ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга шестая: «В краю Болотного Ужаса»
Глава 6. Анатолий Никитин. Что нам стоит мир построить?
Анатолий историческую встречу с аборигенами нового мира пропустил; как и битву командира с кошмарным порождением болот. По вполне уважительной причине – пришла его очередь заступить на дежурство. В панорамных окнах Северного поста он мало что разглядел; разве что прочувствовал, как даже на расстояние полукилометра от того места, где из болота возник гигантский пузырь, оказавшийся живым воплощением ужаса поколений аборигенов, до него донеслось сначала безмерная уверенность этого монстра в собственной исключительности, в готовности пожрать все и всех. А потом – гнев, удивление, и панику этого существа, понявшего вдруг, что в мире есть сила, сопоставимая сего собственной. И даже превосходившая! Заключительный аккорд этой схватки Анатолий прочувствовал, что называется, собственной шкурой. Кожа парня действительно покрылась мурашками размером не меньше тех гнусных тварей, что в первый день их появления в этом мире выпили кровь и жизнь трех десятков горожан. Рядом едва удержалась от крика Бэйла. Высокий статус лучшего снайпера разведгруппы и будущей мамы не освободил ее от дежурств. Впрочем, это было пожеланием самой Никитиной; естественно, с учетом маленького, но такого важного нюанса - дежурила она вместе с мужем. Вот и сейчас Бэйла прочувствовала все эмоции, что обуревали тракториста вместе с ней; одновременно с ним она победно улыбнулась – когда битва «титанов» предсказуемо закончилась победой полковника Кудрявцева.
Никитина тут же перенесла улыбку на супруга – любящую, и чуть сочувствующую. Потому что прекрасно понимала его мятущуюся душу. Анатолий, как всегда, хотел находиться в гуще событий; влиять на них, и принимать активное участие. А события, кстати, сами направились к ним. Анатолий даже пошутил: «Магомет пришел к горе!». Он выглянул в огромное пустующее здание, на котором и располагался Северный пост. В закрытом, защищенном практически от любых напастей помещении, где они с Бэйлой несли службу последний из четырех часов дежурства, не было слышно ни единого звука. Но опытные разведчики умели «слушать» не только ушами. Что-то заставило его приоткрыть дверь, ведущую в ангар; и тут же негромко присвистнуть. Бэйла тут же оказалась рядом.
В пустом еще недавно помещении словно завелся муравейник; человеческий, естественно.
- Что это они? - спросила снайпер, которой привычнее было определять расстояние до цели в коллиматорном прицеле «Барретта», чем другие цели, пока неведомые. Русский тракторист был, конечно же, сообразительней, что и доказал сейчас – не в первый раз на памяти израильтянки.
- Ага, - воскликнул он предвкушающе, - именно здесь и пройдут переговоры на высоком уровне. Ну, и торжественный банкет, естественно.
Так он прокомментировал и длинный стол, что буквально за несколько минут выстроили в ангаре шустрые помощники коменданта; и коробки с кастрюлями, и другими кухонными принадлежностями, что появлялись внизу благодаря еще более подвижным сподвижницам Зинаиды Сергеевны. А вот она сама появилась здесь; по- прежнему в черном траурном платке. Но это Анатолий отметил уже краешком глаза. Никитин со вздохом захлопнул дверцу. Это нарушение устава караульной службы, который не уставал вдалбливать в головы подчиненных Боря Левин, тракторист позволил себе на пару десятков секунд, не больше. А Бэйла и того меньше. Она уже «держала» свой сектор наблюдения. Супругу она предоставила более интересную сторону – ту, по которой в направлении Северного поста двигалась процессия аборигенов и встретивших их горожан.
Анатолий направил прицел своей винтовки (не совсем своей; штатной, с поста) на лица гостей. Он уже знал о поразительном сходстве их с многими из друзей. Сейчас же полюбовался на лица, ничем, кроме размеров, не отличавшихся от физиономий семейных пар Левиных и Жадовых (да – именно эта фамилия была теперь у знаменитого гладиатора).
- Нет! – поправил себя Анатолий, - аборигены еще и ошеломлены сверх всякой меры. Словно к ним только что живой бог спустился. Еще и новость какую-нибудь невообразимую сообщил. Впрочем, таких новостей для них сейчас… Да и насчет «бога» я пошутил как-то… очень удачно.
Это Никитин вспомнил о последней битве полковника Кудрявцева в родном мире. О битве, в которой Александру Николаевичу пришлось противостоять самому себе –действительно в образе бога.
- Спящего, - чуть не хихикнул Никитин, - а теперь окончательно уснувшего…
Коротко и требовательно прогудел зуммер. Анатолий обрадовался ему, как никогда прежде. Ведь этот сигнал означал, что дежурная смена закончилась, и что совсем скоро они с Бэйлой будут свободны; точнее – задействованы в очень важной церемонии знакомства двух цивилизаций. Да – именно такими категориями теперь оперировал бывший тракторист таежного лесхоза, так и не успевший получить в родном мире своей первой пенсии.
- А здесь мне пенсия и не нужна, - довольно подумал Анатолий, после завершения всех обязательных процедур приема-сдачи поста едва не скатившийся вниз по лестнице.
И скатился бы, перепрыгивая через три-четыре ступени, если бы не беременная жена рядом. А так чета Никитиных вошла в огромный зал весьма чинно; глава семьи бережно поддерживал свою драгоценную половину под локоток, ничуть не ревнуя ее к другой «половинке» Бейлы – «Барретту», с которым она не расставалась даже в столовой. Как раз в это мгновение из подземелья, которым было пронизана вся земля под городом, упругим шагом поднялась другая чета – самые близкие для Никитиных люди. Оксана, в отличие от Бэйлы, свою снайперскую винтовку всюду не носила. Ей этого и не нужно было; когда рядом было самое могучее «оружие», которое только мог себе представить Анатолий – полковник Кудрявцев.
- Ну, что, Анатолий Николаевич, - остановился рядом с Никитиными командир, - какие будут первые впечатления и догадки по поводу этого парада двойников?
Самого себя в той когорте римских воинов, которая сейчас спешила сюда, Анатолий не обнаружил; теперь же и сам преобразился так, что собственная жена с изумлением уставилась в его лицо. Это Никитин так отреагировал на уважительное, без всякого хитрого подтекста, обращение полковника к простому трактористу. Он и ответил так же солидно; даже откашлялся.
- Я сейчас, товарищ полковник, вспомнил ту самую лабораторию, про которую нам как раз Боря Левин со Спартаком рассказывали. Сдается мне, что таких лабораторий мы с вами (он так и сказал: «Мы с вами», - и Кудрявцев не возразил) создали не одну, и не две. Так что я не удивлюсь, если впереди у нас будут еще более удивительные встречи. А к нынешней, конечно же, приложили руки, и головы, наши «римляне».
- Ты будешь смеяться Анатолий, - командир улыбнулся первым, - но они даже имена поленились поменять. Так что в эти ворота сейчас зайдут два Бориса Левина, или Марка Туллия, и две Светы Левиной… ну, и так далее. Только вот Спартак сплоховал.
- Что так, товарищ полковник?
- Имя себе римское подобрал не совсем то, которым сейчас мог бы гордиться. Обозвал себя в этом мире Лентуллом Батиатом.
- Ага, - вспомнил Анатолий, - тем самым ланистой, хозяином школы гладиаторов, в которой сам Спартак и состоял!
- А может, - вступилась за гладиатора Оксана, - он это в честь того, что именно в этой школе встретил свою Свету? Другой-то фамилии под рукой не оказалось.
- Хорошо, - кивнул полковник, - примем за рабочую версию. А все остальное позже, на Совете. Вон, гости уже подходят.
Огромные ворота ангара действительно распахнулись без всякого скрипа, и торжественная процессия вступила внутрь. Дальше все «катилось по протоколу», составителем которого оказался Валера Ильин. Сам же Никитин вместе с Бэйлой в какой-то момент был остановлен аборигеном, удивительно напоминавшим Холодова. В этой жизни парень был разведчиком. Это выяснилось, когда на помощь и Никитиным, и скупо размахивающему руками аборигену пришел на помощь переводчик – Боря Левин.
- Ты, Анатолий, - сообщил громадный начальник охраны города, - как две капли воды похож на его друга, тоже разведчика.
Тракторист не стал спрашивать, почему «Холодов» явился сюда без закадычного друга, и правильно сделал. Потому что острая боль, внезапно кольнувшая в сердце, подсказала, что не все в этом мире было гармоничным. Точнее, все было совсем не гармоничным. Включая страшную гибель двух десятков молодых римлян. Гибель ужасную и непоправимую, ведь и римлян, и жителей болот в этом мире было так мало. И совсем незначительный катаклизм мог вообще оставить этот неприветливый край безлюдным. А такой катаклизм явно назревал в окрестностях римской провинции – так называли свою небольшую долину люди, удивительно точно скопировавшие и самого Анатолия, и Бэйлу (ее копия осталась в крепости), и многих других горожан.
- Кроме товарища полковника с Оксаной, - подумал вдруг Анатолий, - на это у зачинщиков такой фантазии духу не хватило.
Как это случалось часто, достаточно было вспомнить… сейчас – Александра Николаевича. Он тут же оказался рядом, с вопросом, а, скорее, командой доложить подробности:
- А вот об этом подробнее. Только не здесь. Пусть люди отдыхают, а мы устроим небольшой Совет. Там.
Палец командира остановился в направлении потолка; поста, который чета Никитиных только недавно покинула. А теперь снова поднималась по крутой лестнице, чуть досадуя (в основном из-за тяжело дышавших будущих мам) на отсутствие лифта – и здесь, и в цитадели, где ступенек было не в пример больше. Анатолий, весьма гордый по случаю включения его в состав делегации землян, даже попенял коменданту:
- А что, Валерий Николаевич, забыл, как клятвенно обещал нам к Новому году лифты запустить?
- Не забыл, - чуть угрюмо ответил Ильин, - только где тот Новый год? Мы то сюда из арабского сентября попали. А здесь, я вижу, сентябрь никогда и не кончается.
Он кивнул на панорамные окна, за которыми на болота опять обрушил свою нескончаемую атаку холодный дождь, и продолжил:
- А лифты обязательно запустим, Анатолий. Вот изготовим достаточное количество шаров энергетических, и тогда… что с тобой, Толик?
К Никитину тут же подскочила встревоженная Бэйла. Быстрый оценивающий взгляд снайпера, полный любви и тревоги, и короткий смешок:
- Ну, вот – опять!
Так Бэйла обычно реагировала на очередное озарение, посетившее голову тракториста. Анатолий внезапно родившуюся мысль прогонять не стал; отложил ее в не очень дальний уголок собственной памяти, а сам принялся внимать словам командира и ответам старшего из римлян, легата Марка Туллия. И вместе с командиром, и остальными товарищами медленно заполняться гневом и нетерпением. Гневом – от информации о том, что в этом мире, и так обделенном счастьем, проявились и самые худшие черты мира земного; а нетерпением – от желание это вполне узнаваемое Зло покарать.
- Нет – уничтожить, и немедленно, - поправил сам себя Никитин. И, чем скорее, тем лучше. Пока оно не вырвалось за пределы болот. Недаром, оказывается, сама природа соорудила такой непроходимый барьер. А теперь, когда мы поможем аборигенам проложить дорогу в мир, где нет болот, и где цивилизации открыты все пути – хоть на север, хоть на юг, хоть… Стоп! Тут еще надо определить – есть ли в этом мире север с югом. И с будущим цивилизации я погорячился. Это решать не нам. У нас свои задачи. Но то, что болотное Зло нельзя выпускать отсюда, очевидно.
Зло, тем временем, обретало вполне зримые черты – в описании Марка Туллия. Анатолий, а за ним и другие немногие члены Совета, оказавшиеся в этот час в Северном посту, перечисляли про себя, а кое-кто и вслух, имена и клички людей (точнее нелюдей), про которых они когда-то постарались забыть:
- Зинана Арчелия, злобная маньячка, убившая, в том числе, и Свету Левину (тракторист бросил быстрый взгляд на целительницу, возродившуюся, словно птица Феникс из пепла); страшный полинезийский дикарь, едва не оставивший нас без Марио – вон как напрягся, даже побледнел парень, а вместе с ним и Ирка Ильина. А это кто? – не сразу понял по описаниям Никитин, - ага, понятно! Та самая латышская итальянка, Виктория, что профессору едва голову не размозжила… а Витьке Иванову – успела.
Он невольно вспомнил парня, с которым у него случился конфликт в разгромленном сирийском лагере. Сколько с тех пор произошло событий; гораздо более трагичных и масштабных! Но то страшное утро, когда в березовой рощице хоронили длинный сверток, упакованный в полиэтиленовую пленку – Витьку Иванова, которого командир даже не разрешил развернуть из такого своеобразного савана – Анатолий помнил в мельчайших деталях. И не мог забыть, как бы не старался. Так же, как три длинных черных тела, свисавших с деревьев в окрестностях колумбийского лагеря. Колумбийский барон тоже был здесь в ипостаси вождя одного из племен болотников. Его здесь так и звали – Бароном. Свое имя сохранил и огромный неандерталец Дену, вызвавший упоминанием о себе презрительную усмешку у полковника Кудрявцева. И Анатолий понял сейчас командира – чисто «по-пацански». Ведь гигант-неандерталец не посмел открыто выступить против Александра Николаевича; нанес удар подло, со спины.
- За что и поплатился! – оскалился не менее злорадно Никитин, - и здесь не уйдет от ответа и за свой грехи, и за делишки своих предков, которые, я думаю, тоже были не самыми светлыми личностями в своем болоте. Кто еще?
Последнего Никитин не узнал. А это был, кстати, самый главный из противников.
- Как сказал бы Михаил Задорнов, - тракторист чуть слышно прокомментировал побледневшего и отшатнувшегося от общего стола профессора Романова, - самый главный Главнюк. Американец. Капитан Джонсон, с его чудовищной ментальной силой. Может, натравить не него сержанта Акимбетова? Нет, тут, пожалуй, только командир справится – как он это уже один раз продемонстрировал. Да еще, пожалуй, Оксана.
В сторону израильтянки, лицо которой потемнело, Никитин глянуть не решился. А командир опустил ладонь на плечо супруги, успокаивая ее; словно говоря: «Думай о детях, которые сейчас негодуют вместе с тобой!». Бывший тракторист невольно прижал к себе Бэйлу; ей тоже совсем не рекомендовались эмоции, сопряженные со смертью, ненавистью и печалью.
- Ну что ж, - подвел итог командир, - в целом понятно. Как и повсюду – бесконечная битва Добра со Злом, мимо которой пройти мы просто не имеем право. Тем более, что сами имеем ко всему этому непосредственное отношение.
Он бросил предупреждающий взгляд в сторону Никитина, который кроме заслуженной славы генератора идей отличался еще и недержанием речи, и закончил весьма неожиданно; по крайней мере, для Анатолия.
- А сейчас, друзья, - это он повернулся к гостям, - пора и честь знать.
Лица аборигенов начали вытягиваться от удивления; как и у самого Анатолия, кстати. От командира такого бесцеремонного выпроваживания гостей он никак не ожидал. Внутри, конечно, теплилась надежда, что полковник несколькими словами подтвердит тот образ рыцаря без страха и упрека, который уже давно сложился вокруг его личности. И полковник не разочаровал Никитина.
- Я имею в виду, друзья, - улыбнулся он вполне приветливо, и (понял Анатолий) как-то напряженно, - что теперь нам надо спешить в вашу крепость. Естественно, вместе с вами. Смотрите!
Теперь все повернулись в сторону, куда командир смотрел, слушая долгий рассказ римлян. Их предводитель, Марк Туллий, что-то бросил в воздух перед собой по-римски – зло и отчаянно; скорее всего, выругался, как понял Никитин. А уменьшенная копия Светы Левиной громко и обреченно воскликнула «Ах», на что командир тут же отреагировал – утешительно, с нотками уверенности в голосе; никто лучше него в городе (или во всем мире!) не мог лучше наделить людей надеждой и энтузиазмом – одной лишь этой интонацией:
- Я так понимаю, что это сигнал бедствия?
Марк Туллий кивнул.
- Ну что ж, по коням. Я имею в виду – тревожная группа вместе с гостями – в «Варяг». Через пару минут вы должны стартовать!
- Есть, - сержант Левин первым выбежал в двери.
За ним, едва не столкнувшись в дверях, рванули на выход два Холодовых. А потом, кивая головами на прощание, быстрее вихря исчезли из поля зрения остальные римляне, и члены тревожной группы – Света Левина, и Спартак с Жадовой. Впрочем, все они практически сразу же появились в этом поле; только теперь снаружи, за пределами и поста, и ангара. А «Варяг» уже ждал их там. Анатолий, который в свое время первым сел за рычаги этого верного помощника разведчиков, подозревал, что машина тоже имеет душу; нетерпеливую и радостную – когда надо было выезжать в рейд.
Удивительно, но впервые за эти долгие девять с лишним месяцев душа самого Никитина не рвалась в бой, в поиски неведомого; приключений и новых открытий. Командир, довольно кивнувший на слаженные действия русско-римской группы, проводил взглядом «Варяг», который исчез за поворотом зарослями болот даже раньше намеченного времени, и повернулся к Анатолию, проявив очередное чудо интуитивной дедукции:
- Ну, рассказывай, Анатолий Николаевич – что ты еще придумал.
Вообще-то тракторист собирался обдумать внезапно мелькнувшую идею; обкатать ее в собственной голове. Посмотреть – не окажется у предложения, что он собирался представить, не сильно затягивая во времени, изъянов. Но командир сейчас смотрел требовательно – так, словно уже проникся грандиозностью посетившей Анатолия мысли.
- Я вот что подумал, - Никитин решился, наконец, нарушить установившуюся напряженную тишину,- зачем вам, товарищ полковник, мучиться и терять время в мастерской, изготавливая все новые и новые солнечные батареи. Есть у меня такое подозрение, что Валера Ильин от вас не отстанет – ему все будет мало.
Комендант за спиной полковника Кудрявцева возмущенно засопел; остальные понимающе ухмыльнулись. Но движение руки командира остановило все – и возмущение, и ухмылки.
- Говори, - приказал он Анатолию, и тот ответил - словно в нырнул в прорубь.
- Вот я и предлагаю. Нужно сделать один шар, только большой…
- Удивил! – чуть слышно проворчал комендант, и снова заткнулся; теперь от нетерпеливого движения плеч командира.
- Такой большой, - продолжил Никитин, - чтобы в нем поместился весь город – со всеми полями и садами. И вместе с ними город взлетит к небу, к солнцу – если оно там действительно есть.
Тут Анатолий противоречил собственным словам; прежде он рьяней остальных утверждал, что без светила этот мир никак не мог обойтись. Теперь же его словам первой ответила Люба Ульянова – совсем как римская копия Светланы Левиной: «Ах!».
И почти устремилась к земляку, Анатолию, чтобы вытрясти из него все сведения, все то, что помогло бы таким любезным ее сердцу растениям оказаться под животворящими лучами солнца. Настоящего солнца, а не множества искусственных, которыми пытались обеспечить их жизнедеятельность комендант Ильин и его многочисленные помощники.
Но прежде нее перед трактористом оказался полковник Кудрявцев, обхвативший руками плечи Анатолия так крепко, что тот понял – из этого захвата ему не вырваться; до тех пор, пока он не нарисует перед друзьями всю картинку, которая еще продолжала формироваться в его гораздой на выдумки голове. Анатолий говорил, и эта картинка наполнялась объемом; жизнью.
- В самом деле, - улыбнулся он, - чем один шарик; маленький, который вы, товарищ полковник, силой своего внушения заставляете подниматься выше туч, отличается от большого? Разве что количеством пластмассы, что уйдет на гигантский шар, да те надежды, что мы… точнее, вы, Александр Николаевич, возложите на него.
- Какие надежды?
- Самые радужные, - горячо воскликнул Никитин, - чтобы внутри этого шара было светло, тепло, и…
- И мухи не кусали, - закончил за него комендант.
- Вот именно! – поднял кверху палец Никитин, - особенно если учесть, какого размера здесь «мухи» летают. Скоро детишек нарожаем, а побегать им негде – только по подземельям, да на лестнице в цитадели. Не дело это!
- Не дело, - кивнул командир.
- Но позвольте, - перебил начальство профессор Романов, - как это ты, Анатолий представляешь сам процесс? Как Александр Николаевич соорудит шар таких громадных размеров? Да еще протащит его сквозь землю?! Или ты предлагаешь ограничиться полусферой?
- Нет, - мотнул головой Никитин – совсем, как лошадки аборигенов, - только полная сфера. Диаметром в…
- Километр, - тут же подсказал Валера Ильин.
Тракторист даже не стал хмыкать; разъяснять строителю, что наибольшей длиной в их городе является диагональ квадрата в тот самый километр. И что эта диагональ составит чуть больше километра четырехсот метров. Зато похвалился еще раз своей исключительной памятью, в очередной раз посрамив товарищей, имевших в прошлом и высшее образование, и научные степени:
- А площадь такой сферы будет равна учетверенной площади большого круга. Или, если уж строго математически: «Эс равна четыре пи эр в квадрате», где эр у нас чуть больше семисот метров.
У большинства присутствующих на посту отвисли челюсти. Только Мария Васильевна, невозмутимая, как и всегда, уже нажимала на кнопки калькулятора. Наконец она предъявила всем результат:
- Вот! Чуть больше шести квадратных километров.
Кто-то в изумлении присвистнул, а Никитин щедро махнул рукой:
- Возьмем шесть с половиной. Это чтобы сфера краешек вот этого самого поста не зацепила. Интересно было бы, конечно, посмотреть, чья возьмет – стена ангара, или тончайшая пленка, в которую надо будет размазать десяток кубометров пластмассы, чтобы получить сферу.
- Вот именно, что тончайшую, - проворчал Ильин, явно уязвленный – скорее всего тем обстоятельством, что такая очевидная мысль первой пришла не в его голову, - я бы не хотел подняться в небо, имея над головой защиту в сколько-то там нанометров толщиной. И миллионы тонн грунта под ногами, которые тоже держит эта самая пленка. Должен же быть у нашей пластмассы какой-то предел прочности? Товарищ полковник рвет ее, не морщась. А если какой-то неучтенный фактор сработает? И полетим мы сверху в тартарары, вперемежку с теми самыми тоннами.
- Так это же только первый слой, - пожал плечами тракторист, - а поверх него товарищ полковник наложит еще один, и еще, и еще…
Тут уже не сдержался Кудрявцев, которого перспектива провести в мастерской неопределенно долгое время никак не прельщала.
- Ты меня, Анатолий, в рабы на галерах не записывай, - я не меньше твоего хочу и в разведку сходить, и с детьми поняньчиться, и…
- Так кто же против, - Никитин уже не в первый раз перебил сегодня начальство, - только делать это, наверное, лучше не среди болот, а на берегу теплого моря. Средиземного, или там, Черного. Есть же на этой планете моря? А насчет галер… можно ведь, товарищ полковник, процесс автоматизировать. Пусть пленка растет непрерывно – насколько позволят мощности плантации пластмассовых деревьев. А как только Валерий Николаевич перестанет бояться высоты, вы, товарищ полковник, и скомандуете: «Поднять паруса!».
- Хорошо, - Кудрявцев после небольшой паузы хлопнул по столу, - готовь вместе с комендантом чертежи и расчеты. Суток хватит?
- Да мы всю ночь спать не будем, - пообещал и за себя, и за Валеру Ильина Никитин.
- А пока давайте послушаем, что там в римской крепости творится, - командир переключил тумблер стационарной рации в положение громкой связи, и комнату заполнил голос Бориса Левина.