Чувство утраченного и того, что должно быть обретено, — это по-настоящему метафизическое чувство -- заявил однажды Оливер Сакс, и я с ним согласилась, немного подумав. Потом я ещё немного подумала и поняла, что не всякое утраченное нуждается в обретении (что сразу понижает градус метафизики). А то, что нуждается -- вернуть невозможно (тут метафизика отыгрывает очки). И совсем уж редкая категория утраченного -- это то, что можно и нужно вернуть в повседневную жизнь (метафизика: заколебали вы меня совсем). Ну это в ту самую жизнь, где розовые облака на закате обнимают солнце и нежно и быстро опускают его за горизонт, оставляя теням удел свободно бродить до рассвета по земле, а людям -- в сновидениях. Та самая жизнь, где мы проходим по живой, прекрасной земле, вдыхаем напоенный молодостью живительный воздух, нас омывает свет утра, а мы ничего этого не видим , потому что... утратили способность генерировать радость бытия, расставлять приоритеты в пользу покоя, безмятежности, независимости и покорно участвуем в играх, навязываемых нам. Всё покорно судьбе.
А всё же бывают такие минуты в нашей жизни, когда изношенные рецепторы радости оживают и начинают работать в автономном режиме -- беспечно и качественно возвращая утраченную радость. Такое бывает в поездках, в незнакомых местах и рядом с детьми. Или вот -- в аэропорту пару дней назад. Душная, уставшая за лето, Варна, вся в жестяных листьях каштанов, которые она торопливо сбрасывала с брезгливостью и раздражением, никак не могла бы показаться источником любой радости. Но радость -- вещь неожиданная. Подготовиться к ней удается редко. И даже если это удалось сделать (подготовиться) -- осознать её еще труднее. Это обычно происходит позже. Примерно, как сегодня: радует, что, несмотря на отягчающие, враз образовавшиеся, обстоятельства, долетела - добралась. Что успела погулять по берегу вечернего, свинцового цвета, моря (любимый с детства цвет), попасть в дождь и ветер, но не сильно промокнуть. А на утро в аэропорту не пасть жертвой неадекватных земляков на регистрации и массированной атаки на дьютик людей из далёкой восточной страны, а сохранить силы для нестандартных ситуаций на борту вроде пассажирки, упавшей в обморок, или медицинской укладки, упавшей уже на меня. Или другой пассажирки, вскочившей с места, едва шасси коснулись земли, и с криком -- Я опаздываю на поезд! -- ринуться к выходу.
Но радости всегда и кончаются неожиданно, рецепторы прекращают работу в автономе, утраченное с разной степенью успешности метафизически стремится к обретению, и всё опять неизбежно становится покорно судьбе. До следующего раза.
NB. Иллюстрация Николая Дормидонтова Окраина Ленинграда. Музыканты 1928г.