Возможность

Наталья Юрьевна Сафронова
Если прочитаешь, обидишься, наверное. А другие читатели, забредшие на страницу, будут чувствовать себя неловко, как будто случайно оказались на чужом свидании.  Но я привыкла быть с тобой откровенной.  И с тех пор, как расстались, ничего не изменилось, я по-прежнему выбалтываю тебе все, что приходит в мою непутевую голову.
В последнее время видимся с родными только на похоронах и поминках.   Сестра срезала в саду пять гладиолусов, еще раз пересчитала могилы, загибая пальцы, кивнула: да, пять.
- Все на новом кладбище? – уточнила я.
Положили по цветку деду, бабушке и троюродному брату.  Брат сгорел в машине при невыясненных обстоятельствах.  Могилы стояли рядком, с редкими вкраплениями чужих.  Нынешний год оказался урожайным у смерти, троих унесла.  Тетя взяла два темно-сиреневых гладиолуса и положила на могилу мужа, сказала:
- А моему Сеньке два.
Дядя Слава остался без цветка.
- Митрофановы выпалывают цветы, которые мы сажаем. Как сорняки, - пожаловалась сестра.
Жена дяди Славы нашу родню не жаловала, мужа, впрочем, тоже. И даже после того, как дядя умер, все еще что-то с нами делила.   Могила дяди Славы стала полем сражений. Тетя Зоя с дочерью сажали тюльпаны и бархатцы, а тетя Вика выкидывала их за ограду.
Когда сели в машину, тетя положила мне на плечо голову и сказала:
- Какая я стала, да? Какая была – и какая стала.
Я молча кивнула. Дядя Сеня всю жизнь носил свою Зойку на руках, пылинки сдувал. Он был ее все. И, когда на шестидесятом году дядя Сеня, который сроду не болел, неожиданно слег с инсультом, тетя Зоя так боялась его потерять, что не отходила от него ни днем, ни ночью.  При этом утонченная, не державшая в руках ничего, кроме томика Ахматовой, тетя Зоя научилась ругаться с диспетчером в ЖЭКе,  расплачиваться бутылкой с сантехником, жаловаться главврачу в поликлинике и делать уколы. Так они с дядей Сеней продержались десять лет.  От пышнотелой тети Зои осталась половина, у нее болят суставы, вылезли вены на ногах, и ей кажется, что в зеркале она видит не себя, а незнакомую женщину с уставшим взглядом.  Когда муж умер, тетя Зоя изводила себя вопросами, где она недосмотрела, к какому врачу не  достучалась. Вспоминала, как однажды ночью, меняя Сене памперс, испачкала постель, не сдержалась и шлепнула его, и он плакал, повторяя:
- Ты била меня… ты меня била, Зоя!
Не больно шлепнула, но Сеня обиделся.
Здоровый и сильный Сеня вспоминался редко. А поверженный, плачущий, обиженный на свою Зою – часто. И хотела бы она, чтобы он был рядом сейчас?  Хотела бы.  Без Сени ничего не осталось. Была дочь, и были внуки, и навещали, и радовали, пока рядом. Но потом они уходили в свою жизнь, а тетя Зоя оставалась одна. Вернее, рядом с Сеней. И единственной радостью, иллюзией прикосновения к нему, были эти походы на кладбище.  После смерти мужа тетя Зоя снова располнела, ходить ей было тяжело. На лето переезжала в поселок, в дом, доставшийся им от Сениных родителей.   Свою долю в родительском доме Зоя оставила брату Славе, не стала с ними судиться, может, поэтому Виктория ее не жалует.  Не понимает, а все непонятное пугает. От страха и агрессия.
Автобус на кладбище уходил только со станции, но тетя Зоя брала клюшку и шла, торопиться ей некуда. Накануне пекла пироги, раздавала соседям на помин. В саду выращивала цветы, чтобы отнести на могилку, делила с ними свои думы о муже.  Однажды встретила на станции Вику, вдову брата. Обожглась о ее ненавидящий взгляд, но все-таки спросила:
- Ты зачем цветы со Славиной могилы выпалываешь?
- Это сноха, - ответила Виктория.
- Так запрети ей, - потребовала Зоя.
- Сколько я за твоим братом дерьма вынесла, а теперь еще за цветами ухаживай, - усмехнулась Вика. – Сахарный диабет – это у вас семейное. Ты, смотрю, тоже раздалась вширь.
- У меня нет диабета, - испугалась тетя Зоя.
- Будет, - пообещала Виктория, развернулась и пошла по своим делам.

Тетя Зоя вернулась домой и подошла к зеркалу. Под глазами мешки.   Устала, ночь почти не спала.  Слушала, как мышь скреблась в темноте. Сеня ставил мышеловки, а Зоя мышей боялась и брезговала. Огородом тоже занимался Сеня, а Зоя развела цветы в палисаднике,   сидела вечером на скамеечке с книжкой.   Когда муж заболел, даже летом жили в городе, потому что больницу в поселке закрыли.  Больных возили в город, некоторые по дороге умирали. Сеня тосковал по деревне, маялся в городе бездельем.  Топтался бы на грядках, может, еще жил бы. И это тоже мучило Зою, из-за своих страхов лишила мужа единственной радости.  Пока Сеня был здоров, они удивительно дополняли друг друга. Сеня обустраивал быт, пространство, в котором она жила.  А Зоя не давала ему скучать. Она вносила в это пространство сумятицу беспорядочной сменой своих настроений, но и красоту, и душевность. И даже то, что она просыпалась среди ночи и нащупывала мужнину руку в темноте, и целовала благодарно и покаянно, обдавало его сердце теплом. Что он без нее? Ослик без погонщика, и какой смысл в таком существовании? Да никакого. Пусть Зоя будет рядом, тогда он будет знать, куда нести свой груз, а главное, для кого.  А Зоя без мужа, как былинка в поле. Ветер гнет, она клонится.   Но не ломается.  Главное, что Сеня у нее был. Это ее корни. Она за него держится даже теперь, когда муж умер.  И плачет, и плачется. Но постепенно боль приглушается, а радость оттого, что он у нее был – остается. Он у нее – есть. Ей этого хватит надолго, до конца.  Она с ним разговаривает, рассказывает ему – даже не каждый свой день, а всю общую с ним жизнь.
Мы вернулись домой, я помогла тете Зое выйти из машины.  Усадила ее на скамейке под яблоней.
- Тихо здесь. Бывает, за неделю ни разу машина не проедет, - сказала тетя.
Мы с сестрой готовили обед.
- Приходится возить матери в деревню помидоры с огурцами,- усмехнулась сестра. – Так и не научилась выращивать овощи.
- Ей разве много надо? – спросила я.
- Аппетит у нее хороший, - не согласилась сестра. – А детей с ней страшно оставлять.  Как будто радуется, но как гостям. Ждет, когда уедем. Чтобы энергию на нас не тратить.  Приезжаем раз в неделю.

Тетя вышла за калитку проводить нас.  Мне показалось, что меня она обняла теплее, чем дочь.
Сестра вела машину, а я все оглядывалась назад. Тетя Зоя сидела на скамейке, смотрела нам вслед.  А мыслями была уже далеко, с мужем.  Я думала о том, что мы с ней похожи. Я, молодая, полная сил, живу прошлым.  Я тоже всегда рядом с тобой. Ты жив, слава богу, мне не приходится ездить к тебе на кладбище.  Но так далеко, как будто в прошлой жизни.  А сегодня, навещая покойных родственников, неожиданно представила себе, как я распласталась на твоей могиле.  И сколько раз представляла себе, как я умерла, а ты ко мне пришел.  Я боюсь таких мыслей.  Отчего они? От отчаяния.  Только не обижайся, я не хочу тебе зла, ты же видишь, я тебе не мешаю.  Это все ненастоящее.  Если я умру, а ты придешь, я встану, чтобы увидеть тебя. Просто подсознание, наверное, ищет хоть какую-то возможность встречи.


2017г