По вагону киевского метро медленно двигался пожилой человек и что-то горячо говорил, не останавливаясь. Скорее всего, предлагал брошюры и карты: он держал их в руке. Голоса не было слышно вовсе, но он продолжал убеждать и поднимал к лицу свою печатную продукцию. Вполне возможно, он только открывал рот, имитируя деятельность. Ну, его послали работать, и он делает, что может. Едва вагон остановился, старичок замолчал и вышел.
К пассажирам присоединилось несколько зашедших на станции человек, в том числе очень сутулая тетя. Когда поезд тронулся, она сделала движение, будто хотела обнять кого-то перед собой, причем этот кто-то был очень маленького роста. И вдруг запела. Грохот поезда не заглушал ее необычайно неприятного, даже выдающегося в этом смысле голоса. Вскоре она исчезла в гуще людей в конце вагона, и мы с соседями расслабились.
Раскачивающейся матросской походкой явился молодой человек в красной рубашке с такими плечами, что они едва вмещались в вагонное пространство. Он продавал пластыри и еще что-то медицинское, наверняка нужное в случае, если бы он решил пустить в ход кулаки. Чисто теоретически. Возможно, я просто искал в каждом торговце вещами и песнями что-то, роднящее их с товаром. И находил, что мог.
Плечистый удалился вдаль, раздвигая пассажиров, как теплоход волны. Оттуда послышалась музыка, и вскоре показался гитарист. Он, к счастью, не пел, но все время покачивал головой, словно бы произнося «Нет-нет». Когда он приблизился, я увидел, что он просто двигает ртом по губной гармошке, прикрепленной к жесткому ободу на его шее. Таким образом, он играл сразу на двух инструментах. К гитаре у него был пристегнут полиэтиленовый пакет для денег. По контрасту с предыдущими товарищами мне неудержимо захотелось сунуть ему хоть гривну. Но тут я вспомнил, что нынче на нее ничего не купишь, да и что сам я пенсионер, проживающий намного ниже прожиточного плинтуса. И я его поблагодарил мысленно.
А пластырь, конечно, надо бы купить. Пригодится.