ТРИ МАРША
(рассказ несимпатичного человека)
Посвящается Михаилу Жванецкому
Я вернулся с горячих берегов, неся в себе монолог от третьего лица.
Он прорезался во мне тихой тоской.
Нерешенной проблемой.
Он пытался нависнуть заботой ещё там... в солёных муравах юга,
но ловкий прыжок с последующим обжигом на солнце временно раззабочивал.
Монолог от третьего лица.
Вернее, монолог первого лица, рассказывающего за неё....за третье лицо.
Дубль-монолог.
Двойной виски.
Не слишком перспективно!
Лучше о себе рассказывать.
От себя и о себе.
Просто легче ориентироваться.
Бывал в Париже – пиши про Париж, ну а не бывал, так пиши про «там где бывал» – вот и все заповеди.
Когда – о себе, то сам же себе и свидетель.
Соврать не дашь.
А о другом писать............
А если ещё и о другой....
Тут ведь либо с её собственных слов, либо – по аналогии, а по этой самой аналогии можно, не заметивши, на нет сойти.
Да и «её слова»... что это?
Разве ж мы ведаем правду словами?
Ну а по аналогии – ещё хуже...
Наивные были эти русские классики!
Анна Каренина, Неточка Незванова – всё по аналогии...
по интуиции.... по эпилептоидной команде.
А что они, по сути, знали?
Что, вообще, может знать мужик о женском... устройстве?
Так только... чтоб не промахнуться.
А кому от этого слаще?
Из страха да из самолюбия порешают, что, конечно, слаще всегда ей.
А чем ещё достоинство мужское укрепить, чтобы на пол не выронилось?!
Дави уверенностью!
Где пехота завязла, там танки пройдут.
Может и ошибёмся где-то... не без того!
И пишут классики про баб, и мы их читаем.
Ростова.........
Маслова......
Бетси Тверская........
А что он знал про эту Бетси?
* * *
С моря вернулся, а вслушаться не могу.
Уши югом запробило.
Теперь опять откладывай заботу... вырабатывай стереотип...
Ладно, давай вырабатывать.
Первые три дня уходят на освоение себя, на приведение в порядок механизма личности, напрочь исковерканного гастролью. Приходится свыкаться с обоями, тратить время на разглядывание потолка, примирять себя с жирными пятнами окон.
К исходу третьего дня начинаешь ощущать первые далёкие скрежеты в суставах.
Там, (внутри), прозванивают электроцепи, проверяют аварийное освещение.
Это нетрудно определить по беспорядочно вспыхивающим глазам.
Там, (внутри), готовятся к пуску.
Утром четвёртого дня ты просыпаешься в праздничном настроении.
Сегодня – пуск!
Не досрочный, но и без опоздания.
Пуск сегодня!
Лёгкое недомогание, намекающее на простуду, подтверждает твои радостные предчувствия – сегодня пуск!
Ладно....ещё немножко полежать......
Тихое.
И предметы остановились.
Уже не страшно, что наехавшая кровать отдавит ногу. Стереоаппарат вплюнул первое требование по децибелам
и угомонился.
Там ветер.
И стало, наконец, слышно тиканье часов.
Там ветер.
Вчерашний вечер – не в счёт.
Вчера был дождь, но ты ещё не освоил.....
Ещё заваливало на задние лапы.
Ещё резвило сходить на базар.
Отупение ещё не вернулось... ещё всё интересовало снаружи.
Сегодня машина кряхтит во дворе, как отпетый запорник, но уже безразлично.
Потому что уже проступило тиканье часов.
Многообразие наружных шумов уже сменилось ровным гулом изнутри.
Потому что уже..........
......и уже пришла в голову нелепость затеи.
..........и уже стало ясно, что полное отсутствие тем означает наличие заботы.
забота
проблема
тоска
сознание посредственности...............................
одним словом, внутренний монолог героя.
Её внутренний монолог.
* * *
А ведь и она была когда-то ребёнком!
* * *
Что видел ребёнок?
Она уверяет, что в детстве у неё были ноги исключительной
кривизны.
Так вот, что видел ребёнок на кривых ножках, по ошибке недополучивший пениса и одетый в тоскливое платьице?
Она шнырял по дворам и карабкался по крышам......
Она молотил провинившихся мальчиков......
Она умудрялся провалиться в ту единственную канализационную шахту, на которой отсутствовал люк.
Бегал с собаками.
Резвая, грязнолицая и курносая.
И на кривых ножках.
Ребёнок.
А сегодня – это метр семьдесят женского тела, рвущегося к власти над собственной женственностью. Но когда поднимаешь ей ноги, совсем не видно, что в детстве она перенесла рахит. Да и не до того, честно говоря, если ты пытаешься любить мужчину, категорически не согласного на гомосексуальный контакт.
Хрупкие запястья, ломкие плечи и бедренная несоизмеримость.
И бескомпромиссная борьба за ничью вплоть до уползания за край татами...
............вплоть до удара пяткой в лицо.
Кстати, так она выбила зуб своему первому мужу, которого не любила, (как и второго).
А просто он не с той стороны зашёл.
Эта кобылка тогда ещё честно чувствовала себя жеребчиком,
а жеребчику не заходят с задних копыт.
Да, он зашел не с той стороны.
Хотя, если разобраться, – почему, собственно, не с той?
А с какой?
Он любил и заходил со стороны любви.
Он зашел со стороны любви.
А она?
Она бродила.
Или бродил?
Тогда это было ещё далеко не ясно.
Она бродил по пересохшему асфальту своей юности.
Рослая и уже отягощённая цветением, которого не понимала и не желала знать.
Длинноногое и русое, не знающее своего пола.
Уже красивое, уже томящее, но совершенное «отвяжись!» изнутри.
И конечно одинокое.
Как все запоздалые.
Её опоздание было болезнью и следствием болезни. Те годы, которыми дети женского пола выбегивают случайное своё мальчишество, она пролежала. Острый почечный нефрит, бесконечные праздники головных болей, завершающихся потерей сознания – неполная жизнь сегодня и в ближайшей перспективе полная смерть. (Это персонально родителям).
Она говорит, что помнит бульон.
Банка всегда ждала её на больничной тумбочке в момент пробуждения.
Потом её увезли в Ялту, и болезнь прошла.
На цыпочках, можно сказать, удалилась.
Но всё равно она уже опоздала. Всё происходило с ней позже. Всё не в;время.Она не испытала жгучей ностальгии по первому лифчику, она не вкусила радости первых настоящих платьев.
Она всё ещё бегал с мальчиками, хотя уже и неприлично,
и сомнительно, и никому из сверстниц не пришло бы в голову.
Прыгала со стены.
Она прыгала с портовой стены.
И мечтала жить в Киеве.
Но не выйти там замуж!
А пришлось выходить, потому что не было другого способа избавиться от долговязого парня с неумной фамилией Бурьянов.
А я его понимаю!
Видел и я, как мужчины от неё голову теряли.
Не то чтобы сексбомба, но есть... есть грация и эта ломкость линий в шее и запястьях.
Может вызвать слюнотечение у мужеполого.
Институт был для неё глухо чпокающей деревяшкой.
Что-то искало в ней смысл, что-то билось ответить мечте, а наши институты.......
Тоскливы они и головоноги со всем своим преподавательским составом. Уж это-то я наверняка........
Нет, я его понимаю! И не такие теряли с ней стыд, тихо проклинали себя и своих бабушек, а звали-таки замуж.....
Но она... что увидела она в этом городе?
Или чего не нашла?
Что отвлекло ее глаза от собственной судьбы, которой она так неубедительно распорядилась?
Как восстановить?
Трудно писать о том, чего не знаешь.
Может она потерялась в прожилках каштановых лап, может не совладала в байдарке воображения с крутизной подольских спусков? Может просто засосало её андреевской стремниной и вышвырнуло, заморочив, куда-то в глубочицкую тень? Или на Шулявку закинуло?
Закинуло, должно быть, раз нормальные люди сочли её тайной алкоголичкой.
И вот она стоит под дурацким колпаком венца с этим длинным, не очень свежевыглаженным мальчиком.
Высокая, почти такого же роста как он, налитая, как чуть недоспелый крыжовник и совершенная «отвяжись!».
Стоит и отвязывается.
Но он-то её любил.
Он зашел со стороны любви.
Он хотел её три мучительных года бессмысленных встреч, назначенных и случайных. Три года ожиданий и провожаний, надежд и подавленного бычьего рёва.
Что она?
Где была она всё это время?
В какой самоутробности гнездилась?
Слышала ли нашептывания своих грудей, понимала ли угрожающее молчание лона? Ведь именно им пришлось расплачиваться! Ведь бычий рёв был всего только подавлен.
Может она, вообще, поняла что происходит только тогда, когда уже надо было терпеть, либо кричать от ничем не оправданной боли?
“...а город подумал, – ученья идут...”
Ну... лишают кого-то....подумаешь! Но лишать иллюзий бывшую гимнастку с девственностью неподдающейся и эластичной, как и всё ее дамасское тело – это ведь примерно то же самое, что лечить зубы при Советах. Лишение иллюзий приравнивается к лишению прав.
И он её лишил.
Не просто прав лишил, а представления даже, что это вообще может быть. Он обрёк её... да нет, она сама себя обрекла на пять лет болезненной вынужденности.
Себя и его.
Он был простой хороший парень. Любил своим бычьим собой. Любил как умел. И страдал ужасно, потому что чувствовал этот холодный жим и упругость нежелания всякий раз, как пытался вместе с ней обрадоваться молодости.
А что она делала днями?
Нераспотрошенное нутро тихо стонало от накопившейся жизни. Надутый парус хлопал внутри. Её обдавало солью встречной волны. Она видела горизонт.
Горизонт был натянутым луком, на который почему-то забыли положить стрелу.
Она не знала, и удивлялась, и..... знала.
Знала что-то, чего не ведала и обречена была ещё долго не ведать.....................
Она знала, – будет положена стрела... горизонт ещё выстрелит.
* * *
Да... так что ж она днями-то?
Длинными днями тех пяти незанятых лет, которые она со всей своей негабаритностью провела, скрючившись, в багажнике нелепой супружеской жизни.
А что ж, невостребованный модельер, – это ж не новость для нас, сплошь невостребованных. Да и какие моды в зулусском селении, периодически околевающем от очередного ледникового наезда?
Летом – вышивка крестиком на набедренную повязку.
Зимой – на потёртую набедренную шкуру.
Если, конечно, средства имеются! А в крайнем случае....оно и так набедренное........
Может быть, она спала в эти длинные одинокие дни?
Может спасалась от смерти снами?.........
Трудно писать о том, чего не знаешь, но может быть................ ..................мячиковые подпрыжки......... тыканье носом... мокрым носом.....фикусовые листья ушей.......лапы, залетающие выше морды от распахнувшегося навстречу пляжа......неутомимый бублик хвоста...........
вся звериная нежность, слишком стремительная, чтоб успеть себя выразить.......
............ сладкая шерсть собачьей щеки.....
......ложе слезы от глаза............сам глаз....
он карий и продолжает смотреть на тебя даже тогда, когда оно уже рвёт морду из твоих ладоней.................
может быть
А может ей снилось бормотанье улицы, по которой что-то должно было пройти... прийти... к ней? Какая-то мечта, которой надо будет ответить... наконец ответить, потратиться, спознаться с рабством, измучиться тоской по свободе души, которая душит её уж сколько дней.
А может детство всё ещё донимало её?
Пугало, как глубокая вода, тишиной и безвоздушностью?
...........припадки, ввергавшие во тьму, из которой закономерно возникал бульон с пристёгнутой к нему больничной палатой...... .....отец, просивший пощады глазами, в которых доброта и глупость навеки смешались, расплавленные любовью...(его трогательный идиотизм она давно хранила в сердце, и...как знать.......а вдруг материнское проснулось в ней прежде женского и заслонило женское на целых пол-жизни....заслонило именно потому, что ещё ребёнком познала она страсть защитить более взрослого и более слабого от страха перед жизнью, от обнажающей глупости...от доброты, которая в сочетании с глупостью делает ещё беззащитней... .от конвульсивной деликатности......от матери, наконец............
Наверняка, сковородка не раз пролетала через её сны, пущенная в бедовую отцову голову прицельной ненавистью....той самой ненавистью, которая и подразумевала любовь, навеки связавшую эту решительную и грубую женщину с деликатным и добрым болваном.
Она помнила и ссадину на голове отца, и басовую истерику матери, и собственный свой визг, за которым последовал штатный припадок с нежным отцовским лепетом у изголовья. Он обещал увезти её и себя от этой нехорошей, неправильной мамы, которая была и якорем его, и пристанью, и даже илом, в который зарылся якорь... даже кораблём......даже пассажиром, прибывшим на корабле, то есть, им самим, – так что, в конечном счёте, и сковородкой, пущенной ему в голову. Это он сам летел себе в голову...это он сам пытался себя истребить в шумном отчаянии несовместимости.
“....взвейтесь кострами синие ночи....”
А всё-таки...что она делала днями?
Тосковала по своей собаке?
Читала?
Может она готовилась к вечернему приходу бычьего самого, не сулившему ничего кроме большого желания вкусно поесть, (она научилась соответствовать), большой и чистой любви, (она научилась принимать без видимой стиснутости), и сугубого истязания в постели, (она научилась терпеть).
И опять же...он не виноват!
Он зашел со стороны любви и каждый раз заходил с той же стороны.
Просто он не знал, где именно находится у этой женщины «та» сторона.
Он рубил многометровую стену, а дверь находилась за углом.
Отдадим справедливости, – она и сама не подозревала о существовании двери. Она честно полагала, что устроена без дверей, и только больно было уж очень, когда рубили по живому.
Ну не входит!
Ну как войти, когда не входит?!
бедные дети
Впрочем, при Советах половой несовместимости не бывает!
Не бывает, потому что декретом совнаркома от ........ря ...ого ...да она была отменена.
Отменили и всё.
И перешли к текущим задачам.
А...вот ещё...... днями она слушала свекровь.
Из-за двери, конечно.
Размеренный и расторопный саморазговор, предназначавшийся для просверливания дыр в черепу: вотпривёлвдомничегонеделаетспитдополудняатытутнадрывайся готовьнанихзанеёстирайплюнусегодняжевсёскажухватитпустьлибо
призовётеёкпорядкулибопустьснимаюткомнатуикактамхотят принцесса понимаешьтутнашласькнигичитатьвокносмотреть
«Мы университетов не кончали!» – есть такая гордость у каждого коренного совдепа.
Совокупно со старческим недержанием мочи, которое совпадает с моментом исполнения гимна и подкрепляется пенсионной книжечкой на сороквосемьрублейшестнадцатькопеек и, упаси боже! медалью за отвагу в войне, которой вообще могло не быть – эта гордость и образует тот самый советский патриотизм, которому душевно близка голодная нива, и который заметно нервничает при упоминании о любом образовании, выпинающем макушку над ПТУ.
Питательным желе для произрастания этого патриотического грибка в Совдепии всегда служили демонстрации, очереди длинной в дефицит да коммунальные кухни.
А жилищная проблема решается у нас катастрофически быстрыми темпами вот уже сорок восемь лет, так что немалая толика патриотизма успела перекочевать из коммунальных кухонь в индивидуальные, в которых уже нечем дышать, но ещё можно с натугой выдохнуть – мыуниверситетовнекончали!.........
Вот с этой самой индивидуальной советской кухни и доносилось кряхтящее бурение, нацеленное острием в закрытую дверь спальни, где гнездилось всё её непомерное счастье с бычьим самим.
Впрочем, может и не доносилось.
Может, этого вовсе ничего и не было.
Я ж не знаю.
Так только фантазирую по аналогии.
Но нет...всё-таки должно было что-то быть.
Что-то неладное, какая-нибудь нервность и бледный страх.
Он – бледный страх – тогда проступает на лице, когда лицо противу всех очевидностей знает, что с лицом происходит всё неправильно, что уже давно – под откос, и только потому не видно другим, что откос очень пологий.
Или нет...наоборот...... именно по рельсам, мучительно по рельсам, а надо-то, как раз, под откос, вкос. ..вкось – туда...то есть не туда, в другую...нет..ещё левее и вверх....во-о-о-н туда! Там свет.
А в направлении пути света не собиралось.
Днями она спазматически обнимала пустоту, ранясь об саму себя, а вечером всегда был он, – физический парень, бычий сам, –
полагавший уже навсегда сделанной свою судьбу.
И её.
Не думаю, чтоб она желала иметь от него ребёнка.
Но могла питать надежду в подкрадывавшемся материнстве.
Н-н-не знаю.....
Просто чтобы перестать держать в объятиях пустоту?
Может быть, она умоляла жизнь пощадить?...
....умоляла каштановые лапы Киева, умоляла воспоминания о солёных брызгах Ялты и о розовом шершавом языке своей собаки... умоляла нежного кота с «отчаянными кавалерийскими усами», зачитанного до ветхости в журнальном Булгакове. В каком-то смысле она была трагическим всадником, пятым прокуратором Иудеи – глухая на весь мир за собственную головную боль и носившая где-то под «красным подбоем» чувство судьбы и робкую тоску по благовесту.
Как бы то ни было, Булгаков сопутствовал.
И помогал ей уличать жизнь в подделке.
А может она была Маргаритой?
Странная параллель – Маргарита и Пилат! (Надо будет подбросить литературоведам).
Но судьба отменила собственное постановление.
Материнство подкрадывалось да не подкралось.
Неожиданный грипп,
прерванная беременность,
мертвый плод,
чистка по-советски,
тяжелые последствия,
сломанная гинекология,
функциональное бесплодие.
Я не знаю...но...может быть, именно тогда она поняла, что защищаться от пустоты больше нечем и надо её устранять.
Я не знаю, но может быть.......
Хотя ещё целых два года она прожила по инерции жалости.
Да и куда было спешить?
Сексуальный опыт....о, Господи!... так что о радости с мужчиной не сочинялись даже сны. Терпеть истязания любящего супруга было даже обнадёживающей перспективой. В конце концов, это закаляло привычку.
К тому ж и работа у бычьего самого была командировочная, так что праздники отсутствий компенсировали трудности реального брака.
по инерции жалости
Ведь он зашел со стороны любви!
Она готовила ему еду, нисколько, впрочем, не урезонивая бурового стахановства свекрови.
Господи! Да каково ж оно, жить-то с нелюбым!
И матери каково сердцем ныть, что нелюбый этот – её сын!
по инерции жалости
По инерции жалости её тело регулярно шло в пищу матеревшему на физической работе влюбленному. А ведь телу её вообще не настал ещё черёд.
По инерции жалости дни её продолжали колыхаться ряской, обреченные на прибрежность.
И уже начинались лучшие годы.
Зачем она вышла замуж?
Программа женственности, сработавшая в компьютере возраста?
Но женственность спала.
Традиция?
Может быть......
Пассивность спящего, которого без его ведома переворачивают на неудобный бок.
Не смогла увернуться от ноздредышащего желателя?
Или не искала увернуться, потому что всё равно не знала, что делать с уже имеющейся жизнью?