Этот странный сон мучил его вот уже несколько ночей. Сначала он не придал этому особого значения: подумаешь, странный сон. По сути, все сны в той или иной степени странные. Однако на третью ночь он немало его обеспокоил. Часа в три по полуночи его словно кулаком в нос ударили. Он замахал руками, пару раз ругнулся с шипением и присвистом и, окончательно проснувшись, сбросил ноги с постели. Голова горела, ладони словно подёрнуло пеплом из потухающего костра, ступни будто обожгло неостывшими углями. Весь он был мокрым, как палёная мышь. Мотнув головой, он поднялся и побрёл на кухню. Вдоволь наглотавшись холодной воды, он вернулся в пылающую, как печка, постель.
- Что за бред, - сказал он потолку. - При чём здесь всё это… Что мне со всем этим делать?
Как и вчера, как и позавчера ему снился зелёный автобус, в который он садился, поправляя лямку тощего рюкзака. В автобусе было светло, как в раю.
- Как в раю, - сообщил он потолку. - Мне с моим рылом в такой автобус… А может это знак, сигнал?.. Может я скоро того… Кони двину?.. – Он резко сел. - Стоп, стоп, стоп… Всё по порядку. Если бы это был знак, сон обязательно сообщил бы мне что-нибудь знакомое, закончился бы каким-нибудь призывом… Или сообщением… Чёрт, откуда мне знать, как заканчиваются вещие сны?.. - Он с размаху всадил себе пощёчину и снова опрокинулся на постель. – Ладно… Надо успокоиться… И на всякий случай кое от чего избавиться… Оййййй… - Он закусил нижнюю губу, закатил глаза, вытащил из-под головы подушку и накрыл ею своё мокрое горячее лицо. - Я же пообещал ей встречу… Завтра… Ей… Вляпался, придурок… Тогда мне, действительно, стоит поскорее сесть в этот зелёный автобус.
Завтра, в шесть часов вечера, у него была назначена встреча с подругой младшей сестры. Она всегда пользовалась добротой и безотказностью его натуры. Эта самая подруга — та ещё штучка. На вид — само очарование, такая аккуратная девушка из хорошей семьи. Нет, с семьёй там всё в порядке: Отец - инженер, мать — врач-отоларинголог. Она — единственная дочь со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но вот потянуло её на новенькое, связалась с одним из самых отвязных придурков университета. Родители заподозрили наличие у дочери парня и потребовали очной ставки. Ну какой же отец смириться с тем, что у его девочки в хахалях ходит такое чучело, как этот негодяй? Ну, тут и подсуетилась его младшая сестрёнка со своей женской солидарностью. А он не может ей отказать. Даже матери в своё время в чём-то спокойно отказывал, только не ей. Он помнил, как пятнадцать лет назад смачивал водой посиневшие губы шестилетней сестре, готовящейся сесть в этот проклятый зелёный автобус, который вот уже третью ночь пугает его своим райским светом. Тогда над её крохотным, безжизненно распластавшимся на постели телом он поклялся, что, если она выживет, он никогда не будет по ночам впутывать в её волосы проволоку, выдавливать в школьный рюкзак кошачий корм и подкладывать на подушку дохлых мальков из пруда. И вообще никогда не в чём ей не откажет. Он так искренне в этом поклялся, что улучшение её состояния на следующий день приписал именно силе своей клятвы, которую, кстати сказать, ещё ни разу не нарушил. Короче, завтра он должен сыграть роль очень милого, успешного и надёжного бой-френда двадцатиоднолетней папиной дочки. Только вернувшись домой, в душе перед сном он понял, в какую авантюру он позволил себя втянуть.
- Надо придумать что-нибудь… Что-нибудь обязательно надо придумать.
Сейчас он окончательно понял, что ни на какую встречу завтра не пойдёт. Пусть это будет первым за пятнадцать лет нарушением братской клятвы. Надо бы сестру ещё и вздуть хорошенько, а потом припугнуть гнойными заболеваниями кожи, которые очень распространены в женских тюрьмах.
- Что там было дальше, в этом сне? - спросил он потолок. - Зелёный автобус… - Он собрал переносицу в гармошку и почесал бровь. - Зелёный автобус остановился в каком-то маленьком городке… Указатель забрызган грязью… И я там выхожу. Ну, правильно. Нечего мне делать в автобусе, где светло, как в раю. Моё место в крохотном городке, чьё название забрызгано грязью… - Он хмыкнул и заложил руку за остывший затылок. Его тело постепенно успокаивалось. Впрочем, как и нервы. - Я вышел из автобуса… Пожилая женщина помахала мне рукой. А я — ей. И что дальше? Всё. И что это значит? Да ничего не значит! Какого чёрта я тогда паникую? Потому что слабак и психопат. Точка.
Как только он для себя решил, что этот сон просто выхлоп уставшей нервной системы, тут же отключился.
Проснулся он за три минуты до звонка будильника. Он сбросил ноги с постели и понял, что ничто, даже большая чашка горячего эспрессо, не сможет вернуть ему бодрость молодого щенка, которой он так отличался от всех сотрудников небольшого рекламного агентства, где служил вот уже четвёртый год. Его энергии и жизнерадостности завидовали даже стажёры из местного университета. Хотя, в общем, со стажёрами всё понятно, им-то как раз не до щенячьей радости: по утрам они объедаются неудобоваримыми порциями теории, просиживая в душных аудиториях унылого учебного заведения, а после наверняка скудного обеда бегут в агентство, где благополучно эту теорию опровергают практикой. Ему это знакомо, сам был таким стажёром. Однако он не помнил ни одного дня, когда бы чувствовал себя внутренне разбитым, распятым, уничтоженным. Да, под вечер он валился от усталости с ног, но падал на подушку, осознавая, что счастлив жить так, как живёт. Ему нравилось всё, что он делал, поэтому и в бытность студентом выглядел как жизнерадостный щенок, правда немного утомлённый беготнёй и игрой в охотничьего пса .
Что же касается сегодняшнего дня, то зелёный автобус, который утюжил его нервы на протяжении доброй половины ночи, видимо, сделает его похожим на огромный шерстяной свитер, одетый в летний знойный полдень: нелепым, никчёмным, вызывающим сомнение или сожаление. О какой энергии может идти речь?
Минуть десять он плескался в прохладном душе, потом поставил глиняную турку на плиту, сварил себе крепкого кофе, налил его в пол-литровую кружку, намазал кусок тостерного хлеба утиным паштетом и стал неторопливо поглощать завтрак. Затем натянул тёмно-синие джинсы, лёгкий белый джемпер и выглянул в окно. Стёкла словно крохотными лезвиями процарапывал мелкий сентябрьский дождик. Он прихватил с собой зонт-трость и, бросив его вместе с сумкой на заднее сидение подержанной Дэу, отправился на работу.
Ему нравилось ехать по просторному автобану с открытым окном, вслушиваясь в тексты томительных песен «Новой волны»: "Манера говорить», "Пушки Брикстона», "Любовь будет разрывать нас»… Проговаривая их полушёпотом, он всегда испытывал какое-то странное, немного болезненное удовольствие, сродни тому, что чувствует захворавший перед контрольной работой школьник. Это удивительное состояние абсолютного внутреннего покоя: плечи и затылок утопают в мягких подушках, горло укутано тёплым кашемировым платком, в руках чашка горячего шоколада… Лёгкая дремота и слабость создают ощущение приятной беспомощности и безответственности: всё за тебя сделается, всё не тобой решится. Вот и от песен «Новой волны» веяло чем-то подобным. Всегда. Но только не сегодня. Сегодня в ушах застрял гул мистического зелёного автобуса, от которого до наступления следующей ночи нужно непременно избавиться. Нет, если хорошо подумать, то, в принципе, кое-какие соображения по поводу сновидения у него уже появились. Но всё это было на уровне: «мне бы хотелось». К подобному варианту всегда можно прибегнуть, как к запасному. Важно, что скажут другие, эмоционально к его сну не привязанные.
Приехав в агентство, он первым делом обратился к приятелю, огромному, как чёрная грозовая туча, тридцатилетнему верзиле. Он был добродушен и лохмат, словно пожилой Ньюфаундленд, не всегда в срок, но очень качественно выполнявший любое поручение, которое ему давалось.
- Слушай, друг, - сказал он Ньюфаундленду, когда тот, сидя над каким-то макетом, поглощал шоколадный маффин. - У меня тут проблемка нарисовалась.
- Какого рода проблемка? - спросил Ньюфаундленд, не прекращая жевать.
- Один сон замучил, - неловко откашлявшись, произнёс он. - Третью ночь долбит, как та кувалда.
- Кошмар какой, что ли? - посмотрел на него приятель влажными большими глазами.
- В том-то и дело, что нет, - развёл он руками. - Вполне, знаешь, положительный такой сон. Никаких вроде неприятных ощущений не вызывает. Только вот третью ночь и — одно и тоже.
- Да, - откинулся своей огромной спиной на спинку стула Ньюфаундленд. Стул покачнулся и застонал. - Тут явно что-то не так. Расскажи.
И он рассказал о зелёном автобусе с райским светом внутри салона, о маленьком городишке, чьё название на указателе заляпано грязью и о пожилой женщине, машущей ему рукой.
- Так, - почесал лохматое темя зажатым в кулаке карандашом приятель, - давай рассмотрим этот сон с точки зрения логики.
- Думаешь, сны можно рассматривать с точки зрения логики? - с сомнением в голосе спросил он.
- Всё можно рассматривать с точки зрения логики, - сказал, как отрезал, Ньюфаундленд.
- Хорошо, - согласился он.- Давай попробуем.
- Значит так. Зелёный автобус. Зелёный. Это цвет надежды…
- А разве не голубой?
- Будешь перебивать, пойдёшь разбираться со своим сном сам. Зелёный — цвет надежды. Это хорошо.
- Хорошо, что это хорошо, - качнул головой он. - Но вот что это конкретно значит? Что — хорошо? Конкретно?
- Разберёмся. Автобус. Явно командировка. Тощий рюкзак. Командировка налегке. Значит недалеко. Разве это не хорошо?
- А почему тогда автобус? Почему не моя машина? Я ведь обычно в командировки на ней катаюсь. Тем более, что командировка налегке…
- Давай рассуждать логически, - серьёзно предложил приятель.
- Давай, - с готовностью согласился он.
- Раз приснился автобус, а не твоя машина, значит, машина скоро даст дуба.
- Да тьфу на тебя! - не выдержал он.
- Или окажется в сервисном центре из-за какой-то поломки, - ничуть не смущаясь продолжил Ньюфаундленд.
- Ты же сказал, что цвет надежды! Что всё хорошо! Это что — хорошо? - возмутился он.
- Не всегда хорошо то, что нам хорошо, - подняв палец к виску, медленно произнёс приятель.
- Очень трудно понять твою философию, - вздохнул он. - Ладно, с машиной разберёмся позже. Дальше что?
- А дальше всё просто. Командировка эта будет в крохотном городке, чьё название имеет какое-то отношение к грязи.
- Например?
- Например… Ну, допустим, Грязищи. Или Грязьбург.
- Ты знаешь города с такими названиями? - усомнился он.
- Я — нет, - качнул головой Ньюфаундленд. - Это просто предположение. Грязь может и косвенно объяснять название населённого пункта.
- Например?
- Например… Ну, допустим, Гнильск, или Трухлявые Пни. Или Захламлеево какое-нибудь.
- Молодец, - похлопал он по огромному плечу приятеля. - Хорошо. Допустим. Дальше.
- А дальше пожилая женщина. Скорее всего держательница местного салона красоты, супермаркета или ещё чего-нибудь в таком роде, что нуждается в нашей рекламе. Она тебе рада, ты ей рад. Вы обменялись приветствиями. Мы получили контракт. Все счастливы. Конец.
- Дубина, - щёлкнул он Ньюфаундленда по затылку. - А райский свет в автобусе как ты объяснишь?
Приятель призадумался, пососал кончик карандаша и широко улыбнулся:
- Короче, хана тебе. По-любому.
- Обалдуй, - влепив Ньюфаундленду оплеуху, он побрёл на своё рабочее место.
Работалось сегодня на редкость тяжело. Мысли сворачивались, как осенние берёзовые листья, слова, которые пытались эти мысли хоть как-то выразить, казались плоскими и невыразительными. Даже его излюбленный метод сегодня не срабатывал: как ни заталкивал он себя в шкуру среднестатистического потребителя, застревал где-то на полпути, скатываясь под колёса этого треклятого зелёного автобуса. К обеду он совсем выдохся.
- Пойду, кину что-нибудь на зуб, а то совсем отупею, - буркнул он приятелю Тот что-то проворчал ему в ответ, пролистывая какие-то красочные презентации.
В небольшой, но уютной офисной кухне он налил себе кофе, разогрел в микроволновке сэндвич с курицей и присел за стол, вплотную придвинутый к большому квадратному окну. Дождь по-прежнему моросил, как из чайного ситечка: мелкий и скучный. Кто-то из прохожих прятал свои затылки от этой муторной осенней канители под зонтом, кто-то, не обращая внимания на изморось, шёл с непокрытой головой. Он надкусил сэндвич. На приятеля, как, впрочем, и ожидалось «надёжа лёжа». Хотя, если призадуматься, все эти толкования сновидений — бред сивой кобылы. Он и сам это прекрасно понимал. Понимал и его приятель. Просто включился в предложенную им игру и всё. Он улыбнулся. Ладно, позабавились и хватит. Сейчас ему, помимо непосредственной работы, нужно выполнить очень неприятную миссию: позвонить сестре и отказаться от сегодняшнего сомнительного мероприятия. Набрав её телефонный номер, он прижал трубку плечом к уху и замер. Пусть только проигнорирует, маленькая…
- Привет, - зашелестела трубка. - Ну что, всё в силе?
- Ничего не в силе, - как можно спокойнее произнёс он.
- В смысле?
- В самом прямом. Прости, я тут хорошенько подумал и понял, что мне совсем не светит во всём этом участвовать.
- Ты в своём уме? - после непродолжительного, но очень напряжённого молчания возопила сестра. - Мы же договорились! Тебя уже ждут! Ты что же меня так подставляешь-то?
- Дай мне номер этой девочки, я сам всё ей объясню.
- И не подумаю! Она сразу же в обморок хлопнется.
- Как спать с придурком, так ничего, у неё крепкая нервная система, а как попробовать отстоять право на любовь самостоятельно, без добрых дядек со стороны, так хлопнется в обморок. Двойными стандартами попахивает, не находишь? - не меняя спокойного тона, проговорил он.
Сестра зашипела, захрипела, заохала и захныкала.
- Что тебя заставило так резко изменить своё решение? - наконец произнесла она почти человеческим голосом.
- Райский свет в зелёном автобусе.
- Что? Что за бред ты несёшь?
- Бред, бред, - закивал он, словно сестра могла его сейчас увидеть.
- Вот в какое положение ты меня ставишь? А её? - захныкала она опять.
- Ну, в такое положение она сама себя поставила. А ты… Слушай, тебе самой-то как — разгребать чужие проблемы? Своих что ли не насобирала? Послушай. Я никогда тебе не отказывал, ни в одной просьбе, так?
- Так.
- Выполнить это дурацкое поручение согласился по братской глупости и мужской подлости. Самому тошно. Должно же между людьми в семье оставаться хоть что-то правильное, светлое. Хоть что-то. Хоть какая-то правда должна оставаться. Если уж она так любит своего гада, а он - её, в чём я лично дико сомневаюсь, то их ничто не остановит. Она бы так или иначе привела его в свой дом и сказала отцу: «Вот, это он. Если любите меня, примите и его». Она же этого не делает. И ты… Только попробуй вытворить что-нибудь подобное!.. Короче, дай мне номер её телефона, я сам с ней объяснюсь.
- Не надо, - мрачно произнесла сестра. - Сама всё скажу. И всё равно ты придурок.
- А я и не отрицаю… Вот ведь, маленькая… Трубку бросила и не попрощалась.
После разговора с сестрой работа как-то заспорилась. Да и ему дышать стало легче. Одно не давало покоя. Зачем он ляпнул сестре, что изменить решение ему помог райский свет зелёного автобуса? Вырвалось как-то само, без особого умысла и напряга. Но главное, когда он это произнёс, внутри головы вдруг что-то щёлкнуло и он по-настоящему поверил, что всё так и было, что действительно всему причиной явился этот свет. Ведь чушь несусветная! Сейчас он напомнил себе столетнюю гадалку на картах таро: с коричневыми руками, носом до подбородка и огромной рыхлой бородавкой под глазом.
Вернулся он поздно, около десяти вечера. Всю дорогу от офиса до дома в салоне его машины играл Вивальди. Особенно он любил его до-минорный скрипичный концерт. Было в нём что-то от… зелёного автобуса, чёрт бы его побрал, от того заоблачного света, который никак не хотел гаснуть в его голове.
Дома он принял душ, побросал одежду в стиральную машину и пошёл готовить ужин. Не спеша, до хрустящей корочки, прожарил тресковый стейк, потушил к нему овощей с базиликом и прованскими травами, заварил зелёный чай, включил телевизор, пощёлкал каналы, остановился на том, где худая, как камбала, девица плавающими движениями рук разводила и сводила на метеокарте какие-то разноцветные круги и эллипсы. Завтра, как и всю предстоящую неделю, муторные мелкие дожди, но тепло. Как скажете… А почему в его жизни нет женщины? - вдруг пронеслось в его голове. Он застыл с вилкой у рта, на котором, как зеркало в прошлое, качалось хорошо приправленное баклажанное колечко. С чего это вдруг на ночь глядя такие мысли? Нет, ну серьёзно? - продолжал его допрашивать кто-то внутри головы. Ведь были же раньше? Были. И что теперь? А теперь — сплыли! Он громко проглотил баклажан и бросил вилку на тарелку. Та звякнула, как треугольник в детском самодеятельном оркестре. Сначала его не устраивали. Потом он не устраивал. Слишком много требований и с той и с другой стороны. Глупо. Иногда просто унизительно. Не всегда благородно… А ещё поучал младшую сестру, павлин. Про двойные стандарты впаривал…
Утро, вопреки вчерашнему прогнозу, выдалось на редкость ясным и солнечным. Над городом, как кашемировое покрывало, парил мягкий туман, делая этот мир похожим на детскую спальню. Такое утро просто обязано стать тихим, спокойным и неторопливым. Однако этого не случилось.
Его подбросило на постели, как пациента, которому делают дефибрилляцию сердца. Горячий липкий пот вязкими каплями свисал с бровей, ресниц и вздыбленной чёлки. Он вытер лицо ладонью, мотнул головой, как только что стреноженный конь, и длинно чертыхнулся. Это уже не лезло ни в какие ворота! Светящийся изнутри зелёный автобус нынешней ночью снова расплющил его рассудок. Куда же, чёрт возьми, он его везёт? Куда зовёт или за что благодарит приветливая старуха, будь она неладна? Что это за населённый пункт, чьё название на указателе будто нарочно забрызгано грязью? Шлёпая босыми ногами, он стремительно вошёл на кухню. Обеими руками схватился за графин с водой и всю её выпил почти в один глоток.
- Что за хренотень?.. - обратился он к пустому графину. - Это что, наказание? Осталось выяснить, какое из моих преступлений его за собой повлекло. Наверное, чья-нибудь смерть по моей халатности, не меньше. И долго это, интересно, будет меня долбить?
Услышав треск будильника, он вернулся в спальню, щёлкнул по выпрыгнувшей из электронной коробки часов кнопке и побрёл в душ. Не получив от прохладного освежающего душа никакого удовольствия, он, также без удовольствия, позавтракал омлетом с жаренными дольками томатов и черенками лука-порея, выпил пол-литровую кружку эспрессо и, совершенно разбитый, отправился в агентство.
Солнце мягко прижималось к его щеке, пока он, отстукивая ритм «Ты не знаешь меня» Каэтану Велозу по рулевому колесу, сидел в своей Дэу, зажатой между огромной фурой и красной Субару. Сегодня пробка на автобане была особенно плотной, и по всем расчётам на работу вовремя он не попадал. Предупредив по телефону Ньюфаундленда, который — любимец богов! - жил в паре кварталов от офиса, он на всю катушку врубил босса нову. Этот зелёный автобус определённо был знаком. Он о чём-то предупреждал, на что-то наталкивал. Но вот о чём? На что? Ясно, что сон перестанет измываться над ним, если всё, о чём он хочет предупредить, случиться. Какой смысл в знаке, если знаковое событие уже произойдёт, так? Так. А что нужно сделать, чтобы это знаковое событие произошло? Нужно разгадать смысл знака. Так? Так. А какой смысл у этого знака? А чёрт его знает!.. Впереди стоящий Мерседес продвинулся на пару метров и опять замер. Вчера вместе с приятелем они отлично позабавились, разгадывая его сон, прибегая к логике. По логике, сон, перенесённый в плоскость слова, должен покинуть сознание навсегда. Слово — это не то, на чём покоиться мир сновидений. Слово как раз имеет обратное назначение. Оно — разрушитель мира ночных грёз и фантазий. Вчера они с Ньюфаундлендом вторглись в этот мир, всё там сконкретизировали и упростили. Значит, по той самой логике, зелёный автобус должен был благополучно кануть в Лету. Почему же этого не произошло? Почему он до сих пор торчит в его голове, словно ржавый гвоздь?.. Мерседес мягко поплыл вперёд, не прекращая медленного движения. А что если начхать на логику Ньюфаундленда и обратиться за помощью к… менеджеру по связям с общественностью? Почему ему вчера не пришла в голову эта гениальная мысль? Менеджер по связям с общественностью была высокой, полной, очень суровой на вид, но невероятно мягкой и приятной в общении женщиной пятидесяти двух лет. Её личную жизнь покрывала густая пелена тайн, сплетен и зависти. Поговаривали, одно время она была любовницей какого-то министра каких-то там дел, но сама его бросила. Сама! Он, по слухам, чуть ума не лишился. А ещё говорили, что у неё есть внебрачный сын умопомрачительной красоты, отцом которого якобы является какая-то кинозвезда. Поэтому она никогда не показывает его фотографий и вообще не упоминает его имени в присутствии посторонних. А так как все, окружающие её люди, в той или иной степени посторонние, то о существовании её сына знают только посвящённые, которые, должно быть, и распространяют эти слухи. О ней много чего говорят. А она только снисходительно ухмыляется. И всё. Уж она-то с её мудростью и тактом непременно ему поможет. Он вздохнул с облегчением и даже слегка улыбнулся. Мерседес впереди не прекращал своего медленного, но упрямого движения. Такими темпами минут через сорок он обязательно доберётся до офиса.
Опоздал он на полчаса. Начальник пофыркал на него и отпустил с Богом. Был он работником стабильным, с определённым уровнем креативности, с умением остроумно отвечать на неудобные вопросы, поэтому такая мелочь, как опоздание, что, к стати, случалось с ним не так уж и часто, - не повод для серьёзного дисциплинарного взыскания.
- Ну? - ковырнув его глазами, спросил приятель Ньюфаундленд.
- Что — ну? - ответил он, шлёпнув того по лохматому затылку папкой с новыми материалами.
- Как поживает твой зелёный автобус?
- Живёт потихоньку.
- Сегодня опять катал тебя в Грязьбург?
- Очень смешно.
- А эта папочка, случайно, не с контрактом от той пожилой леди, держательницы грязьбургского салона красоты?
- Два раза смешно.
- Ну вот видишь, как хорошо, - Ньюфаундленд потянулся. - Начнём день с хорошего настроения.
- Да пошёл ты… - Он отмахнулся от его слов, как от назойливой мухи.
Едва дождавшись обеденного перерыва, он, как ошпаренный кот, метнулся к стеклянной двери кабинета менеджера по связям с общественностью. Обедать она не ходила. Легко перекусывала прямо в крохотном уютном офисе, где всегда пахло свежесваренным кофе, который она готовила в глиняной турке на маленькой электроплитке, и булочками со сливочным кремом.
Он робко постучался.
- Да, - негромко произнесла она своим приятным грудным голосом.
- Можно? - Он как студент-первокурсник просунул голову в узкую щель приоткрытой двери и виновато улыбнулся.
Она улыбнулась ему в ответ.
- Наверное, что-то чрезвычайной важности, раз так робко и с таим выражением лица?
- Даже и не знаю…
Он вдруг почувствовал себя глупым и нелепым. Мужику к тридцатнику, а он с такими разговорами… Ему захотелось извиниться, развернуться и уйти, но она уже поймала его своим тягучим, как патока, взглядом, и он понял, что, сказав «А», от «Б» уже не отделаться.
- Заходите, заходите, дорогой, - произнесла она и протянула руку в сторону двух, расположенных друг к другу под острым углом кресел.
Она всех называла «дорогой» или «дорогая». Они с приятелем Ньюфаундлендом сначала думали, что та просто не всех знает по имени, поэтому и выбрала такой вот удобный способ скрыть эту неприятность. Однако всё оказалось не так. Менеджер по связям с общественностью обладала превосходной памятью. Она просто любила людей. Всех. Ну, в понимании «любовь ко всему живому». Нет, конечно, фанатичной приверженкой человеколюбия она не была. В смысле, она не отправилась бы сражаться в какую-нибудь ближневосточную страну, раздираемую бесконечной войной, просто потому что там от неё не было бы никакой пользы: в военном деле она ничего не смыслит, страшно боится крови и гнойных ран, на дух не переносит антисанитарию. И под поезд бы она, естественно, не легла, если бы ей предложили таким образом доказать это самое человеколюбие. Она просто делала окружающих её людей немного счастливее. Своей улыбкой, лёгким похлопыванием большой тёплой руки по плечу собеседника, и вот этим самым «дорогой». И ведь, правда, срабатывало. Становилось чуть-чуть светлей и радостней.
- Давайте-ка сначала отведаем моего знаменитого кофе, - сказала она и подмигнула. Он попробовал подмигнуть в ответ, но вышло очень коряво, словно у него ни с того ни с сего случился нервный тик. - Ведь мой кофе знаменит?
- О да, - тряхнул он головой. - И даже за пределами нашего агентства.
- Льстец, - она цокнула языком и разлила душистый горячий напиток по крохотным фаянсовым чашечкам. - А это в придачу. - Из верхнего ящика рабочего стола она достала пакет с теми самыми булочками.
- Те самые булочки? - спросил он, покусывая нижнюю губу.
- Те самые, - подтвердила она и выложила их в неглубокую корзинку. - Сначала кусочек булочки, потом глоток кофе, а следом — ваше дело, хорошо?
Он кивнул. Ему понравился порядок действий, предложенный менеджером по связям с общественностью. С наслаждением пройдя первые два этапа, он приступил к третьему:
- Мне нужна ваша помощь в деле, которое покажется вам… странным, несерьёзным, незначительным.
- Раз вы пришли за помощью, значит, дело не такое уж незначительное, - качнула она головой. - В противном случае вы бы сами с ним справились, разве нет?
- Да, всё верно, - согласился он. - И тем не менее… Речь идёт о сне. О навязчивом сне, который мучает меня вот уже четвёртую ночь подряд. Ни персонажи, ни события в этом сне не меняются. Это-то и тревожит больше всего.
И он рассказал о зелёном автобусе с райским светом внутри, о тощем рюкзаке за его плечами, о пожилой женщине, приветствующей его у указателя, забрызганного грязью.
- Вы пейте, пейте, - тихо сказала она, после продолжительной паузы. Он послушно глотнул из крохотной фаянсовой чашки. - Да, сон действительно, странный. Совсем не страшный, даже где-то симпатичный. Но это его постоянство… Это явно знак, вы правильно решили. Попробуем выяснить, что же это может значить… Зелёный автобус… Зелёный — цвет надежды…
- Ох, нет… - Он почувствовал, как слабеют его пальцы, держащие тонкое ушко фаянсовой чашки.
- Не нравится? - подняла она бровь.
- Не то, чтобы… - смутился он.
- Вам это кто-то уже говорил?
Он мотнул головой.
- Не будем отчаиваться и пойдём дальше. Автобус… - продолжила она. - Поездка… Командировка…
Он поставил чашку на стол, потому что пальцы напрочь перестали её чувствовать.
- Тощий рюкзак… Командировка не такая уж и далёкая… - Она смотрела на белые квадраты потолка, словно там считывала произносимые ею слова.
Он шмыгнул носом и прикрыл ладонью глаза.
- М-м-м… Пожилая женщина… Может быть, будущая клиентка. Не денежный мешок, но очень приветливая и приятная, ради которой можно было бы пойти на некоторые уступки при составлении контракта… По-моему, вполне логично. - Она радостно посмотрела на него, он скроил благодарное выражение лица. - Указатель, забрызганный грязью… Должно быть, населённый пункт с не очень благозвучным названием. Как вам такой вариант?
- Да, - уныло кивнул он. - Вариант достаточно логичный. Единственный в своём роде вариант. Нет, наверное, вообще — единственный. Я страшно вам благодарен за потраченное на меня время.
Он поднялся. Она тоже поднялась.
- Скажите честно, я хоть немного помогла вам?
- Бесповоротно.
И, коротко поклонившись, он вышел из её офиса. Может, действительно, больше и не стараться искать в этом проклятом сне какие-нибудь знаки, помимо тех, что уже найдены? Вся «таинственная» информация, которую он безуспешно пытается разгадать, лежит на поверхности. И совсем она не таинственная, а очень даже банальная. Банальная до такой степени, что становиться обидно за четвёртую ночь, брошенную под колёса этого злосчастного зелёного автобуса. Может быть, действительно, пойти к начальнику и напрямую спросить, есть ли на ближайшее время в графике какая-то командировка в не очень отдалённую местность со странным или вовсе неприятным названием и рвануть туда на зелёном автобусе? Будет внутри салона райское освещение или нет, тут уж он загадывать не берётся. Однако поприветствовать первую попавшуюся пожилую даму он обещается с искренним чувством и полной самоотдачей.
Вернувшись на своё место, он горестно усмехнулся.
- И действительно, - качнул головой Ньюфаундленд, - пойди и спроси босса на счёт командировки. Это, наверняка самый действенный способ избавиться от твоего зелёного автобуса.
- А если нет? - с сомнением спросил он. - Если всё это правда туфта? Вдруг этот зелёный автобус присниться мне прямо там, в зелёном автобусе, если я часом задремлю где-нибудь на заднем сидении?
- Ну тогда придётся тебе смотреть этот сон до скончания своих дней, - констатировал Ньюфаундленд.
- Вот спасибо. Вот молодец.
Работа опять не клеилась. Концепт очередного продукта не давался или выходил плоским и каким-то одноклеточным. Время от времени поднимая голову, чтобы размять шею и плечевой пояс, он оглядывал офис. А вдруг найдётся вполне подходящее лицо, которое сможет подобрать более убедительный вариант расшифровки его сновидения? Вон там, у окна, корпит над очередной презентацией каких-то пластмассовых изделий типичный клерк с типичной биографией и типичной внешностью: очки на узкой переносице, крошки от пресной булки в реденьких усах, дешёвый галстук, наскоро завязанный у мутного зеркала в узкой прихожей однокомнатной холостяцкой квартиры и плечи, которые ссутулились под огромным грузом беспочвенных обещаний бледной маленькой матери, что он вот-вот женится на несуществующей подружке. Хотя кто же может знать? А вдруг этот бесцветный клерк в душе великий полководец или гениальный артист? А вдруг внутри его заострённого к макушке черепа создаются целые миры и рушатся могущественные цивилизации? А здесь, в этом душном офисе, он просто — клерк, потому что выглядит как клерк, и никому нет никакого дела до того, что происходит в его грушевидной голове.
Или вон там, рядом с дверью, за маленьким полукруглым столом, уставилась в компьютерный монитор пугливая, как синица, девушка. Имени её он не знал. И даже не интересовался. Она поступила к ним в агентство совсем недавно. Приехала из какого-то провинциального городка. Сколько она уже здесь?.. Дай Бог памяти… Да нет, не вспомнить. Это нелепое пространство у двери до неё пустовало. Да и её присутствие в офисе мало что изменило. Для него, во всяком. Он даже забывал здороваться с ней, потому что не привык поворачивать голову в ту сторону. Откликался только на шелест её тихого голоса.
- Доброе утро…
- А? Здрасте…
Примерно так это и происходило. А может быть, она обладает какими-то особенными свойствами натуры? Может быть, она помогла бы ему избавиться от ночного наваждения? Да нет, вряд ли. Он зажал подбородок в кулак и наклонил голову на бок. Таким, как она, со своими бы страхами разобраться. Что уж говорить о чужих заморочках. Ему вдруг стало жаль её какой-то отцовской жалостью. К своей младшей сестре он никогда не испытывал подобного чувства. Сестра не была нелепой и забавной, как новорождённый, который не знает, куда девать свои руки и что делать с огромными грустными глазами. Эта же вечно прятала их под длинными, едва подкрашенными ресницами, похожими на качающийся от ураганного ветра таёжный лес. Ну как такой работать в рекламном бизнесе? Надо будет помочь ей при случае… И здороваться первым, что ли. Главное, всё это не забыть к завтрашнему утру.
Вернувшись домой, он бросился на диван, зарывшись лицом в плед, и затих. Хотелось вот так лежать и ждать, что ужин приготовиться сам собой, что сами собой помоются волосы, успокоиться душа и посветлеют мысли. Однако ничего этого не происходило. Хоть плед и согревал его щёку нежным теплом шотландской козы, но ужин означился только в его голове в виде спагетти карбонара и зелёного чая с кусочком лимонного пирога, который он купил в пекарне рядом с офисом, волосы по-прежнему пахли сигаретным дымом, душа была тяжела, мысли темны. Ничего хорошего от сегодняшней ночи он не ждал.
Так и случилось. Всё то же. Без малейшего намёка на какую-то новую информацию. Проснулся он мрачнее тучи. Наскоро позавтракал остатками лимонного пирога и пол-литровой кружкой горячего эспрессо, чересчур громко хлопнул дверью Дэу и, судорожно вливаясь в общий поток нервно постукивающих по рулевому колесу своих автомобилей обывателей, отправился в агентство. В очередной раз забыв первым поздороваться с пугливой Синицей у двери (а ведь пообещал же!), он кинул своё тело в кресло, покрутился на нём, и воткнулся лбом в столешницу.
- И? - спросил его Ньюфаундленд.
- Всё то же, - ответил он, не поднимая головы. - Завтра запишусь к психоаналитику, выложу ему приличную пачку кровно заработанных и пусть он только попробует заговорить о цвете надежды и небольшой командировке в маленький городок! Засужу сразу. Сделаю всё возможное, чтобы его лишили лицензии на триста лет.
- Простите… - Прошелестело где-то поверх головы. Он отклеил лоб от стола. Над ним, как одуванчик на ветру, качалась тоненькая Синица со своими огромными грустными глазами. - Не могли бы вы мне помочь?
- В чём? - не понял он.
- Вот тут… - Она выложила перед ним распечатку презентации каких-то косметических средств. - Мне посоветовала к вам обратиться менеджер по связям с общественностью… Сказала, что вы… в общем, что вы поможете. Я тут прикинула… У меня несколько идей, но какая из них более выигрышная, мне не решить. Я думаю, что новый взгляд…
Ну вот как раз и случай ей помочь. Как планировалось. Правда, планировалось это в момент сентиментального отступления от реальности. А сейчас он находился в совершенно противоположном настроении, к сентиментальности не имеющем никакого отношения.
- Давайте, - буркнул он, поднялся, приставил ещё один стул к своему столу, она робко присела почти на самый край и уставилась на него. Я ей что, гуру? - вскипел он. - Ну, рассказывайте…
… Рабочий день уже закончился. В офисах агентства гремели вёдрами уборщицы, а они всё сидели за его столом, смеялись, шутили, молчали, переглядываясь, словно первоклассники. Презентация каких-то косметических средств давно была готова, и их ничего здесь не задерживало. Ничего, кроме них самих. Странными иногда бывают люди. Ещё более странными бывают обстоятельства, которые их внезапно сближают.
Он подвёз её до маленького домика с садом на окраине города, куда она недавно переехала с родителями и младшей сестрой из далёкой провинции. Она помахала ему рукой и тихонько попрощалась до завтра. Он кивнул, сел в машину и долго сидел, не включая зажигания. Пугливая Синица за полукруглым столом у двери, маленький человек, которого он заметил только вчера, совершенно новый мир, внезапно открывшийся ему со всей своей щедростью, глубиной и тайной, ни за какие-то его заслуги, а просто так… И вдруг он увидел себя, выходящим из зелёного автобуса, переполненного счастьем и покоем. Налегке, потому что груз сомнений, страхов и угрызений совести остались где-то далеко, в прошлом. У столба с указателем, подняв в верх руку, стояла его мать, которая почти год назад с надеждой в затихающем голосе оставила на его попечение младшую дочь. Она помахала ему своей загорелой жилистой рукой. Он махнул ей в ответ. «Всё в порядке?» – «Теперь да». – «Ну и хорошо. Ну и слава Богу». На указателе не было ничего: ни грязи, ни названия городка, тихого, маленького и уютного, как домик с садом пугливой Синицы. Просто чистая табличка, на которой можно было написать всё, что душе угодно. В сердце затеплился райский свет.
В эту ночь ему снилось море.