, как волкособаки, повинуясь короткому взрыкиванию лысого вожака, рванули на них.
Их было много, и они обложили ребятню полукольцом — не уйти.
Виня выстрелил прямо перед собой, пара волкособак покатилась по земле, взвизгнули ещё три-четыре, остальные мчались к добыче, оскалив пасти.
И тогда Леш завизжал. Дети не слышали этого визга, а волкособаки… Их будто током ударило. Всех, разом. Кто упал и теперь катался по земле, царапая уши лапами, кто рванул прочь, не разбирая дороги. У тех двоих, что оказались ближе всех к Лешу, лопнули глаза и хлынула кровь из ушей. Разгром был полный.
Добив дубинками нескольких самых шустрых из раненых зверей, ребята подхватили полупустые рюкзаки и бегом рванули к лодке. Назад перемахнули речку вдвое быстрее. И лишь на своём берегу чуток отдышались.
— Что это с ними случилось? — задала вопрос Эля, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Не знаю, — хмуро ответил Виня, — Мне почудился какой-то свист, от которого у меня голова разболелась.
— Ой, и у меня тоже! — заявила Эля.
— У меня больнее всех болит, — важно присоединился к всеобщей болезни Чи, присел и быстро расколол камнем орех. Чуть помятое ядро тут же исчезло во рту.
— Жрать надо меньше, — отрезала сестра. — Вон какие щёки наел. Как у сурка или гигантской белки. Тоже орехи за щекой носишь?
— Да ладно тебе, он же растёт, — вступился за маленького Леш и поморщился — у него тоже разболелась голова.
— Так вот откуда в лесу такие здоровенные белки. Они эти орехи трескают, — выстроил пищевую цепочку дотошный Виня.
— Мы тоже станем гигантами? — сделал вывод из слов старшего друга Чи. — Я буду такой большой, как дядя Пёс?
Он округлил глаза и даже открыл рот, из которого тут же выпал кусочек орехового ядра — Эля была недалеко от истины.
— Такой же, только толстый. Как бочка от бензина, — подначила несмышлёныша вредная старшая сестра. — Лёша, полечи мне голову, пожалуйста, ты же умеешь. Ну, что тебе стоит? Ты же хороший, — подольстилась она к Лешу.
Мальчик не смел отказать в просьбе нравящейся ему девочки. Он прикоснулся ладонями к её вискам и подумал, что хочет принять её боль. В его глазах потемнело, а Элино лицо расплылось в улыбке:
— Как здорово! Ты — волшебник.
В избытке чувств она рассмеялась, нагнулась к сморщенному лицу Леша и чмокнула его куда-то в район левого глаза. Тут же засмущалась и понеслась вперёд уже знакомой тропкой, по которой они шли на забытую всеми рыболовную базу.
— Леший, полечи меня тоже, а то что-то мне хреново, — попросил Виня.
Как тут откажешь, пришлось принять на себя и боль друга. Голова наливалась тёмным вязким маревом.
Виня распрямил плечи и бодро двинулся вслед за Элькой, пёстрая курточка которой мелькала в кустах.
— Леш, меня не надо лечить, у меня всё в порядке, — заявил Чи, топая рядом, — Ты только пообещай, что всегда меня защитишь. Я же знаю, это ты победил волкопсов. И ребят защитишь. И взрослых. Всех-всех. Даже нашего вредного учителя.
Маленькая ладошка нашла ладонь Леша. Она была мягкой и доверчивой. Хоть и не принято у мальчишек ходить, взявшись за руки, но от этого поступка малька в голове Лешки посветлело.
— Пойдём, Леш, а то наши уже далеко ушли. Но ты не думай, что я боюсь, я смелый. Просто волкопсы страшные. И эти… как их… супердобры… нет, супербобры.
— Чи, не выдумывай страшилок, бобры на людей специально не нападают. Они только защищаются. Давай наших догонять.
— Подожди, Леш, я пару орехов расколю, что-то мне есть захотелось.
— Чи, ты когда-нибудь лопнешь!
— Когда-нибудь — это не скоро, — оптимизму Чижика не было предела. Он успел набить свой рюкзачок сосновыми орехами почти под завязку.
— Значит, решили стать разведчиками леса? Разведали новые участки, нашли хорошие малинники и целую делянку сосны с шишками, волкособак набили. На мех или на мясо? — в ехидных подначках главы поселения База-15, или просто Пятнадцатая, гром уже не гремел, но гроза прошедшей разборки ещё погромыхивала.
Проштрафившиеся дети получали нагоняй в кабинете Бати, бывшего командира войсковой части, которая здесь когда-то располагалась. С Элькой и Чи была их мама Вера Петровна. Кондрат Никитич, отец Вини тоже стоял рядом с сыном, положив руку ему на плечо. Леш перетаптывался с ноги на ногу в сторонке, его приёмным отцом негласно считался сам Батя, так уж сложилось.
— Эллада, ты самая старшая, уже почти девушка, должна быть умнее этих… — скривился Батя на последнем слове, — …не приспособленных к мыслительной деятельности как бы людей. И ты туда же? Не ожидал.
Батя, он же Станислав Яковлевич Строкач, выразительно посмотрел на Эльку и на её маму. Мальчишки засопели чуть более обиженно — Элька сама их подбила на эту вылазку, но не стали выдавать девочку.
— Виктор и Алексей, вы поступили безответственно, не по-мужски. Абсолютно дурацкий поступок — оставить счётчики дозы. Чижика пока не трогаю — он ещё малёк. А вами я недоволен, так и знайте, — и продолжил, обращаюсь к взрослым, — Всё, моё терпение лопнуло, ближайшим транспортом вывозим детей в райцентр!
— Ба… Станислав Яковлевич, но у младшеклассников занятия в школе только с первого октября, — Вера Петровна умоляюще смотрела на Батю.
— И не уговаривай, Вера. Поживут в интернате при школе, учебники полистают. Может, поумнеют, в чём я лично сомневаюсь. Надо было их со старшими ребятами к сентябрю отправить. И откуда вы только узнали об этой рыболовной базе? — поглядел он почему-то на Виню.
— Старшие ребята говорили… — призналась Эля, — Да у вас на стене вон на карте она обозначена.
Командир повернулся к стене и подслеповато посмотрел на карту.
— Вот черти глазастые! Мне бы ваше зрение.
Он ещё что-то хотел сказать, но тут в дверь постучали, и вошёл Ринат, дозиметрист и химик Пятнадцатой.
— Станислав Яковлевич, разрешите доложить?
— Что там, Ринат?
— Чисто. И на ребятах грязи нет, ну, это вы уже знаете. И малина хорошая и орехи в порядке: ни радиоактивной пыли, ни опасной химии. Орехи такие большие, потому что полиплоидные, даже не с двойным набором хромосом, а с четверным! Но по составу — просто красота.
— Что ж, дети, ваше счастье — грязи не набрались и хорошую делянку нашли. Но я ума не приложу, как вы туда прошли и чистыми остались, тут же язык радиоактивных выбросов между нами и рыболовами. Вот так идёт, — он показал указкой на карте, — чтобы туда добраться, надо петлю сделать, туда-обратно — сорок километров. А на машине доехать — это вот так вкругаля, семьдесят пять, а то и все восемьдесят. А вы напрямки. Где вы прошли?
Ребята переглянулись.
— Я вёл, — сделал шаг вперёд Леш, — меня и наказывайте.
— Ты своё ещё получишь, не сомневайся. Меня сейчас ваш маршрут интересует. На карте показать можешь? — Батя достал из сейфа большую склеенную из нескольких десятков листов карту и сложил её так, чтобы был виден маршрут от базы к базе.
Крупномасштабную карту окрестностей Пятнадцатой в радиусе километров двадцати с указанием радиоактивных зон, остатков минных полей и пятен химических загрязнений знали все наизусть: и взрослые и дети, и даже Чи. Умение ориентироваться на местности входило в число жизненно важных. Но эта карта была очень большой, наверное, на весь район, и очень подробной, с кучей пометок цветными карандашами, с приклеенными листиками с цифрами и записями.
Леш посмотрел на карту и начал показывать, ведя пальцем по бумаге:
— Отсюда пошли вот так, здесь вдоль опушки леса, подошли к грязи здесь, у вас тут неверно её граница обозначена, тут такой вот уступ, а тут, наоборот — вмятина, прошли вот тут, не приближаясь, здесь я нашёл разрыв в грязи, тут подветренным склоном шли, он чистый, но низом идти нельзя, там ручей грязи нанёс, вода злая, тут чистое пятно посередине ельника, дальше по тропе к базе совсем чисто, ни одного злого укуса. От базы вдоль берега к этой речке, тут мелко, можно вброд, но вода ещё колется, я проверял, мы на лодке перебрались. Так малинник идёт, здесь шишечник. Вот на этой поляне на нас волкособаки набросились.
Он водил пальцем по карте, не отрывая взгляда. Если бы он поднял голову, то увидел бы, с каким изумлением смотрят на него взрослые. Как, откуда он знает, где нет радиоактивности и химии? Что значит «злое», «укусы»?
Его нашли в самом начале лета. Разведчики-дозиметристы, проверявшие западный участок их района на предмет предстоящей заготовки грибов, наткнулись на тропе у догоревшего костерка на троих: мёртвую женщину, едва живого мужчину и пацана в странном оцепенении. Женщина скончалась от кровопотери — подорвалась на мине и ей оторвало обе ноги выше колен. Мужчина, похоже, нёс её на себе, но он был серьёзно болен: хрипел, кашлял и задыхался, когда его удалось привести на минуту в чувство. Он успел сказать «Лёшка жив? Помогите ему… он спасё… Клаву похороните» и опять впал в беспамятство. Протянул ещё около часа. Похоронили его вместе с женщиной. Наверное, с женой. Мальчика принесли на Пятнадцатую.
Парнишка долго болел. Иногда приходил в себя, порывался бежать и спасать мать. Об отце ничего не говорил. В бреду часто повторял: «Страшно», «Не смотри на меня, я не хочу быть…». Плакал, затихал. Когда поправился, почти ничего не вспомнил. Помнил, что есть мать (долго никто не мог ему сказать «была», Батя взял на себя эту ношу), что бабушка его из Покровска — городка, который давным-давно целиком исчез под радиоактивным пеплом. Что когда-то ходил в школу. И ещё по мелочам из прошлого. Цельную картину его жизни так и не смогли собрать ни Батя, ни сам Алексей.
Теперь оказывалось, что Леш чувствует радиоактивное загрязнение, опасную химию. Возможно, жёсткое излучение. Что ещё не так с этим человеком?
Человеком ли? Или Иным человеком? На его природу Иного вроде бы ничего не указывало. Павел с сыном, когда он попросил их посмотреть на найдёныша, увидели ауру обычного человека.
Эту загадку ещё предстояло решить Бате и его помощникам, а сейчас как раз начал подходить народ на совещание.
— Алексей, вот тебе другая карта, обозначь ваш маршрут, сделай все пометки: загрязнения, чистые места, границы и прочее, о чём ты сейчас рассказывал. Ребята, свободны, ступайте и собирайте вещи, чтобы быть наготове, когда транспорт из посёлка придёт. Вера, Кондрат, идите в актовый зал на совещание.
Ребятня уныло поплелась в свои комнаты.
Поселение Пятнадцатая База занимало штаб, казарму и ещё несколько построек воинской части, которая здесь когда-то располагалась. Батя был её последним командиром, но даже он попал сюда тогда, когда область уже была загажена донельзя, а Пятнадцатую отделяло от областного центра громадная радиоактивная пустыня. К счастью это пятно давно заросло осинками и берёзками, сквозь которые уже пробивались молодые ёлочки. Но один из языков поганых осадков, тот самый, хвостик которого лежал между Пятнадцатой и рыболовной базой, сумел дотянуться почти до поселения. Такое соседство было неприятным, но со временем стало терпимым. На лето из Николаевки, районного центра в Пятнадцатую выезжали бригады заготовителей грибов, ягод и орешков мутировавших сосен. Брали с собой детей. С холодами уезжали, оставалась только бригада охотников-рыбаков, Батя и ещё несколько человек: дозиметрист, кочегары, электрик-сантехник, повариха, охранники. Семейные отправляли своих детей в школу-интернат в Николаевке.
Мамаш с малышами тоже отправляли в райцентр. Причина была — в округе периодически появлялись бродячие шайки вампиров и оборотней. Людишки, если их ещё можно назвать людьми, в них были гнилые, в основном всякое отребье, инициированное и покусанное такими же отбросами: убийцами, насильниками, мародёрами, дезертирами. Много их расплодилось во времена безвластья и хаоса. Многих выбили, но вычистить всю нечисть сил не хватало.
И вот сейчас такая банда появилась в районе.
Леш был совсем не дурак. Он отлично понял, какое впечатление произвёл его рассказ на взрослых. Он давно хотел рассказать о своих способностях Бате, но не знал, как сделать так, чтобы его не приняли за какого-нибудь монстра, за нелюдь. Ведь он же явно не такой, как все люди, он даже электрический провод с током в стене видит. Как его не видеть — вот же он, к горящей лампочке идёт. Если лампочку выключить, тогда да, не виден.
От старших ребят он слышал, что кроме людей есть ещё Иные, но ни с кем толком так и не успел поговорить: сначала он долго болел, лежал в изоляторе, думали, что у него лучевая, потом, когда он начал выходит во двор, у него сначала не было друзей, а тут и конец лета случился, каникулы закончились, всех собрали и увезли в интернат учиться. За прошедшую неделю он подружился с Элей, Виней и Чижиком, им можно было многое рассказать. Он сегодня показал свои способности друзьям, особо не раскрываясь.
Интересно, что Батя теперь думает о нём? Леш решил подслушать, о чём взрослые совещаются, что решат делать с ним.
Леш пробрался в актовый зал сзади, через выход на сцену и затаился в пыльном ворохе бывших кулис. Батя стоял у первого ряда и выступал перед полусотней людей:
— Предположительно в банде не более двух десятков. Упыри, оборотней не замечено, но это не значит, что их нет, или они не бродят где-то поблизости. Зелёный городок, куда они с наскока попытались вломиться, не чета нашему посёлочку, народу много, охранников хватает, охраняемый периметр серьёзно оборудован: вышки, часовые. Но они сумели убить двоих за периметром. Голодные — иссушили полностью. Были бы сытые — увеличили бы свою шайку. Кровососов отогнали, по следу пошли охотники во главе со штатным магом и тремя дозорными оборотнями.
— Эх, нам бы хоть самого плохенького мага в штат охраны! — тяжко вздохнул дядя Паша Собакевич, двухметровый дядька, похожий на кобеля кавказской овчарки: с большой головой и лохматой шевелюрой.
— Ага, сильно тебе какой-нибудь маг-учитель поможет, — возразили ему с соседнего ряда. Чувствовалось, что спор был давним, застаревшим и безрезультатным.
— Сейчас все Иные боевой магии обучены, — сказал кто-то.
— Он хотя бы вампира почуял… — гулко буркнул себе под нос дядя Паща.
— Отставить разговоры! — гаркнул Батя. — Банда большая, может нагрянуть всем составом. Нас пятьдесят семь человек, включая четверых несовершеннолетних. С 19.00 сего дня объявляю чрезвычайное положение на неопределённое время, вплоть до снятия угрозы нападения. По варианту «Бэ». Все в курсе, что делать? Все помнят расписание дежурств, боевых постов по второму варианту? Напоминаю: перемещения в пределах базы только тройками, в пределах штаба… административного корпуса — только парами. Следим друг за другом на наличие признаков вампирьего зова, вдруг какой упырь сумеет настроиться. Все переходят в спальные помещения бункера штаба. Во время ЧС будем админкорпус штабом звать.
— Да мы всегда так говорим, — бросил кто-то.
— Спать только группами не менее пяти-шести человек в помещении, — продолжал Батя, — один обязательно бодрствует, установить порядок вахт. Никаких предложений войти в помещение! Никаких «войдите!, «да-да» ни на какой стук даже мысленно — через Сумрак тоже полезут. Собакевичи? Помните — спать поочерёдно, на вас вся надежда.
— Я тогда пойду, Станислав Яковлевич? По графику я сейчас в отдыхающей смене, — встал сын дяди Паши Федя. Лось под стать отцу. Он в прошлом году окончил школу и работал охранником поселения вместе с отцом. Ребята все, как один, завидовали ему: форма, оружие, мощь.
— Разрешаю. Павел Игнатыч, чего тебе?
— Батя, я ДШК вытащу? — старший Собакевич глядел на командира с надеждой.
— Чёрт с тобой, Павел. Только здание не разгроми, с тебя станется.
— Я аккуратно, — застенчиво ухмыльнулся в бороду здоровяк.
— Ага, знаем, что ты аккуратным называешь, потом месяц дыры заделывать придётся, — под общий смех сказал кто-то из охотников.
— Тихо! — привычно командно взрыкнул Батя, — Кто не имеет на руках автоматического оружия, получите в оружейке. Женщины, вам напоминаю: автоматы должны быть у каждого. И по четыре набитых рожка при себе. Кто ещё хочет что-то добавить? Максим Денисыч, ты повоевал больше всех с упырями, дай несколько советов, — обратился Батя к бригадиру охотников.
Встал среднего роста невзрачный дядька, Леш с ним почти не сталкивался.
— Упырь — он, братцы… и ба… девчата, — тварь вёрткая и живучая. Быстрая до невозможности. Поэтому стреляйте в него всей тройкой: кто с ручным пулемётом — прямо в него, остальные двое разбирают лево и право от гадёныша. И стволами из стороны в сторону водите при стрельбе, да не равномерно, а рывками, а то тварь угадает и отпрыгнет от пули. Если свалите, сразу расчленять и куски жечь, я сам видел, как мясо в кучу сползается и оживает. И мужики, это… если даже упырь — девка голая да сисястая, или там баба, которую пожалеть захочется… или знакомая… друг твой закадычный… или даже твоя родня… мать родная… — трудно было говорить старому охотнику, ох, трудно! — …не жалеть! Ни секундочки, ни мгновения — она тебя не пожалеет. Сожрёт, выпьет. Или хуже того — в такого же кровососа превратит.
В зале молчали.
— Понятно? — обвёл всех взглядом Батя. — Патронов не жалеть! У нас их лет на сто хватит, запасли в своё время. Дальше — связь. Все условные сигналы помнят? Позывные? Перечитайте. У нас четырнадцать переговорных устройств, у них тоже могут быть. Таблицу почасовой смены частоты не забыли…
Батя вёл инструктаж дальше, судя по всему о Леше сейчас говорить не будут — не до него. А самому Лешу было о чём задуматься. Слова охотника о родственниках-вампирах задели в нём какую-то струну, отозвались смутным сгустком мрака. Это как после привидевшегося во сне и тут же забытого кошмара — просыпаешься в липком поту от собственного крика и боли в сведенных судорогой ногах, наверное, пытался изо всех сил убежать от страшного. А в чём страх был — хоть убей, не вспомнить. Одна лишь холодная тоска в остатке.
Леш побрёл к оружейке, ему тоже полагалось оружие. Конечно, не полноценный автомат, всего лишь пистолет, ладно, с приставкой «-пулемёт», но не самый хилый: 22 патрона можно выстрелить за две секунды. А если веером по коридору пустить по вампиру… куда он денется-то! А там наши набегут и добьют. Леш размечтался о героических подвигах, даже настроение улучшилось.
Леш спал в компании остальных ребят под присмотром Веры Петровны и ещё двух тёток. В каморке бункера, что располагался под штабом, было душно, тяжёлая парная влага давила пацана.
Он толком не понял, что его разбудило, но вдруг захотелось пить. Леш открыл глаза и огляделся. В тусклом свете керосинки виднелся циферблат настенных часов — почти полтретьего ночи. Около двери стояла тумбочка. На ней лежал автомат. Положив голову на калаш, сидя на стуле, спала тётка с грибоварки. К её руке были привязаны две верёвки, которые тянулись к кроватям двух других женщин. Леш огляделся — графина с водой в поле зрения не было. Пить хотелось всё больше.
Мальчик вылез из-под одеяла, надел штаны, натянул на голое тело свитер, обулся. Вытащил из-под подушки пистолет-пулемёт на ремне-портупее, нацепил сбрую с оружием на себя. Тихо прокрался мимо спящей женщины, бесшумно приоткрыл дверь и выглянул в коридор бункера. У трапа, ведущего наверх, вяло клевал носом часовой. Или вахтенный? Почему-то показалась важным правильность терминологии, обозначающей охрану.
Вдруг заорала сирена. Через толстые перекрытия потолка послышалось глухое буханье. Из раскрывающихся дверей бункера вразнобой начали выбегать люди с оружием, смешно пытаясь на ходу поправить или застегнуть одежду. Одна из тёток на бегу машинально глянула на себя в зеркало, пригладила волосы, обратным движением руки переключила предохранитель автомата на стрельбу очередями, другой поправила ремень оружия и побежала дальше.
Блин, все там упырей мочат, а он тут воду ищет. И Леш рванул мимо охранника по трапу вверх, игнорируя его крик: «Стоять! Куда, дурень!!!».
В штабе было шумно. Шумно — не то слово. В коридорах гулко гремели автоматные очереди, где-то что-то взрывалось, было много крика, воплей, несло гарью и палёным человеческим мясом — Леш сразу признал эту тошнотворную вонь.
Самое главное — ничего понять было невозможно. И спросить было не у кого — в коридоре первого этажа он оказался один. Почему-то в тишине и какой-то сероватой мгле — дыма натянуло, что ли?
Леш решил найти место, откуда можно будет что-то разглядеть. Сверху всегда виднее — решил он и побежал наверх по лестнице бокового безоконного подъезда с давно замурованным выходом.
Так он пробежал все три этажа, не встретив никого: ни своих, ни вампиров. Бежать наверх было трудно: сапоги были великоваты, дурацкий маузер в деревянной кобуре больно бил по ноге, рваный ватник совсем не согревал и пить хотелось всё сильнее. Да куда же все подевались? Хоть бы кто-нибудь показался, что ли? И что за одежда на нём?
«Можно войти?» — вдруг спросил кто-то.
«Валяй!» — почему-то азартно ответил Леш.
И тут же увидел пародию на безрогого чёрта — перед ним оказался какой-то вёрткий хмырь, тощий и без одежды, но с огромными зубами, точнее — с клыками. Хмырь ухмыльнулся и облизал серые губы тонким языком.
«Вампир!» — прозрел Леш, — «Вот зараза…» Но испугаться не успел, а мгновенно схватил вампира за горло, приставил указательный палец другой руки к виску упыря и сказал «Пуф!». Вроде как выстрелил.
Хмырь начал разваливаться на куски и вытек из его руки уже серым пеплом.
Леш остолбенело смотрел на дело рук своих. Холод становился пронзительным, пробирая до костей.
Когда Леш вывалился в тепло, он увидел странное: по полу коридора катались, сцепившись друг с другом, крупный жилистый дядька из ненаших и здоровенный мохнатый пёс, в котором на миг вдруг проглядывал дядя Паша Собакевич. Два парня из своих пытались ткнуть ножами в чужого дядьку. Но делали это как-то вяло, похоже, боялись зацепить собаку. Или просто боялись попасть под раздачу. С другой стороны коридора стояла, уставившись рылом в зарешеченное окно небольшая пушка.
Звонко лопнуло стекло на окне, выскочила наружу, в ночную тьму выдернутая с корнем решётка, и в коридор ворвалась гибкая голая девушка в татуировках, некрасиво скаля пасть. Пушка вдруг загрохотала сама по себе, поворачиваясь туда-сюда на каком-то круговом поддоне. Приглядевшись, Леш заметил, что к оружию идёт кабель. Девушка запрыгала от стены к стене, сначала она решила на скорости проскочить поток пуль, но схлопотала несколько попаданий, аж клочья мяса из неё полетели. Она дёрнулась назад, и тут её прошило пятью пулями.
Крупнокалиберный ретро-пулемёт Дегтярёва-Шпагина, ДШК — это вам не по воробьям из рогатки палить. Крепок вампир, но пуля калибра 12,7мм — это такая дура! А если их пяток? Надо быть Высшим, чтобы принять такой рой на грудь. Или в спину, как угораздило эту татуированную. Её роскошный бюст расцвел изнутри настоящим жерлом вулкана, выплёвывающим в коридор обломки позвоночника, осколки рёбер, сгустки лёгких, клочья кожи с весёлыми татушками в виде котиков, скелетов и черепов. Наконец замолотили автоматы наших бойцов, добавляя упырихе новых дырок. Тварь всё ещё была жива, точнее существовала. Она пыталась ползти, но новая очередь из ДШК нарезала её конечности, шею и голову на кровавые куски.
На другом конце коридора пёс всё еще грыз своего противника, вампир в свою очередь душил и ломал собаку, и исход схватки был неясен. Тут снизу по лестнице в коридор ворвался здоровенный волчара, один из парней вскинул автомат, но другой отбил ствол в сторону, крикнув:
— Нет! Это Федька!
Волк молча ухватил клыками руку вампира и сжал челюсти. Хруст костей был слышен всем. Неизвестно, как быстро регенерировали разжёванные в мочало конечности упыря, но волк с собакой за минуту превратили тело кровососа в тряпку. После этого собака затряслась, засучила лапами, на ней облезла шерсть и Леш к своему изумлению увидел перед собой голого дядю Пашу.
— Что стоите, полейте его напалмом и в окно, спичку горящую вдогонку, вспыхнет и сгорит, не сомневайтесь. Да ДШК на ручное управление переключите, что он у вас до сих пор постреливает.
Пулемёт и вправду коротко, но гулко кашлял короткими очередями вдоль коридора. Пули вылетали в пустой оконный проём, но зато туда никто не лез. Парни что-то нажали на настенном пульте, пулемёт замолк. Затем они подхватили тряпичную куклу — тело противника дяди Паши, подтащили к окну, перекинули через подоконник, и тот парень, что помоложе, саданул вдогонку огненной струёй из небольшого наплечного ранца, на который Леш раньше не обратил внимание.
— Спасибо, сын, вовремя, — потрепал волка по загривку голый великан дядя Паша. — Пошли вниз, там жарко — слышишь молотят изо всех стволов. Я сейчас обратно перекинусь. Пацаны, попить найдётся?
Ему протянули флягу, он сделал сам два душевных глотка и вылил полфляжки добродушному волку в ухмыляющуюся пасть.
— И это… мясо из коридора сбрызните бензинчиком, в окошко вышвырните, и зажигалку туда же киньте. Если в пепел пока не превратилось, значит, ещё существует. Вон — шевелится что-то. Крепкая попалась нежить. Хотя голова хорошо покрошена. А ты, Лёшка, брысь в бункер. Тоже мне помощник, хоть бы из пукалки своей пальнул. Но молодец, что со страху не обосссался.
— Дядя Паша, я…
— Брысь, я сказал. Парни, проследите. Но сначала всё мясо спалите.
С этими словами человек, на ходу превращающийся в пса, и человек в обличье волка побежали вниз по парадной лестнице здания бывшего штаба. Парни начали ногами подгребать к окну клочья тела вампирши.
— Слышь, Колян, а Павел с Федькой кем у Иных считаются?
— Да дядя Паша вроде бы оборотень, ну Тёмный, значит, а Федя — перекидыш… Или нет — перевёртыш… Короче, Светлый. Их так и зовут: Пёс и Волк. Они, короче, к нам в охрану от Дозоров приставлены.
— Это как? Отец и сын — разной масти? А так бывает?
— Слушай, ну что ты пристал: бывает, не бывает? Почём я знаю? Ты глазам своим веришь? Если веришь, то бывает.
— Колян, а как…
Что ещё хотел сказать тот, который не Колян, Леш так и не услышал. В оконный проём, расстрелянный пулемётом, впрыгнуло что-то большое. Нет, не летучая мышь — тварь была в человеческом обличье, как и предыдущие. Мужчина лет пятидесяти, почти дед на взгляд Леша. И одет как-то по-старинному: серые брюки, такой же пиджак, голубая рубашка, коричневые туфли, но в руке зажат автомат. Явно вожак банды. Парни дружно застрочили из своего оружия, но кровосос попался непростой, был прикрыт каким-то полупрозрачным щитом. Он внимательно рассматривал куски тела вампирши, которые парни так и не успели выкинуть в окно и поджечь.
Колян бросился к пульту управления пулемётом на стене, кровосос тут же среагировал — короткой очередью он разнёс пульт. Второй прострелил парню ноги. Мгновенно подскочил к упавшему, выбил оружие из рук. Вторым прыжком оказался позади не-Коляна и одним ударом кулака оглушил его.
— Зря вы так с Дианкой-охотницей, — печально сказал вампирский предводитель, — Придётся мне вас наказать. Одного из вас я иссушу, второго — сделаю вампиром, и он будет моим преданным рабом всю свою долгую и никчемную жизнь. А выбирать, кому что, тебе, парень.
Вампир вдруг оказался рядом с Лешем, одной рукой сорвал с него портупею с пистолетом, другой взял его за подбородок, задрал голову вверх и заглянул в глаза мальчика.
— Если ты угадаешь, кого я задумал пустить на корм, то будешь жить. Иначе я придумаю что-нибудь специально для тебя, мальчик. Как тебя зовут?
— Леш, Леший. Это от Алёша. А как зовут вас? — он не боялся. Сам не понимая, почему, совсем не боялся. Зря дядя Паша сказал, что не трусить — это не обоссаться. Что-что, а это ему не грозит. Никогда он не сможет так испугаться. Чего пугаться-то? Вот перед ним нелюдь, вампир, упырь, кровосос — как хотите, так и называйте. Страшное, беспощадное, сильное существо. Нежить, которая хочет существовать, мыслить. Наверное, даже любить. По-своему, по-вампирьему.
Но если коснуться упыря здесь, здесь и здесь особенным образом — заклинанием, к примеру, или модулированным излучением, что, возможно, одно и то же, то рассыплется это существо в прах. Ураганный распад тканей — где он мог слышать такое выражение? Или придавить его давлением в пару сотен атмосфер — хотя тут ещё надо посмотреть. Но молекулярный сдвиг в белках или атомарную подмену в самих молекулах это существо не переживёт. Если посмотреть упыря на просвет хотя бы ультразвуком… Откуда он знает всё это? Ладно, в себе разбираться — дело долгое, а упыря надо кончать, пока он бед не натворил.
Мысли были какие-то чужие, но в то же время знакомые до жути. И быстрые, как потоки информации в искусственном интеллекте.
Вампир между тем изумлённо смотрел на Леша.
— Вадим, — медленно ответил он на предыдущий вопрос. Вгляделся в глаза Леша, прикрыл свои, как бы исчезая на секунду из реальности, открыл и стремительно побледнел, что-то узнавая, понимая, приходя в ужас и паникуя.
Отпустил мальчика, рухнул перед ним сначала на колени, потом распростёрся на полу, буквально растёкся в лужу, заверещал по-заячьи:
— Не убивай!!! Я не знал! Пощади, владыка!!! Я отслужу. Верным псом буду, на смерть за тебя пойду! Только не убивай!
Последние слова были совсем нелогичными: на смерть пойду — только не убивай. Леш улыбнулся. Но слушать визги перепуганного главаря банды было противно.
Леш скомкал тело упыря в большой шар и наподдал по этому мячу ногой. Мысленно. Но импровизированное ядро со свистом вылетело в зияющий ночной бездной оконный проём.
Леш знал, что упырь выживет, но убивать он пока не мог. Одно дело — волкособаки, существа неразумные, ведомые инстинктом. Но убить существо мыслящее он не мог. Этому надо было ещё научиться. Надо ли?
Леш спускался на второй этаж, чтобы помочь очистить здание от атакующих кровососов, когда его посетила мысль: а если он уже убивал? Что он знает о себе? Кто он? Почему вампир Вадим назвал его «владыка»? Вдруг он, Лёшка, самый ужасный враг всех людей?
Здесь Леш наконец-то испугался. Испугался себя. Да так, что чуть не описался. Чуть не обоссался, говоря простым дяди Пашиным языком.
Нападение банды вампиров отбили, потеряв одного человека. И с большими потерями для упырей. Кровососы, оставшиеся в живых, разбежались. Собакевичи ещё долго гнали одного из них, но тот в попытке оторваться от оборотней ушёл в грязную зону. Туда мужики не сунулись.
— Если не сдохнет, то таким немощным оттуда выйдет, что его воробьи заклюют, — сказал отец сыну.
— Собаке — собачья смерть, — съехидничал сын, и оба рассмеялись над незамысловатой шуткой.
Им потом наложили кучу швов и щедро напичкали разными снадобьями в медпункте. На вопрос Бати о самочувствии дядя Паша отшутился:
— Главное, что обошлось без сотни уколов в пузо от бешенства.
В ответ Батя так задумался, что Федя уже проклял тот момент, когда отец ляпнул про бешенство, с Бати станет приказать фельдшерице их обколоть. Похоже, что и Павел Игнатьевич подумал так же.
Батя поглядел на заскучавшие лица Собакевичей и не выдержал, расхохотался в полный голос: поддел-таки своих Дозорных. К командиру присоединились все, кто был в медпункте. Леш, которого Батя загнал на ненужный осмотр, тоже подключился к этому очистительному веселью. Его отпустило.
Сразу захотелось спать. Ещё хотелось рассказать ребятам, как он геройствовал, как чуть ли не до обморока напугал вожака нечисти, как вышвыривал его обалдевших бандюков в окна и двери, как… Но кто же ему поверит? Свидетелей нет — он сам почистил им память. Неумело, наверняка неаккуратно, но надёжно.
И Леш придумал: он расскажет Эле, Вине и мальку Чи о том, как палил из своего пистолета-пулемёта вместе со взрослыми, как летели клочья из вампирьих тел от нашего огня, как Пёс и Волк задрали насмерть нескольких тварей, как крошили из ДШК татуированную ведьму. Кстати, отчего бы ей ведьмой не быть? Красивая — значит ведьма!
А вампирский вожак? Не было никакого вожака! Кто его видел, покажите?
На следующий день пришёл большой конвой из района: бронемашина, два грузовика и автобус. Приехала целая делегация аж из областных Дозоров: маг Степан и ведьмак Эльдар — охотники на вампиров, как сказал Батя; парень с девушкой — два оборотня-чистильщика, опытные преследователи всякой нечисти. Вместе с ними и в то же время особнячком по базе слонялся маг-лекарь — худосочный молодой парнишка в нелепом городском прикиде, наверное, у них так было принято одеваться, хотя по остальным не скажешь — нормальные люди в удобном практичном камуфляже. С бригадой местных охотников они должны были найти оставшихся вампиров и уничтожить их подчистую.
На Пятнадцатой воцарилась суета: разгружали привезённое, в машины и автобус грузили пакеты с вяленым и копчёным мясом, рыбу, бутыли и бочки с грибами, мешки с орехами, другую продукцию. Ребята давно были готовы к отъезду, вещей у них было немного.
Когда его друзья прощались со своими родителями, к Лешу подошёл маг из Дозоров. Даже не подошёл, а как бы возник рядом, Леш только в самый последний момент засёк дуновение расталкиваемого чем-то воздуха. Маг уставился на Лёшку, напоминая ему ошалевшего вампира своим недоумевающим выражением лица. Леш изобразил внимание и немой вопрос: что вам, дяденька, надо?
Пацан мгновенно сориентировался и сыграл в непонимание. А Степан остолбенел: мальчишка был… Кем он был? Одновременно Светлым и Тёмным магом неясного уровня и неочевидных возможностей, его аура несла черты вампира и обещала способности оборотня. Что ещё было скрыто в этом белобрысом щуплом пареньке, какое чудо и какое чудовище? Надо ли вести его к людям, или строить вокруг него непроницаемый саркофаг — укрытие для него и от него?
Кто он для людей обычных и людей-Иных? Кто он, этот «маугли», Иной эры постапокалипсиса?
Сейчас как шуганёт чем-нибудь непонятным и смертельным.
Леш застенчиво улыбнулся и сказал Дозорному:
— Я знаю, что я не такой, как все. Вы мне объясните, кто я и откуда взялся?
В его ауре явственно звучали нотки доверия. Степан облегчённо подумал: утряслось. Потом подумал ещё и добавил к пришедшему на ум успокоительному глаголу вечно сомневающуюся частицу «ли».
Ерёмин Сергей Алексеевич, Борода по-севастопольски
Рассказ участвовал в официальном конкурсе произведений на тему Мира Дозоров (летний заход 2017г). В финале занял седьмое место.