Немчура в космосе

Ирина Зотикова 1
  Посвящаться моей подруге Саше и её парню
 Максу, по чьей просьбе была написана эта книга.



I


      В центре Берлина большая часть зданий, к стыду  жителей, была построена в стиле тоталитарной эстетики. Огромные размеры, вкупе с классическими пропорциями и свастиками везде, где только можно, заставляли и горожан, и туристов чувствовать себя бесправными, жалкими букашками, какими были немцы в 1930е  и 40е годы. Эта величественная и давящая архитектура являлась той частью истории, от которой немцы недавно начали отрекаться.
Поэтому  в здании  поскромнее  разместилась академия наук. Прежнего помещения уже не хватало учёным, бравшим шире и выше, работая на престиж родины, понемногу готовившейся к Третьей мировой войне.
   Но всё же находились такие учёные, в результате деятельности которых получались не только бомбы. Изобретения  Дитера Ульмана всегда служили простым людям, да и сам он не походил на учёного, занимающегося наукой ради науки. У него была любимая жена и сын-подросток.
   Этим вечером, вернувшись из лаборатории, доктор Дитер заперся в кабинете и готовился к завтрашней конференции. Его жена Габина, только что вернувшаяся с работы, сидела в спальне и ничего не делала. 15-летний Клаус и его подруга Битти, пришедшая в гости, баррикадировали дверь детской, чтобы никто не мешал им тихонечко поставить Rammstein и немножко посходить с ума. У друзей был секретный план. Клаус собирался запереть девушку в шкафу, а когда родители лягут спать, выпустить и провести  с ней ночь. (Ничего предосудительного они делать не собирались.)
   Битти трепетала и косилась на шкаф, где заботливый Клаус уже постелил одеяльце.
    - Ты не нервничай, если папа будет шататься до середины ночи, - предупредил он подругу, - у него завтра презентация изобретения, он ужасно волнуется.
   - А твоя мама? Она не будет заходить? – обеспокоенно спрашивала Битти.
   - Она не такая. Я сам к ней выйду, если будет нужно. Кстати, принести тебе поесть?
   - Да. Заодно сделай вид, что проводил меня. - Прошептала Битти и забралась в шкаф.

Клаус добросовестно хлопнул железной дверью, соорудил несколько бутербродов и бросился обратно. Битти не  скучала, но боялась, что войдёт фрау Габина и откроет шкаф. Эта дама в больших очках никогда не вызывала у девочки доверия.
   Клаус постоянно выбегал в коридор и напряжённо слушал. Родители явно собирались ложиться после 9 часов, и это было не на руку молодым людям. Битти сидела в шкафу уже третий час, а измываться над подругой дольше Клаусу не позволяли рыцарские чувства. Он заявил матери, что ложится спать и с облегчением вызволил подругу, которая успела  облазить все социальные сети. Они накрылись с головой и нервно слушали тишину.
   - Сегодня все волнуются, - прошептал Клаус, - так что до нас никому дела нет. Кстати, если будет можно, пойдёшь с нами в Академию? Думаю, меня, как сына учёного, туда пустят, а ты будешь под моим покровительством.
   - С тобой куда угодно.
   Тишина стояла недолго: дети услышали, как доктор Дитер идёт на кухню. Эти тяжёлые шаги слышали даже  соседи снизу. Учёный хлопал холодильником и шуршал пакетами.
   - Волнуется, - прокомментировал Клаус. - Завтра государство возьмёт на вооружение его изобретение, если другого, покруче, не найдётся.
   - Но спать–то тоже надо, - Битти заметно сердилась.
   Дети ещё долго не могли успокоиться, прислушиваясь к стукам и шорохам. Наконец, Клаус не выдержал:
   - Это невозможно. Пойду, уговорю его лечь.
   - Удачи, - донёсся иронический шёпот.
   Парнишка бесшумно прикрыл дверь и прокрался на кухню. Там в темноте, доктор Дитер в одном белье сидел за столом и прямо со сковороды ел жареный картофель.
   - Папа, - шепнул Клаус с укоризной, - лучше прими валерьянки.
   Учёный послушно отставил сковородку. Теперь можно было спать спокойно.
   - Всё в порядке. В 8 часов выпущу, - заверил Клаус подружку и дал ей наушник.
 



II

 
    Перед  выходом вся семья собралась в прихожей, и госпожа Габина охорашивала мужа и сына. Те смирно стояли и терпели, как она поправляет им волосы и завязывает галстуки. О себе фрау тоже не забыла: килограмм косметики и вечернее платье с открытыми плечами делали её неузнаваемой. Она торопилась: у подъезда их ждала Битти и помощник  учёного, Вернер.
   Доктор Дитер волновался, но старался не показывать виду. Его нервное состояние передалось окружающим. Он не мог долго молчать.
   - Если моё изобретение примут, - внезапно произнёс он безликим голосом, и смолк. Жена раздраженно посмотрела в его сторону, потирая руль.
Тёмные глаза ученого стали напоминать чёрные дыры в космосе.
   - Мы устроим пир на весь мир? – продолжил Клаус с надеждой.
   - У меня мама как раз в кондитерской работает, - бодро добавила Битти.

   Тишина в машине смущала подростков; им казалось, что только Rammstein разрядят обстановку.
   Госпожа Габина сердилась, ожидая, когда же зелёный свет для пешеходов поменяется на красный. Очки в грубой оправе придавали ей грозный и деловой вид. На перекрёстке они застряли в пробке. Дитер украдкой посмотрел на часы и нервно вздохнул:
   - Мы со Шлихтером учились вместе, а сегодня мне предстоит с ним сражаться.
   С водительского места отозвались шипением. Клаус подмигнул подруге и выдернул наушники из телефона.
   Музыка Rammstein заполнила машину и через открытые окна вырвалась на улицу. Доктор Дитер вжался в кресло; дети украдкой фыркали, а Вернер как сидел с суровым видом, так и бровью не повёл: он вообще жил в другом измерении.
   Госпожа Габина принялась подтанцовывать, придерживая руль, и вступила  одновременно с певцом:
    - Однажды я встретил человека,
      Который хотел меня съесть.   
 - Твоя мама слушает  Rammstein? – изумилась Битти.
   - Она меня к ним приучила, - гордо ответил Клаус.
   В машине началось веселье, и никто не заметил, как доехали до академии. Все вывалились на улицу охрипшие растрёпанныё и готовые на всё.
   - Папа, я же знаю, что  Rammstein лучшее средство от нервов! – победно заявил Клаус. 
   - А песню повеселее нельзя было поставить? – с улыбкой спросил доктор Дитер.

   В это время микробиолог Эдмунд  Шлихтер прохаживался по светлым коридорам академии, думая, какой фурор вызовет его открытие.
   Он нисколько не сомневался в победе и уже смеялся над доктором Дитером  с его утилитарными изобретениями. Шлихтер много лет не виделся с коллегой и думал, что тот так и остался скромным «ботаником». И очень удивился, увидев его в сопровождении целой свиты. Повиснув на локте учёного, шла симпатичная женщина лет сорока – наверно,  жена. За ними семенили двое скромных подростков. Замыкал процессию незнакомый Шлихтеру мужчина  с копной кудрявых волос над сурово-унылым лицом.  У этого был такой вид, как будто он не имел никакого отношения не то что к науке, а и к миру.
   Доктор Дитер заметно волновался. Парадный костюм явно его стеснял. Шлихтер зловредно пошевелил плечами и любезно поздоровался. Дитер прикинулся, что очень рад. Сделав комплимент Габине, Шлихтер похвалил детей и прилип к конкуренту, как пиявка. Тот благородно терпел, ожидая, когда позовут в конференц-зал.
Габина сердилась и скучала. Без очков она не могла насладиться необычайным интерьером, напоминавшим лабораторию Фантомаса.

               



III


   -  На сегодняшнем собрании выступят учёные, последнее время занимавшиеся раз
 работкой изобретений, связанных с генномодифицированной зелёной эвгленой. Микробиология – наука, без которой не могли бы существовать ни современная медицина, ни промышленность, поэтому поприветствуем доктора Дитера Ульмана и доктора Эдмунда Шлихтера.

Раздались аплодисменты, предназначенные то ли человеку, произносившему эту речь, то ли учёным. Свита доктора Дитера чувствовала себя неловко
– хлопать они привыкли в концертных залах.
   Первым к трибуне вышел доктор Дитер. Сгорбившись под рукоплесканиями, он выглядел неуклюже. Его угреватое, как у подростка, лицо побледнело. Габина думала, что он и говорить будет тихо, но учёный дал волю своему зычному голосу. Без микрофона его слышали в последнем ряду.
   - Эвглена, выращенная мной, модифицирована так, что может жить без воды. Внедрение этих организмов в городские станции аэрации будет способствовать их очищению, потому что эвглены получают пищу из углекислоты, которая в избытке присутствует в данных сооружениях. При этом процессе выделяется большое количество кислорода, необходимое городу.

   Он говорил, не вникая, доходит ли до слушателей смысл произнесённого. Иногда Дитеру казалось, что он несёт что-то непонятное. Борясь с волнением, он смотрел в противоположную стену, поверх камер.
   - Также с их помощью можно перерабатывать мусор, а из биомассы эвглен получать масло для двигателей…  То, что я говорю, не ново: подобной технологией очистки канализационных сооружений пользуется Швеция и Америка. Я всего лишь вывел аналогичный организм, способный на большее, и он окажется полезен нашей стране.

   На этом доктор Дитер закончил, и под жидкие и довольно сдержанные аплодисменты вернулся на своё место. Жена пожала ему руку, желая ободрить, но сердце учёного колотилось ещё сильнее, чем утром.
  -  Доктор Ульман предложил нам утилитарный план употребления зелёной евглены. Сейчас мы выслушаем доктора Шлихтера, а после рассмотрим эти предложения, - тем же бумажным, сухим голосом произнёс учредитель собрания.
   На трибуну с видом рок – звезды поднялся невысокий человек примерно одних лет с доктором Дитером.  Огромные мешки под большими зелёными глазами доказывали, что Шлихтер свободный художник, привыкший работать в любое время суток. Белокурая чёлка закрывала высокий лоб до бровей. Губы у него были большие и такие красные, будто он их накрасил. Его германское происхождение не оставляло сомнений.
   Шлихтер придвинул микрофон к губам и заговорил, почти держа его во рту. Голос усиленный динамиками, оказался такой противный, каркающий, что люди в первых рядах вздрогнули.
  - Дамы и господа! Наши арийские предки мечтали подарить нам всю Землю. Чем это закончилось – мы хорошо знаем. А я предлагаю вам за сравнительно небольшие деньги, без крови и оружия, приспособить для жизни целую планету, которая пока без пользы для человечества находится в космосе не слишком далеко от нас! Много тысячелетий люди с вожделением смотрели на неё, на Венеру – утреннюю звезду, и только совсем недавно я понял, что эвглена зелёная, это простейшее животное, может превратить огненный шар в подлинную сестру Земли!
   - Выступает как Гитлер перед подростками, помнишь, нам показывали в школе? – шепнул Клаус подружке.
   Шлихтер перевёл дыхание и более ровным голосом стал рассказывать научную часть своего изобретения.
   - У выращенной мной эвглены жгутик преобразован в крылышки, чтобы она могла держаться на высоте 70-72 километра над поверхностью Венеры, где в насыщенной углекислотой части атмосферы находятся облака из сернистого газа. Поэтому я ввёл в эвглену гены бактерий перерабатывающих серу. В процессе жизнедеятельности эвглены используют углекислый газ как строительный материал. Углекислоты, т.е. питания, на Венере много, а хищников там нет, поэтому размножение эвглен пойдёт катастрофически быстро. Организмы будут концентрироваться на серных облаках, а венерианские ветры снесут облака на поверхности.  Микробы, перерабатывающие углекислый газ и серу, в качестве биомассы, начнут оседать в слои атмосферы, где жизнь пока невозможна. Биомасса выпадет на планету, образуя километры каменного  угля, а прослойка углекислого газа не даст ей гореть. Таким образом, атмосфера Венеры изменится: озоновый слой – кислород, выработанный эвгленами, и углекислый газ.
  Атмосферное давление упадёт на треть.  Углекислый  газ выпадет вместе с эвгленами, но не весь, поэтому, как я рассчитал, давление на планете будет составлять около 50 атмосфер – тяжело, но переносимо. Многокилометровый слой угля намного уменьшит температуру поверхности.Сейчас там можно плавить свинец. А потом можно установить там кондиционеры, благо солнечной энергии, с которой они будут работать, очень много, а чтобы избежать перегрева, можно поселиться на полюсе.




IV

 
   Со своей речью Шлихтер выступил действительно не хуже Гитлера: учёные мужи, в изумлении внимали каждому слову.
   - И неужели вам на это жалко несколько миллиардов евро? – перешёл учёный на вкрадчивый тон   - Война стоит дороже, и её последствия хуже. А на этой планете все ресурсы будут принадлежать великой Германии. В условиях Венеры полученная от моих микробов биомасса под давлением и температурой будет создавать алмазы промышленные и ювелирные. По данным наших спутников Венера содержит огромное количество ископаемых, которые будут осваивать наши потомки. 
   Нашей стране вполне возможно запустить космическую станцию, которая станет первым и единственным спутником Венеры. С неё сбрасывается зонд, содержащий пробирку с микробами. Преображение планеты займет не  миллиарды лет, как это происходило с Землёй, а за несколько месяцев, так что  космонавты смогут наблюдать всё через иллюминатор.
   Воодушевлённый собственным красноречием, Шлихтер мог бы говорить ещё долго, но доктор Дитер не смог совладать с нервами. За выступлением соперника он наблюдал с таким видом, что Габина начала беспокоиться за его здоровье, когда увидела, как он вскочил, взбешённый и красный:
   - Даже если всё произойдёт согласно вашим расчётам, вы будете издеваться над планетой без пользы для себя! Для жизни она всё равно не пригодна! 50 атмосфер – это давление больше чем на дне Марианской впадины. Океаны не образуются, потому что вся вода в атмосфере.
 Сера и уголь образуют огромную спичку, и стоит какому-нибудь астероиду диаметром километров 50 врезаться в поверхность планеты, как начнётся планетарный пожар – перемешаются все слои атмосферы, и микробы погибнут! Или если не астероид, венерианские вулканы не дадут довести до конца ваше изобретение! Вы истребите тех венерианцев, которые приспособились жить в этих условиях! Полёт обойдётся слишком дорого. Страна задыхается от помоек. А мы, вместо того, чтобы оставить потомкам чистую планету, собираемся изгадить ещё одну!
   Я на эти деньги смогу очистить немецкие города от того несметного количества отбросов, которое они вырабатывают. И своим потомкам мы должны оставить чистую, прекрасную страну, а не свалку мусора!!!

   Доктор Дитер выпалил это в лицо сопернику в каком-то горячечном озарении.
Сначала Шлихтер слушал спокойно, но к концу его зелёные глаза сверкнули кошачьим огнём, и он выдавил:
   - Туалетный работник….
   Злое, метко брошенное слово переполнило терпение доктора Дитера – он бросился на коллегу. Корреспонденты с наслаждением снимали их интеллигентную драку. Учёная публика впала в смятение и недоумение. Пользуясь тем, что госпожа Габина побежала разнимать биологов, Клаус и Битти представляли, что попали на чемпионат по боксу, только весовые категории у боксёров в пиджаках были неравные. Ребята крайне удивлялись, как Вернер  может сохранять такое непроницаемо-равнодушное лицо.
   Госпоже Габине всё-таки удалось отцепить мужа от Шлихтера, и свита доктора Дитера покинула академию наук, так и не узнав, чей проект одобрит государство.

   Дома учёного окружили заботой. Доктор Дитер, закатив глаза, ждал, пока жена уберёт с его лба пакет с замороженным мясом. Битти, которая не хотела идти домой, проворно пришивала пуговицы на рубашку, и только Клаус с беспечным видом раскладывал на полу железную дорогу. Вернер ушёл в лабораторию, это было слишком возвышенное существо: людские дрязги его не касались.
   - Да я всегда писал за Шлихтера все контрольные, доклады, и кандидатские диссертации, - стонал доктор Дитер, - а он занимался боксом.
   - Милый, ну кто-то мыслит утилитарно, а кто-то планетарно.
  -  Я не думал, что научный диспут может обернуться синяками и порванной рубашкой. Конечно, гораздо важнее, чьё изобретение больше пригодится государству. Шлихтер неправ: Германии не под силу запустить межпланетную станцию, но, если это случится, нам не на что будет жить.
   - Нет, Дитер, будет: завтра ты пойдёшь в лабораторию и будешь работать над новым изобретением. Нам ещё ремонтировать загородный дом.
   - Конечно,- пробурчал доктор Дитер и в знак примирения поцеловал у Габины руку.
   



V


   На следующий день, возвращаясь из академии, доктор Шлихтер взял газету, чтобы дома прочитать свежие новости.
   Когда учёный вышел на улицу, ему позвонили. В трубке послышался незнакомый голос, явно принадлежащий молодому человеку.

   - Вы слышите меня? – спросил голос.
   - Здесь очень шумно. Кто вы?
   - Густав Юнг, член Академии. Мы познакомились вчера. Я недалеко от вас.( Шлихтер инстинктивно оглянулся).
   - Подойдите, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
   Худой брюнет, стоявший у рекламного щита, поднял руку. Шлихтер направился к нему.
   - Мой звонок, возможно, показался вам странным, - извинился Юнг, мужчина лет 35, - просто у меня есть ваша визитка.
   - Теперь вспоминаю. Вы инженер, который предлагал мне помочь с постройкой космической станции?
   - Тогда мы не успели обсудить это подробно.
   - Вот кондитерская. Подходящее место.
      Академики взяли по чашке кофе, и присели к окну. Они не заметили, что хозяин кондитерской следит за ними очень внимательно.
   В это время под окном, раздражая учёных, ходила взад-вперёд молодая женщина с коляской – жена кондитера, Катрина. Прогулка с ребёнком казалась ужасно скучной, и от нечего делать Катрина решила понаблюдать за посетителями.
«Эти двое  определенно что-то задумали, - размышляла она, - иначе с чего двое мужчин сидят в пустой кондитерской?»

   Молодая мать дала волю фантазии, развившейся во время беременности. Но в самый неподходящий момент малютка Карл заорал дурным голосом, требуя пищи. Катрина оставила коляску во дворе и побежала в подсобку.
   - Карлу  нужно меня подоить, - объяснила она престарелому мужу, который ещё не привык к роли отца.
   - У меня сегодня очень интересные посетители, - таинственно прошептал Буттерброд.
   - Да ну?
   - Учёные, которые собираются запустить межпланетный корабль и вселить жизнь на Венеру! Я слушал их с огромным интересом, думаю, секретной службе это тоже понравиться.
   В подсобке недолго царило молчание. Карл жадно сосал грудь матери.
   - Причём здесь секретная служба?
   - Я проболтался… - сокрушился Буттерброд и затараторил, как кофемолка, - Катрина, я работаю на секретную службу, потому что одними пирожными семью не прокормить!
   - Тобиас…
   - Только попробуй разболтать это своим подругам!!!
   Катрине удалось успокоить мужа. Он слушался, хотя по возрасту годился ей в отцы. Тобиас сел рядом на диванчик и осторожно взял сына.
   - Я узнал об этих учёных из сегодняшнего выпуска «Науки и техники». Вот, послушай: «немецкая  полукровка зовёт нас чистить канализации, а истинный ариец открывает дорогу к звёздам. Канцлер подписал пакт о запуске ракеты с французского космодрома в Гвиане. Бундестаг выдал деньги, позволяющие осуществить полёт на Венеру».
   И тут кондитер перешёл на серьёзный тон:
   - У меня на плеере не только Рамштайн, моя дорогая. Там ещё записаны разговоры всяких подозрительных посетителей, которые я передаю в секретную службу, если тебе интересно, откуда я беру деньги на памперсы  Карлу.
   - Ой, Тобиас, не пугай меня! А то, молоко пропадёт от таких новостей!
   - Теперь в нашей семье точно не останется тайн, - примирительно заключил он. -  Мне пора возвращаться на рабочее место.
   - Тайну за тайну, Тобиас. - Катрина осторожно дотронулась до его руки. – Я тоже была работником секретной службы, но задание провалилось, потому что я влюбилась в тебя! И я ничуть не удивляюсь, что наши кураторы не оставили нашу семью в покое….
   Молодожёнам было о чём поговорить.

   Тем временем Шлихтер и Юнг успели всё обсудить и уже собирались взять что-то покрепче кофе, чтобы перейти на брудершафт.
   - Уважаемый коллега, мне кажется, что расстаться друзьями у нас не получится, - с фальшивым сожалением заметил Юнг, - потому что сюда идёт доктор Дитер, и я боюсь, если он застанет нас здесь – от кондитерской останутся только руины.
   - Прекрасный предлог закончить беседу у меня дома.
Туалетный работник явно пришёл заесть поражение.

Учёные поспешно допили кофе и бросились вон из кондитерской. И примерно через минуту вошёл доктор Дитер, очень грустный. Из кармана пиджака торчал точно такой же номер газеты, какой взял в метро Шлихтер.





VI


      Прочитав в “Науке и технике» статью про своё выступление, доктор Дитер ужасно расстроился. Его изобретение, над которым он работал несколько лет, оказалось никому не нужным. Строка, завершавшая статью: «Научный диспут окончился дракой прославленных учёных», - убила доктора Дитера окончательно. Он не пошёл завтракать, а заперся в кабинете и долго лежал на диване, пытаясь осмыслить теперешнее положение.
   Госпожа Габина понимала, что муж и не думает работать. Она долго стояла под дверью кабинета, но когда решила её выломать, на пороге появился Дитер.
   - Пойду проветрюсь, - буркнул он, надел ботинки и захлопнул за собой железную дверь, оставив жену в недоумении.
   Сгорбившись, учёный шаркал по асфальту, теребя в кармане злосчастный номер «Науки и техники». С противоположной стороны улицы люди видели, как плохо и грустно высокому грузному человеку в полосатом костюме.
 Берлин погрузился в нежную зелёную дымку распускавшихся деревьев. Отовсюду ползла трава. Было так тепло, что в конце апреля горожане оставили верхнюю одежду дома. На бледных зелёных лицах расцвёл румянец.
   Доктор Дитер еле плюхнулся в автобус. По случаю тёплого дня он был забит людьми, ехавшими в центр города. Учёный вышел на Фридрихштрассе и поплёлся в кондитерскую «Конфитюренбург», куда раньше часто ходил с семьёй отмечать разные приятные события. Теперь он хотел отметить своё поражение.
   Буттерброд прекрасно знал, кто к нему явился. Пробив пирожные, кондитер выставил на поднос тартинку с селёдкой и банку тёмного пива. Доктор Дитер опешил.

   - Бонус от фирмы, - шепнул Буттерброд.-  Это бесплатно.
   Учёный долго сидел перед пирожными, думая, что бы взять в первую очередь. «Говорят, у этого кондитера в пирожных такие микробы живут… Если я и умру от них, то смертью, достойной микробиолога».

 Произнеся это про себя, доктор Дитер взял тартинку с селёдкой и откупорил пиво.
   В этот момент из подсобки вышла Катрина с ребёнком и увидела, что муж снимает одинокого посетителя на камеру телефона.
   - Это незаконная съёмка! – зашипела она.
   - Это будет лучшая реклама моей кондитерской! Я выложу это на главном сайте. Журналисты будут приходить ко мне и брать по два пирожных с кофе вместо интервью, потому что скоро мне придётся платить налог с каждого посетителя, чтобы помочь Бундестагу собрать деньги на запуск этой ракеты!
   Увидев, что учёный расправился с едой, Буттерброд завершил съёмку и пошёл в подсобку, оставив кассу на Катрину.
   Но в подсобке кондитера ждал сюрприз в виде агента секретной службы.
   - Вы здесь откуда? – попятился Буттерброд.
   - Я здесь всегда.
   Справившись с собой, кондитер предложил агенту сесть.
   - Господин Буттерброд, вы согласились на нас работать после того случая, когда секретная служба вытащила бомбу из-под вашей машины, которая в тот момент могла погубить и вас, и вашу супругу, и роддом, откуда вы её забирали.
   - Да, конечно, - пробормотал Буттерброд, боясь смотреть агенту в глаза.
   - Под ваши кондитерские арабы регулярно подкладывают бомбы, и нам уже надоело их обезвреживать. Что-то их тянет к вашим пирожным. Конечно, нам проще закрыть ваши кондитерские, а вас с семейством отправить в Зальцбург пирожки печь. Там арабов ещё мало.
   - Да почему они меня так любят? 
   - Вы выпекаете корзиночки в виде тюльпана, а у них «тюльпан» и «аллах» пишется одними и теми же буквами. И из-за вас мы обезвредили 10 преступных группировок, не считая разной мелочи.
   Секретный агент без разрешения уложил в тартинку селёдку с луком и налил себе пива.
   - Совершенная классическая форма корзиночек… - бубнил Буттерброд, провожая взглядом пиво.
   - И все эти арабы перед терактом заходили в вашу кондитерскую полакомиться пирожными.…   Вот мы и решили отслеживать все ваши контакты.
   Агент пододвинул кондитеру какое-то распоряжение
   - Читайте пока, -  беззаботно подлил он себе пива.
   У Буттерброда запотели очки. Согласно распоряжению секретной службы в каждом цеху, в каждой кондитерской (а Буттерброд владел полусотней «Конфитюренбургов»), за каждым столиком устанавливалось подслушивающее устройство, а к телефону Буттерброда подключался секретный канал связи, по которому все звонки, аудио и видео поступали в базу данных службы.
   - Но это ущемление прав и свобод! – шёпотом воскликнул кондитер. – Полный контроль! Как при Гитлере!
   - Со времён гестапо ничего не изменилось! Мы отслеживаем каждого, у кого есть вот такой телефон.Вы подумайте, что лучше: взорваться на бомбе или жить с ущемлёнными правами, но в полной безопасности.
   Буттерброд вспомнил сына, которому едва исполнился месяц. Он пробормотал сдавленно:
   - Конечно, конечно. Я согласен. Я всё подпишу…
   - Пиво ещё есть? – поинтересовался агент.
   - Если брат жены не вылакал…
   - Он – не вылакал.

 

VII


   После пирожного с селёдкой настроение у доктора Дитера улучшилось, и за неделю он справился с постигшей его депрессией. Учёный уже думал, как с наступлением жарких дней поедет с семьёй в Турцию.
   Ночи укоротились и посветлели, и семья учёного позднее уложилась спать. Доктор Дитер обожал эти минуты, когда оставался наедине с женой, но сегодня внезапный звонок в дверь прервал их удовольствие.
   Доктор Дитер поспешно открыл дверь и отпрянул, увидев незнакомого мужчину в фуражке, шортах и серой рубашке.
   - Я из секретной службы, - холодно сказал он. – Извините за поздний визит, но у меня к вам важное дело.
   - Тсс, - раздражённо шепнул учёный, кивая в сторону спален. - Пойдёмте на кухню.
   Секретный агент, которого звали Густав Шмидт, прошёл на кухню первым и расположился на кожаном диване, как  у себя дома. Дитеру стало холодно и тревожно.
   - Вы опозорили нас на всю Германию, - без предисловий начал Шмидт. – Ассимилировавшиеся арабы даже организовали протестное движение «мусорные патриоты». Вы сделали очень много  работы секретной службе. В былые времена, подобных «ботаников» ждала гильотина в тюрьме Моабит. Но вы можете послужить нации и даже заработать немного, если ваши микробы помогут замкнуть жизненный цикл в гермообъектах. Это подводные лодки и космические научные станции. Этого мало – лаборантом на гермообъект вы отправите своего сына.
   Учёного передёрнуло. Он попытался вывернуться:
   - А ничего, что ему всего 15 лет и здоровье у него не железное?
   - Аппендицит вы ему удаляли? Кариес лечили?
   На все эти вопросы доктор Дитер отрицательно качал головой.
   - Для нас это ещё и страховка, чтобы вы с вашими микробами не сбежали за океан или куда-нибудь ещё. После вашей выходки мы ни за что не можем ручаться, а микробы не должны попасть ни к друзьям, ни к врагам. Мечников-младший подарил молочную палочку финским друзьям, и теперь русские пьют финский йогурт, а не немецкий. Но перейдём к делу – подпишите эту бумагу.

   - Нет, - доктор Дитер даже не взглянул на протянутый лист.
   - Я подпишу, - раздался сонный голос госпожи Габины.
   Она неожиданно появилась на кухне, смутив Шмидта видом старой ночной рубашки. Ничего не спрашивая, она подписала  распоряжение,  не читая.
   - Вот и хорошо, - агент забрал бумагу, - теперь я хочу видеть ребёнка.
   Клаус не спал. Ничего не подозревая, он по своему обычаю, слушал перед сном Rammstein. И хотя его сознание оставалось ясно, он не понял, почему мать подняла его из нагретой постели и потащила на кухню.
   Шмидт с беспристрастным видом пощупал плохо развитые мускулы, посчитал зубы и вкратце рассказал суть дела.
   - Да какой из меня подводник?! – истерично заорал Клаус, но агент даже не шелохнулся. – Я 60 метров медленнее всех пробегаю, а после стометровки дышу как загнанная собака! У меня, может, все кости трещат, когда я нагибаюсь!
   - Молчать, - оборвал его агент. – Ты отправляешься на гермообъект на определённый срок, и если вернёшься оттуда живым, тебе выплатят премию, которой хватит на всю жизнь. Собирайся. Времени нет.
   - Габина, у нас отбирают ребёнка, - шепнул доктор Дитер, думая, что Шмидт его не слышит.
   – Это секретная служба. Они делают, что хотят!

   Клаус вернулся в джинсовом костюме.
   - Карманы, - приказал Шмидт.
   Покраснев, мальчик вытащил из-за пояса телефон, а из трусов плеер.
   - У меня в плеере Rammstein, - произнёс он дрожащим голосом, когда вещи очутились в руках агента. – А в телефоне социальные сети.
   - На гермообъекте у тебя вряд ли будет время на то и другое, но так уж и быть. Только связь с домом – под моим контролем.
   Он отдал плеер Клаусу, а телефон положил в нагрудный карман.
   - Идём, - Шмидт направился к входной двери. Габина едва успела обнять сына на прощанье. Доктор Дитер молчал. Объятия и напутственные слова уже ни к чему.
   Закрыв дверь, госпожа Габина громко зарыдала. Во второй раз за 16 лет совместной жизни доктор Дитер услышал, как она причитает на своём родном языке – русском. Во время таких двуязычных истерик ему становилось страшно.
   Они до рассвета сидели на кухне, успокаивая друг друга, а утром поняли, что потеряли ребёнка. Может,  потеряли навсегда.



VIII


   «Зеленоглазое такси» пулей неслось по ночному Берлину к аэропорту. Клаус злился и всячески старался показать Шмидту свою ненависть. Агент, молча, улыбался.
   - Теперь тебе Rammstein не помогут, вдруг добродушно произнёс он. – Боюсь, что теперь тебе больше не придётся перебегать дорогу на красный свет под защитой Тилля. Социальные сети прекрасное изобретение, хотя я и так знаю о тебе всё. Мы приехали.
   Спрятав руки в карманы, Клаус плёлся за агентом по аэропорту.
  Из больших окон открывался вид на взлётную полосу и самолёты. Парнишке хотелось спать, но, как он догадывался, впереди полёт.
   В зале ожидания находилось двое – пожилой блондин в белой толстовке и высокая, очень молодая брюнетка. В мужчине Клаус узнал Шлихтера. Учёный выглядел также непрезентабельно,  как и всегда. Он шёпотом говорил о чём-то с агентом, и Клаус, пользуясь, что за ним не следят, с облегчением развалился на холодном металлическом стуле. Им владело только одно чувство – жажда сна.
   - Познакомьтесь, - раздался повелительный голос агента.
   Перед Клаусом встало сердитое сонное лицо 18 летней девушки.
   - Моя падчерица, - прокаркал Шлихтер.
   - На гермообъекте вы несколько месяцев проведёте вместе. Если после этого срока вы оба  вернётесь – помните, что я говорил про премию. Постарайтесь найти общий язык, потому что  без понимания вам вряд ли удастся выжить, хе-хе.
   Клаус вспомнил Битти и с откровенной неприязнью посмотрел в лицо девушки. Красивая, она почему-то была похожа на доктора Шлихтера.
   - Насти, - ответ её отдавал взаимной неприветливостью.
   Пока они здоровались, Шлихтер исчез, но это уже никого не волновало.
   - До прибытия на гермообъект вы находитесь под моим покровительством, - сказал агент.
   Вопросов не последовало.
   На регистрации Клаус увидел у Шмидта свой паспорт и впал в ступор. Он хорошо помнил, что паспорт с собой не брал.
   Насти с недоумением смотрела на своего будущего напарника. Худенький, растрёпанный, он был ей по грудь ростом. Мокрые губы, как у кинозвезды, не рассчитавшей с пластической операцией. Белокурые волосы свисали до переносицы, чуть-чуть открывая большие голубые глаза. Джинсы были ему не по росту, с грязными краями, потому что Клаус наступал на них и не подворачивал. Девушка попыталась представить мать этого существа, но вместо степенной фрау оказалась такая же лохматая рокерша. Но Насти не один раз видела жену доктора Дитера, и она произвела впечатление респектабельной дамы, однако в её принадлежности к немецкой нации девушка сомневалась. Насти подумала, что в ближайшем будущем Клаус не вызовет у неё симпатии даже со своей смазливой мордашкой.
   А Клаус немного побаивался этой высоченной тётки, на которую можно было посмотреть, только задрав голову. Он очень боялся, что общих интересов у них не найдётся. Подумать об этом мальчик не успел, потому что их повели в самолёт. Клаус не любил перелёты и поэтому томился от скуки. Теперь ему оставалось общество плеера, потому что с Насти и Шмидтом поболтать было трудно. Клаус подождал, пока спадёт давление и демонстративно заткнул уши наушниками. Они так хорошо отгораживали от мира, что по прошествии часа, Клаус не услышал пилота, объявившего температуру за бортом и скорость, а самое главное, что летит в Гвиану.

  После очень скромного, горячего и невкусного обеда Клауса сморило. Выключить плеер он не  забыл и с чистой совестью прикорнул на мускулистом плече Насти. Девушка боялась шелохнуться: Шмидт смотрел, не сдерживая улыбку.
   Клаус засыпал и просыпался, и в бодрых промежутках просил у стюардессы кока-колу. Полёт длился подозрительно долго. «Похоже, поспать в человеческой постели сегодня не удастся»- подумал он и решился спросить:
   - А куда мы летим?
   - На месте узнаете.
   Клаус остался в недоумении и собирался поднять шторку иллюминатора, но Шмидт щёлкнул его по рукам. Тогда парень спросил у Насти:
   - Сколько времени?
   - Я с поклонниками Rammstein не разговариваю, солидно буркнула она.
   Клаус мгновенно невзлюбил попутчиков и потребовал у Шмидта свой телефон.
   - Конечно, мемы сами себя не посмотрят, - ухмыльнулся агент, достав телефон из кармана и дразня им Клауса.-  Что тебе нужно?
   - Проинформировать подругу о моём местонахождении, - прорычал Клаус, чувствуя, что ещё немножко и он закатит истерику на весь самолёт.
   - Под каким именем она в вызовах? – Шмидт бесцеремонно копался в телефоне подростка. Это выглядело как заползание в душу.
   - Битти.
   Агент набрал номер Битти:
 - Это Густав Шмидт. Просто Густав Шмидт, - говорил он голосом телефонного оператора, - Да, я из секретной службы. Очень хорошо, что вы уже всё знаете. Прошу не беспокоиться. Ваш друг в полном порядке и передаёт вам привет.
   С того конца слабо донеслись возгласы, но агент резко вырубил связь.
   - Дать телефон вам, так вы на всю Германию поднимите панику, а я больше всего ценю спокойствие.

«Чтоб ты сдох со своим спокойствием, арийская твоя рожа», - от души пожелал Клаус.
   Перед посадкой к туалету выстроилась очередь, а кока-кола просилась наружу. Клаус стоял, переживая спазмы в животе и думал, что в течение ближайших месяцев не улыбнётся ни разу. После того, как его забрали, радость ретировалась, поняв, что теперь  у власти –злость, обида, ненависть, злорадство и прочее. Клаус представил себя со стороны – соломинка с кислой рожей, закутанная в джинсу.
   - Пора на выход, - приказал Шмидт
   К выходу они шли по гофрированному шлангу диаметром в человеческий рост. И то, что увидели на свободе, лишило их дара речи. Куда ни кинь взгляд, со всех сторон, самолёт окружали джунгли.
  - Это Амазонка? – прошептал Клаус. Он знал экваториальные пейзажи по фильмам, которые смотрела его мама, но сейчас не мог поверить своим глазам:
   - Вы немного ошиблись. Это Гвианское плоскогорье.
   - И что мы тут будем делать?
   - Вопросы запрещены. – Шмидт увёл их в самые дебри и, раскинув палатку сказал:
  - Отдыхайте. Завтра я расскажу, в чём ваша миссия.
   


IX

   День спустя с тех пор, как забрали Клауса и Насти, доктор Шлихтер пригласил Юнга, и сейчас они сидели за бутылкой рейнского вина. Учёная беседа приобретала всё более доверительный характер, и Шлихтер ждал момента, чтобы выставить на стол тёмное пиво.
   - Мне звонили из секретной службы, - мимоходом произнёс он. – Завтра утром запустят станцию, и, может быть, я больше не увижу Насти. – Сожаление, прозвучавшее в этих словах, было настолько фальшивым, что Юнг чуть-чуть пожалел девушку.
   - Она умница, - заметил инженер и подлил себе вина, - мне кажется, что Насти справилась бы и одна.
   - Отправить в космос детей гораздо дешевле, чем готовить космонавтов. А мне нетерпелось начать эксперимент. Мы должны держать его в тайне, господин Юнг. Вернее никто не должен знать, что отправили детей.
"А хотя, с точки зрения нацизма, эти двое и на Земле не принесли бы пользы", - подумал Шлихтер.
   - Даже, если о Вашем изобретении узнают за рубежом, то не поверят. Они думают, что Германии это не под силу.
   - Первыми поверят астрономы, когда Венера перестанет светиться. И тогда я всполошу весь мир!
   - Вы величайший учёный господин Шлихтер. За ваши изобретения. Ни одному учёному не приходило в голову заселить Венеру.
   - Ещё немного, и на Марсе поднимется германский флаг, - тщеславно заявил Шлихтер.
   - Это непременно случится.
   - Да поможет нам секретная служба, - Шлихтер не понял, как это случилось, но пиво оказалось на столе. Он нацедил полные кружки и выпил с Юнгом на брудершафт. Учёный радовался, хотя ничего ещё не началось.
   Пока Шлихтер и Юнг распивали рейнское вино, в другом полушарии Шмидт выдал детям облегающие костюмы из прорезиненного материала.
   «Если я достаточно внимательно читал Кларка, подумал Клаус, упаковавшись в новую одежду, - подводники не носят такие костюмы. Неужели нас отправят в космос?!»
    Ему немедленно захотелось бежать отсюда. «Через джунгли к морю, а там хоть вплавь через океан! Великолепный план, ничего не скажешь!» - понурившись он залез вслед за Шмидтом в вертолёт. Его тошнило.
   - Пока мы летим, я расскажу, что вы будете делать на гермообъекте. Вы отправитесь в космос на Венеру. С вами полетят пробирки с генномодифицированной зелёной эвгленой…
   - Дальше можете не рассказывать, - перебила его Насти.
   - Ну и прекрасно, раз вы знаете. Только не делайте ничего лишнего. Ваша задача – снимать изменения, происходящие на планете, и отправлять на Землю. – Он говорил, как экскурсовод, которому уже давно надоела работа.
   Клаус не слушал, думая, что родители делают без него. Их разделяло несколько часовых поясов, и в далёком Берлине, в 10 часов утра проснулся доктор Дитер. Учёный не мог свыкнуться с мыслью, что больше не увидит сына. Он хмуро посмотрел на спящую Габину, и в мозгу учёного родилась мысль: «а вот, если бы не»…
   Да. Если бы 16 лет назад он не женился, теперь страдать бы не пришлось. А может быть, и пришлось – от одиночества. Тогда он обрадовался, увидев взаимность понравившейся девушки, и женился опрометчиво, не заметив, что она – чужая.
Только позже Дитер отметил её странный, медленный  выговор и совсем не немецкий характер. Взаимность наверняка была искусственной – Габине хотелось понадёжнее закрепиться в этой стране. Но он любил и постарался не заметить ничего. Когда чуть позже всё раскрылось, доктор Дитер только подумал: «Бывает».
Габина не была «чужой» ему,и к тому же в это время она ждала ребёнка, и учёный старался сделать своё счастье незыблемым, как те монументальные здания в центре города. Потом они поехали в Петербург, где жила мать Габины. Там Дитер узнал, что его любимую на самом деле зовут Прохоровой Еленой Владимировной. Он помнил,  как сидел за обедом с женой и тёщей, и из окна открывался вид на тёмный двор с детской площадкой. Чтобы понять друг друга, они говорили на трёх языках.
   Россия не очень понравилась доктору Дитеру, и в этом отношении, как ему казалось, он понимал жену. Для него она всегда была Габиной Штольц, и учёный часто забывал о национальности. Но ведь другие не забывали…
   Он посмотрел на жену уже с нежностью. Чёрные ресницы небольших глаз лежали на бледных щеках. Каштановая чёлка откинулась, открыв некрасивый лоб. Во сне невыразительные черты её милого лица размягчились, их стало трудно описать. В лицах большинства немцев все линии  твёрдые, прямые и чёткие, отчего выражение редко бывает приятным, а у русских наоборот.
   Тут доктор Дитер бросил свои нацистские  рассуждения и крепко поцеловал сомкнутые розовые губы.



X

   Шмидт водил своих подопечных по космической станции и указывал, как и чем пользоваться. Насти слушала внимательно и лепила на все кнопки бумажки с объяснениями, чтобы не забыть. Клаус всё пропускал мимо ушей, но кивал так усердно, что почувствовал боль в шее.
   - Когда станция окажется над теми слоями атмосферы, где условия пригодны для этих клеток, вы нажмёте вот сюда. Выбрасывается зонд с пробиркой, а дальше только успевайте фотографировать.
   - Космическая еда. Её у вас не так много, постарайтесь экономить. Если совсем оголодаете  – зелёная эвглена вам в помощь.  Фройляйн Шлихтер, вы умеете готовить?
   - Ну, так, чуть-чуть. Немножко, - неуверенно ответила она.
   - Вот и хорошо. Будете варить из неё суп.
   - Туалет и душ. Здесь вам придётся побороть свою стеснительность. Всё герметично, но пока один моется или справляет нужду, другой пускает воду и нажимает кнопку пуска.
   - Кошмар, - выдохнули оба и покраснели.
   - Согласен, - равнодушно поддержал Шмидт – Тут пригодятся Эвглены, выведенные вашим отцом, Клаус. Вот ваш плеер и телефон, чтоб не скучали. Вот здесь видео-учебники, потому что по расчётам вы должны вернуться в ноябре.
   - Спать вы будете раздельно, радуйтесь. В этих спальных мешках.
   - Господин Шмидт, - нервно произнесла Насти, - а что делать в случае,если  мы спаримся?

 У агента оказался ответ и на такой вопрос:
   - Если это случится, то мы обо всём позаботились.
   - Лучше  мы без этого обойдёмся, - сдавленно пробурчал Клаус. Лицо у него стало цвета красного вина.
   - Ну, нам всё ясно, - быстро добавила Насти.
   - Вы помните про премию, так что постарайтесь друг друга не есть, - напутствовал Шмидт.
   Подростки кивнули и пристегнулись к креслам. Шмидт захлопнул за собой люк, ведущий на свободу, и на земле дали команду запускать ракету.
   У Клауса заложило уши. Он вжался в кресло, думая, что не выдержит взлёта. В глазах стало зелено, зазвенело в ушах…
 Насти оглянулась: напарник готовился потерять сознание. Она дёрнулась, желая помочь, ждала, когда ракета вылетит в зону невесомости.
  Когда ракета покинула землю, госпожа Габина жарила картошку в двух сковородах сразу. Наверно, во всей Германии она одна готовила обед, потому что прожорливый доктор Дитер оценил этот русский обычай.
   Поднимая глаза от плиты, Габина видела залитый странным солнцем город, и эта картина становилась ещё страшней от музыки, наполнявшей кухню. (Пользуясь отсутствием мужа, она слушала Rammstein) Заслушавшись, она не почувствовала телефона, который сердито вибрировал, сообщая о звонке.
   - Да?! – крикнула она в трубку, увидев, что звонит Клаус.
   - Мамочка! – полный отчаяния крик звучал совсем слабо. Мама, я в космосе! Уже началась зона невесомости!
Габина нервно кивала, чувствуя, что ничего не может сказать.
   -  Мама, ты меня слышишь?! Я очень хочу вернуться!! Я вернусь обязательно!
   Слёзы подступили к глазам Габины, и на отчаянные взывания сына она ответила рыданием….  Связь прервалась. Габина оглянулась. Кухню заволокло дымом, от плиты тянуло горелым.
   Всхлипывая, она распахнула окно, смотрела в небо и механически помешивала картофель. Дым ел плачущие глаза.


XI


   Клаусу и Насти, запертым в консервной банке, напичканной высокими технологиями, долго было нечем заняться. Первый день они молчали, но общительная  по натуре Насти заговорила первая.
 Над Клаусом так не издевались никогда. Начиная с обидных замечаний насчёт его возраста и кончая хозяйственными поручениями – всё носило издевательский тон.
   Клаус мучился. Если бы Насти была некрасивая и добрая в придачу, полёт превратился бы в сплошное удовольствие. А так он думал, что изменяет своей Битти. Самые ужасные муки начинались, когда он открывал для Насти воду в душе.
   - Интересно, сколько ты можешь продержаться? – поинтересовалась она.
   - Один раз летом я два месяца терпел, - пробурчал он в ответ. -  Не мылся.
   Насти искренне удивилась.
   Они упражнялись в красноречии целыми днями, и перебранки, передаваемые на Землю с камер, развешанных на станции, необыкновенно веселили работников секретной службы. Во время официальных трансляций Клаус и Насти говорили, что у них всё хорошо, а на самом деле зверели от скуки. По ночам Клаус с головой застёгивался в спальный мешок, и свободный, зависал в телефоне. Его только раздражал интернет, работавший в режиме просмотра. И тогда он позвонил.
   - Да как этому Клаусу пришла в голову такая гениальная мысль?! – Вскричал главный в секретной службе и отдал распоряжение заблокировать номера обоих космонавтов. А родители Клауса долго не оставляли попыток дозвониться.
   Доктору Дитеру дали направление в Зальцбург. Ему стоило большого труда уговорить жену поехать туда. Габина долго сидела над картой Германии, читая по слогам названия городов, и никак не могла найти Зальцбург.
   Без тебя я никуда не поеду, - упрямо бубнил учёный, - а если мы туда не поедем, то потеряем хорошие деньги.
   Габина вздохнула и отложила атлас. Дитер её очень любил – она видела, как он по-собачьи преданно смотрел ей в глаза.
   В Зальцбурге учёного завалили работой. Эвглены усиленно размножались, перерабатывая отходы человеческой жизнедеятельности.  Гастарбайтеры собирали отработавших лопатами и пускали под пресс, выжимая масло, которым смазывали двигатели. Другую часть масла перегоняли, получая продукт, входивший в состав печенья, творога и прочей еды, продававшейся в Восточной Европе. Госпожа Габина ходила в массажный салон, чтобы улучшить и без того приличную фигуру, и когда она придвигалась слишком близко, доктор Дитер чувствовал специфический запах, свидетельствовавший о том, что жену маслили выжимкой из той же зелёной эвглены.
   - Мы приподнимаемся, - утешал он тоскующую жену,- ещё несколько месяцев, и тебе больше не придётся делать людям рентген.
   - А что я буду делать? – спрашивала Габина.
   Дальше они продолжали мечтать….

   А пока они мечтали, доктор Шлихтер действовал. Собственные слова о германском флаге на Марсе разогрели его фантазию. Шлихтер надумал запустить своих эвглен и на красную планету. Целыми днями он сидел в лаборатории, наблюдая, как организмы реагируют на искусственно созданные марсианские условия.
   - Дохнут. Они тут дохнут. Слишком холодно, - бормотал он, закусив губу. И, приходя домой, срывал неудачу на девушку-арабку. Шлихтер думал, что отправил Насти в один конец, и симпатичная Мариам оказалась кстати.
   

XII

   Клаус мечтал о возвращении на землю и считал дни. Насти относилась к делу ответственней, но тоже без особого желания. Они стали относится друг к другу терпимее, и даже нашли одну общую черту: неприязнь к физкультуре. Прорезиненные костюмы моделировали давление, чтобы в условиях невесомости мышцы не отвыкали от нормального движения. Занятия физкультурой на резинках для растяжки помогали ребятам держать себя в форме. Но к тому же перегрузки были ужасными, и Клаус обливался потом.
   - Вот мы и прилетели, мальчик, - Насти посмотрела в иллюминатор и занесла палец над заветной кнопкой.
   Клаус достал фотоаппарат и замер от восхищения. Венера, бледно-оранжевая, полосатая, походила то ли на персик, то ли на резиновый мячик-попрыгунчик. Она была огромная и приближалась очень быстро; вскоре окружавшая планету дымка рассеялась. Клаус подумал, что поверхность Венеры похожа на шкуру рыжего кота.
   - Сейчас мы совершим оборот вокруг Венеры, - говорила Насти, - а по пути следования выбросим пробирки с микробами. На полюсах задержимся – там потребуется по две пробирки.
   - Как ты определишь, где полюса?
   - Нас будет сильнее притягивать.
    Клаус примостился к иллюминатору. Начиналась самая ответственная часть экспедиции.
    По венерианскому времени станция целый день кружилась вокруг планеты, выстреливая пробирки, которые взрывались в углекислом слое атмосферы. Истосковавшиеся по благоприятным условиям эвглены размножались с чудовищной скоростью.
   Серные облака почернели, словно апельсин пошёл пятнами гнили.
   - Что мы наделали… - прошептал Клаус, выронив камеру, - это же,  преступление вроде нацизма, а, может, ещё похуже…
   - Ну и фантазия у тебя, мальчик, - равнодушно заметила Насти. Но у неё внутри тоже что-то ёкнуло, она оттеснила Клауса от иллюминатора.
   Планета менялась с каждым часом, и изменения были ей не к лицу. Всё происходило так, как рассказывал на конференции Шлихтер. Клаус ничего не понял, но, наблюдая, увидел, как светлую поверхность Венеры покрывает чёрная корка каменного угля.
   - Уголь и сера! Это огромный спичечный коробок!
   - Как же ты учил биологию? – набросилась на него Насти. – Углекислый газ не даст углю гореть!
   - Будем рассуждать, - не спасовал Клаус. – Эвглены продолжают размножаться, поедая углекислый газ и производя кислород. Значит, подушка углекислоты будет уменьшаться, и если сейчас проснётся какой-нибудь венерианский вулкан, вся планета загорится.
   Уязвлённая Насти промолчала. Потеряв счёт времени, они болтались по орбите, питаясь похлёбкой из зелёной эвглены, и наблюдая, как Венера теряет своё лицо.



XIII

   Габине стоило большого труда делать вид, что всё хорошо. Мысль о том, что Клаус где-то в космосе, держала её в истерическом состоянии. А в Зальцбурге она понемногу ошалевала от скуки.
   Доктор Дитер вдел, как ухудшается состояние жены, но трогать её не решался. Он сам переживал за Клауса и очень скучал по нему, но вида старался не показывать. Учёный возился со своими микробами, и у него не всегда выдавалось время побыть с женой. Она хотела вернуться в Берлин, и, спустя два месяца жизни в Зальцбурге доктору Дитеру позвонили из нефтяной берлинской корпорации.
   - Ваши микробы очень могли бы пригодиться при бурении скважин на дне Балтийского моря. Мы придумали поместить капсулу с людьми на дно, чтобы не раздражать соседей. Вы согласитесь работать на нас при условии, что ещё разведете микробы, которые смогут поедать отходы нефтепереработки?
   Учёный поспешно согласился и попросил жену собирать вещи.
   Габина с унылым видом сортировала костюмы и галстуки, думая, что с большим удовольствием уехала бы домой в Петербург. К сорока годам она поняла, что Германия не страна её мечты. Но Габина тут уже закрепилась, так что бросать всё и начинать жизнь в России, было бессмысленно. «Хорошо, что Клаусу в голову не приходит в голову, что мать его такая бессердечная», - подумала она и посмотрела на голубое небо за окном.
 
    Клаус наблюдал за монитором, показывавшим угольно-чёрную Венеру. Ему показалось, что они целую вечность проведут на этой станции. Он смотрел на другой монитор и почувствовал, как шевелятся волосы на голове.
 - Даже если я плохо знаю биологию, то разбираюсь в компьютерах и вижу, что на нас летит метеорит!!!
   Насти обернулась. Её застывшее лицо, обрамлённое развевающееся прядями, стало походить на Медузу Горгону.
   - И мы скоро сгорим?! – прошептала она.

 У Клауса отнялся язык. Застыв, он смотрел на оранжевую точку, через звёзды стремившуюся к Венере.
   - А я вижу, что к нам летит космический корабль, - внезапно объявила  Насти. Она внимательно и взволнованно его высматривала. Клаус не выдержал и подбежал к монитору. На обшивке приближающегося корабля ясно просматривался российский триколор.
   - Надеюсь, они знают, что на нас летит метеорит! – говорила Насти, стискивая кулаки.
   - И они спасут нас, - предположил Клаус.
   Волновались они не долго – капитан корабля связался с ними.
   - Приём, приём! – закричала Насти. – Здесь двое подростков, на нас летит метеорит!
   - Не паникуйте, - ответил капитан по-английски. -  Сейчас я возьму вас на буксир, и мы полетим на землю.
   Дети возликовали. И пока они радовались, русский корабль накрыл их станцию парашютами и направился к земле.


 XIV


   В консервной банке стало тесно и весело, потому что капитан Василий Попов перебрался к ним, а его помощник остался за штурвалом.
   На нервной почве из головы Клауса вылетел английский, и Насти говорила за двоих.
   - Брат и сестра, наверно?  – добродушно осведомился Попов.
   Два голубых и два чёрных глаза в изумлении уставились на него.
   - Похожи вы, –  пояснил капитан.
 Ребята очень обиделись, и Насти буркнула:
   - Да мы ни один тест на совместимость не проходили.
   - Бывает.  - согласился Попов. – Смотрите-ка!
   Они прилипли к мониторам,  и увидели, как метеорит врезается в Венеру. Планета мигом вспыхнула.
   - Хорошо горит, - сказал русский. – И всё вы тут наделали.
   - Мне кажется, я слышу, как она кричит от боли, - пробормотал Клаус.
   - И ради этого мы полгода болтались в космосе?
   - Мы её погубили, - сокрушались ребята.

   - Да не вы её погубили, а те учёные, кто это придумал, -  попытался успокоить их Попов. – Они наверняка и метеорит на вас развернули. Немчура жидится ведь отправлять настоящих космонавтов.
   
   Капитан покинул их, а дети остались наедине с мыслями о преступлении, совершённым над планетой.
   В это время научный Берлин встал с ног на голову. Шлихтер рвал на себе волосы и требовал компенсацию. В секретной службе делали вид, что гибель планеты их не касается, хотя они сами развернули орбиту станции навстречу метеориту. Они продолжали следить за станцией и ужаснулись, когда русский корабль взял её на буксир. Доктор Дитер, только что прибывший в Берлин, тотчас выпытал всё у Шлихтера, который пытался отвязаться, говоря, что у него депрессия.
   Габина уже рассказала мужу про звонок из космоса, а Дитер узнав подробности, уже собирался оплакать сына.
   Про экспедицию узнала и Битти, даже флегматичный Вернер пожалел Клауса, а теперь вся берлинская акдемия наук во главе с Эдмундом Шлихтером и Дитером Ульманом следила за возвращением ребят из космоса.
   Разумеется, Клаус и Насти не знали о поднявшейся вокруг них суматохе и с нетерпением высматривали землю в иллюминаторы. Вид синего кружочка с белыми разводами наполнял их тоской и радостью.
   -
   - Немецкие технологии нам понадобятся, говорил Попов помощнику. Транспортируй наш корабль вместе со станцией в Россию, а там, на луну её запустим. Я с ребятами буду, не оставлять же их одних.
   19 октября капсула с заключёнными в ней Поповым, Насти и Клаусом приземлилась в районе Канарских островов, погрузившись в океан.
   - Мы тут утонем?
   - Почему? Вот сейчас радируем. Нас кто-нибудь найдёт. Всё равно вы на Земле, ребята, тут Канары, одни мы не останемся.

   Действительно, очень скоро капсулу на борт поднял немецкий  круизный лайнер. Изнывающие от жары и безделья пассажиры с любопытством рассматривали подростков в обтягивающих костюмах и огромного мужчину в скафандре.
Из толпы вынырну непримечательного вида человек, в котором Насти узнала работника секретной службы. На больших кораблях они всегда действуют вторыми помощниками капитана. Он оставил Попова на растерзание публики, а детей увёл в каюту.
   - Вы вернулись из экспедиции на Венеру. Это государственная тайна. Ваши родители знают только, что вас отправили на гермообъект. Если возникнут
вопросы, вы должны сказать, что всё это время находились на гермообъекте на дне океана.Произошла авария. Вы экстренно всплыли, и наш корабль вас подобрал. Это официальная версия. Подписку о неразглашении я с вас взял.

   Им толком не дали придти в себя. Как только лайнер зашёл в бухту самого крупного Канарского острова, за ребятами прибыл самолёт, доставивший их в
Берлинский аэропорт.


XV

   Вечером 19 октября Габина и Дитер уже легли спать. У женщины сегодня был день рождения, но они не отпраздновали его. Учёный лежал неподвижно, как уставший морж. Габина посматривала на телефон, лежавший подле неё на тумбочке.
   - Я давно думал тебе сказать об этом, - проскрипел доктор Дитер. Лёжа на спине, говорить было трудно. – Может, заведём ещё одного ребёнка?
   - На тот случай, если Клаус не вернётся? Не-е-т.Ты же знаешь, как я отношусь к детям.
   Некоторое время они молча смотрели в потолок.
   - Ждёшь звонка? – спросил Дитер.
   - Мне кажется, что Клаус уже на Земле. Он должен сейчас позвонить.
   Учёный посмотрел на жену с удивлением. И тут раздался звонок. Госпожу Габину так и подбросило. Она немедленно схватила трубку.
   Клаус стоял у входа в аэропорт, не зная, что предпринять. Насти взяла такси и уехала. Они не попрощались. Был поздний вечер, машин становилось всё меньше и меньше, автобусы проезжали мимо. Клаус мёрз в своем джинсовом костюме. Его номер разблокировали, но заряд на телефоне кончался. И тогда мальчик позвонил матери, чувствуя, что она не спит.
   - Мама, - затароторил он, боясь, что телефон выключится, - я на Земле, я в Берлине, стою у аэропорта!
   - Да,да! – крикнула Габина, - Подожди чуть-чуть   Связь оборвалась. Клаус съёжился и повернулся в сторону, откуда выезжали машины. Становилось всё холоднее. Он ходил по тртуару, с ожесточением потирая покрывшиеся гусиной кожей руки.
   Издалека донёсся рёв двигателя. Клаус вздрогнул. Ему казалось, что он стоит тут уже целую вечность. Одинокая машина приближалась с немыслимой скоростью
   «Неужели это мама за мной едет?» - чуть ли не завопил Клаус, разглядев в свете фар оранжевую обивку и номер автомобиля, который знал наизусть. Казалось, машина летит, едва касаясь колёсами дороги. В Клаусе всё перевернулось, когда машина (да! это моя мама!) затормозила рядом и госпожа Габина втащила сына в салон. Не зная, что говорить, она изо всех сил прижала сына к мягкому бюсту. Мальчик тоже обнял её, не веря, что вернулся – так часто он видел этот сон в космосе
   - Поехали, - сказала Габина дрожащим голосом и включила обогреватель. На ней была  пижама, свитер, домашние тапки и пальто, словно вытащенное из музея истории фашизма.
   - Дитер лежал как тюлень, - объяснила она, - он так и не догадался, что происходит, когда в этом наряде я бросилась к тебе. Ты очень устал?
   - Я,наверно не смогу сегодня заснуть.
   Они ехали так быстро, что фонари сливались в одну огненную непрерывную  полосу на чёрном фоне.
   - Если завтра тебя не задушат в объятьях, считай, что мы не скучали, - грустно улыбнулась  Габина.
   Клаус не слышал её. Его чувства затухли, переходя в сонливое состояние, и придя домой. Он не нашёл сил раздеться и сразу завалился спать.
   

Эпилог



   Утром в квартире Ульманов все ходили на цыпочках, боясь разбудить Клауса. Госпожа Габина поднялась вместе с солнцем, взяла самую большую сковороду и приготовила, как ей казалось, шикарный завтрак – яичницу с брауншвейской колбасой. Доктор Дитер не утерпел и проснулся. Ему хотелось увидеть сына поскорее. Родители нервничали и заглядывали в детскую. Клаус спал как ангелочек. Габина позвала в гости Вернера и Битти. В 10 часов утра женщина уже нарядилась и опять зашла к сыну. Он спал, не меняя позы. Джинсовый костюм скомкался.
   - Ты ещё полежишь? – шепнула она, присев на кровать.
На просыпающегося подростка повеяло смешанным запахом духов, помады и пудры. Он смог ответить только мурлыканьем.
   - Ну, поспи. А я Битти пригласила.
   Клаус подскочил, напугав и рассмешив мать
   - Теперь ты точно не заснёшь! В самый раз, иди, переоденься и умойся. – Она крепко обняла сына, не боясь помять новое платье, и чмокнула его в макушку. «До этого путешествия я не представляла, что он мне так дорог».
   Семья собралась завтракать. Клаус отметил, что за время отсутствия отец, пожалуй, поправился, а мама сильно похудела. Полгода назад она была как венская булочка, а теперь выглядела старшеклассницей.
   - А что ты приготовила гостям? – спросил доктор Дитер, покончив со своей огромной порцией.
   - Мы пойдём в «Конфитюренбург» на Фридрихштрассе и возьмём самый большой торт, - объявила Габина. – А потом в кино, там выпустили «Тёмную башню по Стивену Кингу.
   - А ещё? – спросили два заинтригованных голоса.
   - А я больше пока ничего не придумала, - фыркнула мать.
   Тишину прервал истерический дребезг звонка. Клаус бросился открывать. На пороге стоял Вернер с неизменно строгим лицом, и Битти. Какие-то секунды подростки, онемев, смотрели друг на друга, сверкая глазами от изумления. Тишину прервал радостный визг, и родители, выглянув из кухни, увидели, что Клаус стоит в коридоре с девушкой на руках.
   Смеясь и радуясь, впятером они пошли в кондитерскую. В честь такого события господин Буттерброд сам накрыл стол скатертью и выставил торт с брусникой и ананасами. Правда, бруснику кондитер купил в Белоруссии, подозревая, что она радиоактивная после Чернобыля. "Вот наедятся, и будут ночью светиться", - сдерживая улыбку, подумал Буттерброд.
   Не успели гости поднять стаканы с соком за Клауса, как в кондитерскую ввалился доктор Шлихтер. Мешки под глазами занимали у него половину лица, вид был истерзанный и несчастный. Не спрашивая разрешения, он сел за столик и потребовал себе торта.
  -  Что случилось, коллега? – беззаботно спросил доктор Дитер
   - Вчера приехала Насти, - едва сдерживая слезы, рассказывал учёный. – Она нашла общий язык с моей служанкой Мариам, и теперь они будут пилить меня с утра до вечера. Сегодня утром я узнал, что меня исключили из академии. А потом позвонили из секретной службы и сказали, что всю оставшуюся жизнь я буду читать арабам биологию.

Учёный высморкался, и почти всхлипывая, ломал ложечкой свой кусок. Кондитер, видя страдания клиента, поставил у него под носом тартинку с селёдкой.
   - Что это? – спросил Клаус.
   - Моё фирменное, - гордо приосанился кондитер, - правда, вам молодой человек, это рановато, потому что данное пирожное полагается употреблять с тёмным  пивом.  – И жестом фокусника он выставил перед Шлихтером  банку пива.
   - Ой, да тёмное пиво, оно по крепости как кока-кола! – весело возразила госпожа Габина. – Давайте и нам тоже!
   - Сегодня можно, одобрил доктор Дитер. Он был отмщён.
   Справившись с чувствами, Шлихтер попросился на «Тёмную башню».
   - А потом поедем в парк аттракционов. – прибавил он, - я сяду на какую-нибудь душе-встряску и буду кататься на карусельках.
   Все одобрили, и когда от торта ничего не осталось, доктор Дитер сказал:
   - Что же вы горюете, коллега? Ведь если на Венере остался хоть один микроб, всё начнётся опять. Лет через тысячу.


Конец

26 июля – 10 августа, Санкт-Петербург.