Добавление к Очерку жизни А. И. Богословского

Анна Богословская
    Предисловие

Работая над написанием мемуаров о жизни моего деда Алексея Ивановича Богословского, я совершенно случайно нашла работу своей дочери, талантливой студентки и будущего историка, под названием "Чистилище" по возвращении на Родину: деятельность проверочно-фильтрационных пунктов и лагерей НКВД СССР и ее итоги" и с ее разрешения рискну познакомить читателей с интереснейшим материалом, представленным в названной работе. Студенткой была проделана колоссальная работа в архивах, а также были изучены работы историков А.Ф.Бичехвоста, И.В.Говорова, Ж.Ю.Гаевской, известного советского военного юриста А.А.Гершензона, рассмотрено Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 29 июня 1956 года "Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей". Возьму на себя смелость вкратце изложить содержание доклада дочери с некоторыми сокращениями.

   

     Введение

В военные годы к массе уже существовавших лагерей различного типа добавилась особая группа лагерей - специальные лагеря для советских военнопленных, которые в 1945 году будут заменены проверочно-фильтрационными лагерями (ПФЛ), предназначавшимися для проверки советских военнослужащих, вырвавшихся их окружения или бежавших из фашистского плена, а также освобожденных советскими  и союзными властями. Согласно наиболее достоверным данным, 4 млн.советских военнослужащих побывали в немецком плену.
   Люди, оторванные от Родины, с радостью получали известия о победах Красной Армии и мечтали вернуться домой. Многие с огромным облегчением и радостью встречали освобождавших их советских солдат и офицеров, которые извещали о том, что скоро они отправятся домой - они еще не знали, что ждет их по возвращении на родину. Другие, наоборот, боялись, что СССР их никогда не примет.
   После освобождения трудности и испытания не закончились: впереди репатриируемых ждала пристрастная проверка в фильтрационных лагерях, свидетельствовавшая о сохранявшемся недоверии к бывшим узникам нацизма. Проверке подлежали и лица, вернувшиеся в Советский Союз, минуя пункты репатриации. Судьба советских военнопленных после фильтрации до сих пор является одним из темных пятен военной истории. Какова была смертность в лагерях для военнопленных, сколько человек не прошло фильтрацию, до сих пор неизвестно.
   Проверку в спецлагерях проходило огромное количество граждан СССР. Вот лишь неполный список их: это и военнопленные, и "окруженцы", и угнанные на принудительные работы в Германию, и граждане, вынужденно контактировавшие с немцами на оккупированных территориях...
   Цель работы - выявить государственную политику по отношению к репатриируемым советским гражданам на завершающем этапе Великой Отечественной войны и в первый послевоенный год. Задачи работы - раскрыть причины и цели проверки репатриируемых, процесс фильтрации и итоги проверки.

    "Тайны" послевоенной репатриации (по работе А.А.Шевякова Социологические исследования, № 8, 1993)

   В своем докладе студентка отмечает, что в последние годы немало даже солидных источников при полном незнании подлинных официальных документов искажают реальные данные и подают в печатных органах так, будто чуть не каждый военнопленный  и гражданский репатриант прямым ходом направлялся в сталинские концлагеря. В своей работе А.А.Шевяков приводит конкретные цифры: "Из числа репатриированных было взято в действующую армию 1 645 266 (из бывших военнопленных - 1 229 928, из числа гражданских призывного возраста - 415 338 человек), отправлено по месту жительства бывших военнопленных, непригодных к воинской службе - 277 634, гражданских лиц - 2 968 153 человека. В распоряжение НКВД СССР на подведомственные ему стройки и для дальнейшей проверки отправлено 338 107 человек (бывших власовцев, полицаев, участников фашистских карательных батальонов - 283 092, гражданских лиц - 55 015).
   А.Б.Суслов в своей работе "Системный элемент советского общества конца 20-х - начала 50-х годов: спецконтингент" рассматривает спецконтингент как отдельную социальную группу советского общества, как системный элемент этого общества со своей спецификой. К спецконтингенту относятся как военнопленные, так и узники проверочно-фильтрационных лагерей.
   Спецконтингент формировался вследствие решения политическим руководством страны двух основных задач: требовалось предупредить появление оппозиции и создать источники мобильной и дешевой рабочей силы. Появление спецконтингента как социальной группы было закономерным результатом выбота Сталиным и его соратниками тоталитарано-мобилизационной модели социально-экономического развития.  Спецконтингент - закабаленная государством группа. Установление зависимости от государства могло оформляться по-разному (наказание за реальные и вымышленные преступления, спецпереселение, мобилизация в трудовую армию и т.п.)
В своей статье автор уделяет внимание правовому положению представителей спецконтингента. Главное - это отсутствие собственности. Для заключенного, трудармейца, узника ПФЛ отрыв от собственности выражался в практической невозможности пользования личной собственностью.
   Исправительно-трудовой кодекс РСФСР (1 августа 1933 - до 1971 г.) не содержал ни положений, ни оговорок о местах лишения свободы, поведомственных ОГПУ поэтому целый сектор пенитенциарной системы оказывался в тени закона, регулировался в основном подзаконными актами. В 19930-1940-е годы издавались приказы, распоряжения и инструкции НКВД-МВД, предписывавшие исполнение наказаний, которые даже противоречили законодательству.
   Правовой статус проходящих фильтрацию определялся инструкциями НКВД, то есть изначально находился за рамками публичного права ("Временная инструкция о порядке содержания в специальных лагерях НКВД быв.военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и в окружении противника" от 13 января 1942 г. и др).
   Произвол царил не только в исправительно-трудовых лагерях, но и в проверочно-фильтрационных. В частности, обыденной практикой являлось массовое избиение узников. Спецконтингент избивался под предлогом отказа от работы, а иногда и без всяких причин. Решительных мер начальник лагеря не принимал, чем дал возможность этим явлениям распространяться. Работники лаготделений считали, что избиение спецконтингента - нормальное явление в лагере.

   К истории создания специальных и проверочно-фильтрационных лагерей для
   советских военнопленных
   
Важнейшей работой является исследование А.Ф.Бичехвоста "К истории создания специальных и проверочно-фильтрационных лагерей для советских военопленнх и организации в них "государственной проверки". В задачи работы входило показать предысторию и историю создания специальных проверочно-фильтрационных лагерей для бывших советских военнопленных, объяснить причины организации И.В.Сталиным и его окружением массовой проверки советских военнослужащих, побывавших в плену или окружении, дать анализ механизма проверки сотен тысяч советских пленных, правовую и морально-нравственную оценку массовой фильтрации военнослужащих, побывавших в плену.
   История ПФЛ тесно связана с историей и традициями советской пенитенциарной системы, основы которой были заложены в первые годы советской власти.
   Говоря об организации специальных лагерей для иностранных военнопленных, А.Ф.Бичехвост дает этому следующее объяснение: "Сталинская система нуждалась в постоянном поиске врага и манипулировании его образом". А согласно утверждению А.Б.Суслова о том, что "любая группа спецконтингента представлялась обществу как враждебная и мешающая строительству социализма" можно сделать вывод о том, что в Советском Союзе существовал и внутренний образ врага.
   Автор приводит поразительное по своей жестокости и правовому беспределу содержание докладной записки Л.Берии, где Берия считал необходимым осудить к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет 4 354 советских военнопленных, побывавших в 1940 г. в  финском плену. "Предавали суду" тех, кого никак нельзя было заподозрить в добровольной сдаче на войне в плен.
   С 1944 года количество спецлагерей, как и количество в них заключенных, начало стремительно расти, что было связано с выходом советской армии на государственную границу СССР, началом освобождения иностранных государств, процессом массовой репатриации советских граждан. "В высших органах государственной власти и силовых ведомствах СССР... пришли к выводу о возможности и необходимости еще более активного использования заключенных спецлагерей в качестве дополнительной бесплатной рабочей силы". 19 июля 1944 г. спецлагеря были выведены из подчинения УПВИ НКВД, передаваясь в ведение ГУЛАГа, а затем на базе Отдела спецлагерей ГУЛАГа был образован Отдел спецлагерей НКВД СССР, в ведение которго входила организация проверки и содержания возвращавшихся из плена советских граждан.

   Трудности возвращения

В своем труде по истории репатриации советских граждан в 1944-1953 гг. "История репатриации советских граждан: трудности возвращения (1944-1953 гг.)" А.Ф.Бичехвост отмечает недоверие к репатриантам, пристрастное отношение к бывшим командирам Красной Армии, попирание нравственных и правовых норм во время проверок. "Такое отношение части сотрудников  спецогранов спецорганов к своим соотечественникам не было новым и удивительным, - считает автор, - Достаточно вспомнить произвол и беззаконие, господствовавшие в стране в 20-е-30-е гг. накануне войны. Истоки того, что подчас творилось в проверочно-фильтрационных лагерях, были заложены именно в этот период".
   Произвол и беззаконие при осуществлении массовой фильтрации граждан ученый объясняет следующими причинами. Недоверие и пренебрежение к людям, попавшим в плен и якобы "благополучно" отсидевшимся там, культивируемое в общественном сознании, развязало руки работникам проверочно-фильтрационных комиссий, освободило их от ответственности за антиправовые действия. Основываясь на воспоминаниях, автор приводит примеры ложных обвинений.
   Неотъемлемым элементом проверки было привлечение репатриантов к трудовой повинности, к выполнению различного рода тяжелых физических работ - на стройках, лесоповалах, в забоях шахт.
   Фильтрация осуществлялась не только в ПФЛ, но часто и по месту жительства.

   Деятельность лагерей специального назначения

В автореферате В.В.Шевченко "Деятельность лагерей специального назначения НКВД СССР в 1941-1946 годах" раскрыты основные положения диссертации. Исследователь сделал упор на изучении отношения государства к военнослужащим, этапов деятельности проверочно-фильтрационных лагерей, изучении спецконтингента.
Один из главных выводов, сделанных автором, заключается в том, что вся система специальных (фильтрационных) лагерей после 1943 года была ориентирована главным образом на хотя бы частичное удовлетворение потребностей различных предприятий и учреждений в кадрах, в особенности - квалифицированных. В качестве рабочей силы использовались как лица, проходящие проверку, так и те, кто ее уже прошел и был направлен в "постоянные кадры". Кроме того, часть бывшего спецконтингента передавалась в систему ГУЛАГа, позволяя решить проблему с охраной лагерей.
   Не только бывшие военнослужащие, но и гражданские лица, относившиеся к спецконтингенту, после окончания проверки не получали права на свободное передвижение. Причину введения этих ограничений автор видит не в политических мотивах, а в  жестких дисциплинарных мерах, отвечавших потребностям экономики страны в условиях военного времени.
   Специальные (фильтрационные) лагеря не только занимали одну из ключевых позиций в системе выявления военных преступников, но и  сыграли значительную роль в обеспечении рабочей силой отдельных отраслей промышленности. При этом правовой и социальный статус спецконтингента был уникален и мало сопоставим со статусом заключенного.

      Судьба советских репатриантов в СССР в 1944-1945 годах

   В.Н.Земсков в своей работе "К вопросу о судьбе советских репатриантов в СССР (1944-1945 гг.) считал своим долгом развеять имевший широкое хождение в западной литературе миф о неких "расстрельных списках", "расстрелах" части репатриантов якобы сразу же по прибытии в советские сборные пункты и лагеря. Автор утвержадает, что не было приведено какого-нибудь бесспорного доказательства, и эта версия целиком строилась на всякого рода предположениях, домыслах и слухах, которые даже косвенными уликами признать сложно.
   Коллаборационисты имелись в сравнительно небольшом проценте в составе советских граждан, оказавшихся за пределами СССР. Подавляющее большинство советских граждан составляли лица, находившиеся в концлагерях, лагерях для военнопленных, арбайтлагерях, штрафлагерях и по месту жительства хозяев. Хотя они и подвергались усиленной идеологической обработке со стороны геббельсовской и власовской пропаганды, но эффект от этого был весьма слабый. Им не удалось привить чувство ненависти ни к советских руководителям, ни к их союзникам. Этих людей, конечно, беспокоила вероятность того, что в случае возвращения в СССР у них могут быть неприятности по фактам расследования жизни и деятельности за границей, обстоятельств сдачи в плен и т.д., но больше всего их волновала совсем другая проблема: зная о негативном и подозрительном отношении руководства СССР к "иностранщине" и к людям, побывавшим в ней, они опасались, что Советское правительство не разрешит им вернуться на Родину. По мнению В.Н.Земскова, эти опасения оказались напрасными. Советский Союз, понесший огромные людские потери, был заинтересован в возвращении перемещенных лиц. Высшее советское руководство задалось целью возвратить их всех без исключения, невзирая на желание части этих людей остаться на Западе. Репатриация была обязательной.
 Всего в распоряжение НКВД в качестве спецконтингента поступило 272 867 человек, из них 46 740 гражданских лиц и 226 127 военнопленных (по состоянию на 1 марта 1946 года).

     Причины и цели "государственной проверки"

НКВД и Государственный комитет обороны почти сразу, с начала войны, взяли на себя обязанность проверки военнослужащих, находившихся в плену или в окружении противника. Судьба военнопленных решалась на основании постановления Государственного Комитета Обороны 31069 от 27 декабря 1941 г. "О мерах по выявлению среди бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и в окружении, изменников родины, шпионов и дезертиров", подписанного лично Сталиным. 28 декабря 1941 года вышел приказ НКВД 3001735 "О создании специальных лагерей для бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и в окружении противника". В самый разгар контрнаступления под Москвой вышло в свет постановление ГКО об обязательном задержании всех находившихся в плену и окружении военнослужащих. За 1941-1942 гг. было создано 27 спецлагерей, однако, по имеющимся данным, их количество уменьшилось до 7.
   Помимо официальной цели проверки - выявления гитлеровских пособников, дезертиров, агентов иностранной разведки, НКВД задался и другими, не лежащими на поверхности целями. Их можно назвать и причинами проверки. А.Ф.Бичехвост считает, что государству нужно было "проверить, как вели себя советские люди, оказавшиеся в экстремальных условиях за границей, дала ли положительные результаты официальная пропаганда, воспитывавшая советский народ в духе превосходства советского образа жизни - то есть проверить на лояльность сталинскому режиму тех, кто хотя бы поверхностно познакомился с элементами западной демократии и иным образом жизни"; кроме того, проверка помогала получить ценную информацию, в том числе разведывательного характера. Фильтранты также могли служить бесплатной рабочей силой: ПФЛ стали еще одним местом ее концентрации, так как проходившие проверку привлекались к работам на различных промышленных объектах. Правда, использование этой силы вело к удлинению сроков проверки в ПФЛ и ухудшало положение спецконтингента.
   Однако все эти причины проверки (помимо использования бесплатного труда) применимы к тем, кому действительно удалось "познакомиться с элементами западной демократии". У интересующих же нас категорий советских военнослужащих, попавших в плен, и "восточных рабочих" не было такой возможности, и тем не менее они тоже проходили проверку и могли быть осуждены. Побывавших в немецком плену заведомо считали изменниками родины и подозревали в антисоветских взглядах, что было, скорее всего, главной причиной проверки. "Вменить вину" могли людям в действительности не являвшимся изменниками родины.
   В работе А.А.Гершензона сказано, что ст.133 Сталинской Контитуции  гласит, что измена Родине - это нарушение присяги, переход на сторону врага, нанесение ущерба военной мощи государства, шпионаж, и эти действия "караются по всей строгости закона, как самое тяжкое злодеяние", за них несется уголовная ответственность. В параграфе 2 брошюры "Понятие измены родине в советском уголовном законе" говорится: "Измена роине может состоять в различного рода действиях, посягающих на внешнюю безопасность СССР... Измена родине может выражаться в действиях, могущих нанести ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности территории". Следовательно, если теперь рассмотреть советских военнослужащих, сдавшихся в плен, и, например, остарбайтеров, надо думать, что они, как "изменники родины", посягали на безопасность СССР или наносили ущерб военной мощи СССР. Но, как видим, эти вещи не сходятся. Дело в том, что закон дает примерный, то есть неполный перечень этих действий: нарушение присяги, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу, шпионаж, выдача военной или государственной тайны. Если сдачу в плен действительно можно квалифицировать как нарушение присяги, и, возможно, военнопленных могли подозревать в выдаче государственной тайны, то как быть в остарбайтерами? Можно ли расценить их угон как "бегство за границу"?
   "Переход на сторону врага является главным преступлением военного времени. Это преступление может выразиться в переходе линии фронта в распоряжение неприятельской армии с целью способствовать неприятелю в его действиях против Советского Союза, передать какие-либо сведения и т.д." Здесь все более или менее ясно и этим положением трудно "вменить" надуманную вину. "Если советский гражданин, оказавшийся на той части территории СССР, которая оказалась временно захваченной оккупантами из гитлеровской банды, поступит на службу к оккупантам, примет на себя какие-либо административные функции или окажет содействие чем-либо немецким оккупантам, он тем самым переходит на сторону врага, является подлым изменником родине". Таковым является и тот, "кто примет на себя подлую обязанность старшины в селе, администратора в городе, чиновника, переводчика или окажет какую-либо иную помощь оккупантам" Здесь также все понятно, если речь идет о настоящих предателях, но ту же вину - работу на врага - можно вменить, если работу, например, в немецких лагерях на территории СССР можно оценить как оказание помощи врагу.
   Из вышесказанного видно, что бывших военнопленных и побывавших в немецких лагерях называли "изменниками родины" скорее условно. Они могли не совершать тех противозаконных действий, о которых сказано в 58 статье, и все равно так именоваться, или быть осужденными по существовавшим в законодательстве "лазейкам", которые позволили злоупотреблять властью по отношению к ним.

      Процесс фильтрации

Сотрудниками НКВД и контрразведывательного управления "СМЕРШ" ("Смерть шпионам", привлечен к проверке с 1943 г.) для выявления шпионов, изменников родины и "антисоветского  элемента" использовался метод перекрестных допросов проверяемых. Поэтому если не было свидетелей того, что, напрмиер, военнослужащий был партизаном, а не сотрудничал с врагом, его не отпускали. Явным нарушением законности, презумпции невиновности исследователи считают использованием провокационных методов допросов в ходе следствия, когда проверяемым задавались вопросы: "Когда вы вышли из плена от немцев, получали ли какое задание?".
В своем письме Рая Толстых (Брянская область), восточная работница, вспоминала: "Радость наша быстро остыла. Нас везде допрашивали целыми днями: зачем вы поехали в Германию работать на немцев? И никто не слушал, что нас, детей, подростков, увезли фашисты, Целый год нас держали в лагере военнопленных... В конце концов меня отправили на лесоразработки в Сибирь. Баржи грузили на Иртыше. Словом, отбывали наказание и в Германии, и в России". Спрашивали так, как будто у людей был выбор, ехать или не ехать "работать на немцев".
   Проверочно-фильтрационные комиссии, в соответствии с приказом НКВД "О проверке и фильтрации освобождаемых нашими войсками советских граждан на фронтовых сборно-пересылаемых пунктах" 14 мая 1945 года, было предписано укомплектовать в декадный срок. Для этого разрешалось сократить количество оперативных работников на пограничных проверочно-фильтрационных пунктах, направив освободившихся работников на фронтовые сборно-пересыльные пункты.
   Проверка должна была проводиться в сжатые сроки, но, как правило, затягивалась до нескольких месяцев.
   "Анкета гражданина СССР, возвратившегося в СССР через границу", которую нужно было заполнить, содержала порядка 30 вопросов, причем среди них были не только ФИО, год, число, месяц рождения, место рождения, адрес последнего места жительства, национальность, родной язык, но и партийность, образование, профессия, наличие судимости и другие. Разумеется, наиболее важными были вопросы о прохождении воинской службы, обстоятельствах пленения и пребывания в местах заключения.
   Для иллюстрации процесса фильтрации приведем воспоминания Б.Н.Старинова, Москва (Андриянов В.И.Архипелаг OST..., с.205-206):
"Нам объявили, что мы должны пройти госпроверку, и для этого нас повезут в Башкирию, где определят степень нашей виновности - каждый получит по заслугам. Нерадостная перспектива ожидала нас, но так как большинство из нас не чувствовали за собой вины, сообщение это не убавило нашего оптимизма.
   После довольно длинного пути (подолгу стояли на разъездах) нас разгрузили на станции Алкино, недалеко от Уфы. ...  В нескольких километрах от станции нас привели в большой лагерь, окруженный колючей проволокой. Вернее было бы назвать его лагерным поселком, так как много лагерей было здесь. Они образовали улицы и переулки, только колючая изгородь да сторожевые вышки говорили об их мрачном назначении.
   Разместили нас в больших землянках с двойными нарами по несколько сот человек в каждой землянке. Каждый день заставляли делать не очень полезную работу, вроде перетаскивания саманных кирпичей, дабы не возникали в безделии черные мысли и расходовалась накопленная энергия, пускай работа и не представлялась полезной".
   "Лагерь этот, конечно, не был сравним с гитлеровским. Но угнетала потеря свободы после возвращения на Родину, ощущение своей беззащитности. Некуда было бежать... Приехали!
...В каждом секторе лагеря работала так называемая госпроверка - много много военных следователей-"особистов". Вызывая на допрос, некоторых водили под конвоем даже  в туалет..."
   "Недели через две вызвали и меня. Оперуполномоченный дотошно допрашивал о всех моих мытарствах. "Имеются ли свидетели, что работал на каторжных работах в плену и совершал побеги?" - спросил он меня в конце допросы, длившегося не один час.
   - Попытаюсь найти, если удастся, - с сомнением ответил я, представив себе трудность поисков в многотысячной массе вернувшихся на Родину товарищей.
   - Постарайся найти - это решит многое, - многозначительно сказал он, отпуская меня после допроса."
Переходя из одного лагеря в другой, репатрианту пришлось искать знакомых, присматриваясь к окружающим - "это было словно на базаре: все ищут или свидетеля своих мучений, или виновника их, или, быть может, просто своего недруга. Всякие были и среди нашего брата..." "Среди нескольких тысяч людей очень трудно было найти знакомых и именно тех, которые тебе нужны", что осложняло ситуацию.
   Даже при перевозке на принудительные работы(в Баку), по свидетельству Б.Н.Старинова, эшелон с репатриантами остановился не у вокзала, а на каком-то полустанке, где их ожидало множество представителей разных ведомств. "Они выкрикивали, надрывая голоса, нужные им специальности и отводили в сторону тех, кто отзывался.
   - Вас прислали сюда, чтобы вы работали там, где нам нужны... - сказали мне".
Поскольку спецорганы тщательно стремились скрыть факты массовой проверки бывших военнопленных в спецлагерях, беззаконий, имевших там место, они принуждали проверявших подписывать подписку о неразглашении всего увиденного и услышанного во время прохождения фильтрации. Так весь произвол и беззаконие маскировались под прикрытием неразглашения "государственной тайны".
   В тексте не произнесенной речи Г.К.Жукова на Пленуме ЦК, подготовленной им в 1956 году, маршил с горечью констатировал: "При решении судьбы бывших военнопленных не принимались во внимание ни обстоятельства пленения и поведение в плену, ни факт бегства из плена, участие в партизанской борьбе и другое. Наши офицеры, попавшие в плен ранеными, мужественно державшиеся в плену, огульно лишались офицерского звания и без суда посылались в штрафные батальоны, наравне с лицами, совершившими преступления".

      Судьба репатриантов после проверки

После прохождения процесса фильтрации нелегко складывалась жизнь у вернувшихся на родину или освобожденных бывших военнопленных и угнанных на работы в Германию восточных рабочих. Мужчин призывного возраста и бывших военнослужащих Красной Армии, не вызывавших подозрений, направляли в распоряжение военного командования.
Гражданских лиц, бывших вне подозрения и не подлежавших привлечению к воинской службе, отправляли по месту жительства, за исключением жителей пограничной полосы (Литвы, Белоруссии, Украины, Молдавии), которых к месту жительства направляли через соответствующие пограничные проверочно-фильтрационные пункты. Лица же, вызывавшие подозрение, но не подвергавшиеся аресту в связи с недостаточностью материала, направлялись по месту жительства с пересылкой личных фильтрационных дел в соответствующие органы НКГБ для взятия на оперативный учет и под агентурное наблюдение. Надзор со стороны МВД и МГБ был установлен за всеми вернувшимися репатриантами, вне зависимости наличия на них компрометирующих данных.
Не сумевших доказать во время проверки отсутствие вины перед родиной и подозреваемых в "сотрудничестве с врагом" людей отправляли в сталинские лагеря.
В.И.Андриянов в книге "Архипелаг OST. Судьба рабов "Третьего рейха" в их свидетельствах, письмах и документах" приводит письмо Владимира Коваленко, свидетельствующее об ущемлении прав репатриантов:
   "Из-за того, что я был угнан в Германию, меня не рекомендовали в народные судьи, не присвоили офицерского звания, хотя я сдал экзамен по артиллерии на "отлично" и на "хорошо" выполнил практическую стрельбу на Яворовском стрельбище. При первой же возможности меня удалили из госаппарата: там не место клейменным.
По правде сказать, я не обижаюсь. Что стоят мои переживания и невзгоды против горя и страданий миллионов военнопленных, замученных в фашистских и наших "родных" лагерях, куда они попадали после возвращения на Родину."
Не нуждаются в комментариях слова Павла Никитовича Дерунца:
   "После освобождения меня зачислили в рабочий батальон, направили убирать урожай, а в ноябре 1945 года призвали в армию, хотя и говорили, что все мы изменники Родины и Сталин нас за это расстреляет. А какой я мог быть изменник Родины в 14 лет?"
   История Алексея Тимофеевича Сапсая из г.Брест показательна с той точки зрения, что дела, заведенные на репатриантов, недаром долго хранились в архивах НКВД - они могли быть использованы в любой момент.
   "В 1959 году я написал заявление о приеме в партию. Коммунисты дали рекомендацию, значит, поверили, собрание первичной парторганизации единогласно приняло - тоже поверили. Потом дело пошло в политотдел соединения. Секретарь парткомисси вызвал меня одного и сказал:
   - Когда во время войны освобождали оккупированную территорию, молодежь немедленно призывали в армию. Давали оружие в бой. Погиб - искупил вину.
(Какую? Думал я, слушая этого демагога.) Остался жив - повезло. Так проверяли преданность Родине.
   А так как я через такое сито не прошел (поскольку не призывался в армию), то принимать меня в партию он не будет. Парткомиссия мое дело не рассматривала. Знала она об этом разговоре или нет, мне неизвестно".
   Печально "классическим" можно назвать рассказ Геннадия Андреева из Санкт-Петербурга о том, что  ждало многих по возвращении домой:
   "Мне было 15, когда увезли на принудительные работы. М тех пор прошло много времени. И чем старше я становлюсь, чем ближе конец жизни, тем острее чувствую обиду. И, если быть откровенным, даже злюсь на ту встречу, которую нам уготовили дома.
   Сталинские "рыцари без страха и упрека" встречали нас как потенциальных врагов. Сначала шли допросы при особых отделах, затем во "Временное удостоверение личности" (его выдавали вместо паспорта) вписывали, что "выдано на основании справки о прохождении фильтрации". Эта справка ограничивала места проживания и передвижения. У многих, в том числе и у меня, жизнь, не успев начаться, оказалась исковерканной. Большинство даже боялись говорить о том, что были в Германии. Трудно, а то и невозможно было поступить учиться, некоторых не принимали в комсомол. Недоверие и подозрительность окружали нас".
  Петр Семенович Герасимов из г.Мариуполь Донецкой области свидетельствовал:
   "Мы возвращались домой. Казалось бы, мучения наши кончились, но не тут-то было. На границе в каждый вагон вошли по два бойца-пограничника с автоматами и, назвав нас изменниками Родины, сказали, что при попытке к бегству будут стрелять без предупреждения. Из Выборга нас увезли в лагерь за колючей проволокой, ule мы проходили так называемую госпроверку. Только в ноябре (такием образом, проверка длилась полгода, если освобождение было в мае - М.Б.) дали мне работу в леспромхозе в Новгородской области. Опять же с клеймом незаслуженным - изменника Родины и без права выезда, Никаких условий жилья, голодный паек".
   Однако, проявляя излишнюю подозрительность в отношении ни в чем не повинных людей, фильтрационные лагеря подчас оставляли без какого-либо наказания коллаборационистов и не чинили им препятствий после окончания войны.
   Короткое письмо Галины Николаевны Мазниченко свидетельствует о том, что фильтрация выявила не всех пособников фашистов:
   "В августе 1945 года я вернулась домой, в родные места, но трудно было там жить, все вспоминалось. Да и люди, которые продавали душу и совесть фашистам, жили там, такие везде пристроятся. Я не могла спокойно жить и видеть их постоянно. Это было сверх моих сил. И я завербовалась на Камчатку, где проработала до пенсии"
   Можно сказать, что судьба репатриантов, изначально сложная, сложилась по возвращении на родину по-разному: часть военнослужащих во время войны снова попала на фронт, определенная часть офицерского состава подверглась репрессиям,  восточные рабочие, представлявшие собой особую группу репатриантов, также претерпели всевозможные трудности.
   Государственная проверка более 5 миллионов граждан была беспрецедентной акцией советского государства, не имевшей аналогов в истории, и потребовала больших материальных затрат и использования следственно-репрессивного аппарата.
   Объявленные государством льготы репатриантам на практике часто не выполнялись, с судьба многих репатриантов-военнослужащих, особенно офицеров, побывавших в немецком плену, оказалась более чем трагичной. Исследователь репатриации А.Ф.Бичехвост утверждает, что "часть из них после длительной проверки в проверочно-фильтрационном лагере была направлена в лагеря ГУЛАГа, при этом ередко необоснованно". Осуждались они по 58 статье УК РСФСР "за сам факт попадания в плен, за то, что выжили в немецкой неволе".
   Нарушение законности при осуществлении фильтрации и осуждение репрессий военного и  послевоенного времени позднее признано в известном постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 29 июня 1956 года "Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей", выражавшем кардинально поменявшуюся позицию государства к бывшим военнопленным. В нем говорится, что "советские воины, оказавшиеся в плену, сохранили верность Родине, вели себя мужественно и стойко переносили тяготы плена и издевательства гитлеровцев. Многие из них, рискуя жизнью, бежали из плена и сражались с врагом в партизанских отрядах или пробивались через линию фронта к советским войскам". В постановлении отмечено, что "в нарушение советских законов по отношению у бывшим военнопленным проявлялось огульное политическое недоверие, широко примнялись необоснованные репрессии и незаконно ограничивались их права. Военнослужащие, выходившие из окружения, бежавшие из плена и освобожденные советскими частями, направлялись для проверки в специальные лагеря НКВД, где содержались в почти таких же условиях, как и лица, содержавшиеся в исправительно-трудовых лагерях.
   Наряду с разоблачением некоторого числа лиц, действительно совершавших преступления, в результате применения при проверке во многих случаях незаконных, провокационных методов следствия, было необоснованно репрессировано больше количество военнослужащих, честно выполнивших свой воинский долг и ничем не запятнавших себя в плену.
   Тем более военнослужащие, совершившие побег из плена или показавшие образцы мужества и стойкости в период пребывания в плену, никак не поощрялись.
   "Органы госбезопасности в послевоенный период продолжали необоснованно привлекать к уголовной ответственности бывших военнопленных, причем многие из них были незаконно репрессированы".

      Заключение

  При организации массовой проверки репатриантов советское руководство задалось целью выявить предателей родины и в то же время возможный "антисоветский элемент". Государство было заинтересовано в возвращении всех репатриантов на родину, но было ли оно заинтересовано в том, чтобы все они успешно прошли фильтрацию? Несовершенство законодательства, попирание правовых норм в проверочно-фильтрационных лагерях, регулирование системы этих лагерей только по директивам высшего руководства позволило назначать наказания в том числе и за вымышленные преступления. Из-за крайне негативного отношения к "иностранщине", презумпции виновности репатриантов как изменников родины, работавших на врага и "отсидевшихся" в плену, как заведомо антисоветского элемента на завершающем этапе войны и до смерти Сталина в советском обществе был создан образ внутреннего врага, мешавшего строительству социализма. Однако этот внутренний враг и во время, и после войны, активно использовался как бесплатная рабочая сила, так как у государства была потребность в квалифицированных рабочих кадрах, ощущалась нехватка трудовых ресурсов для строительства важных объектов. Недаром к трудовой повинности привлекались репатрианты, не помещенные в спецлагеря, а только проходящие проверку. Наряду с тем, что массовая фильтрация действительно помогла выявить военных преступников, были и невинно пострадавшие люди, которым "вменили" вину за вымышленные преступления.
   Результатом проверки стало ущемление в правах даже тех, кто успешно ее прошел. Помимо того, что все прошедшие фильтрацию брались под агентурное наблюдение и их проверочно-фильтрационные дела подолгу хранились и могли быть использованы при необходимости, репатрианты могли быть отправлены на принудительные работы в промышленность, оказывались при возвращении на родину без права на передвижение, без права на проживание в Москве, Ленинграде, Киеве, если утратили там бытовые связи, не могли свободно выбирать место учебы, имели только временное удостоверение с пометкой о прохождении фильтрации.
   Под подозрение попадали также и близкие родственники репатриантов, а "клеймо", оставшееся у репатриантов от пребывания в немецком плену, не только наложило отпечаток на всю их дальнейшую жизнь, но и даже спустя долгие годы  давало о себе знать в общественном сознании.

     Принимая во внимание все вышеизложенное, нетрудно сделать заключение о том, что судьба моего деда, Богословского Алексея Ивановича оказалась крайне сложной после его возвращения на Родину из немецкого плена. Будучи офицером, он, по всей видимости, подвергся длительному процессу фильтрации и был осужден по 58 статье как изменник Родины, что было сделано, конечно же, без всяких на то оснований.
Не желая ставить под удар кого-либо из родных, дед мой никогда не рассказывал о том, что довелось ему вынести. Но как-то раз рассказал он мне о древней китайской пытке: наказуемого сажали под водопроводную трубу, из которой медленно, по каплям, сочилась вода. С головы допрашиваемого сбривали волосы, и вода капала прямо на кожу головы, через какое-то время доставляя человеку невыносимые страдания, а если потенциальный преступник упорствовал признать вину, периодически падающие капли могли раздробить человеку череп.
"Хочешь не хочешь, подпишешь любые показания, даже против самого себя", - сказал мой дед. Помню, что я была сильно удивлена тому, что мой дедушка, почтенный профессор, вдруг начал разговор на не имеющую к нему никакого отношения, странную и неприятную тему.
И только через много лет поняла я горький смысл этих его слов.
Отбыв долгие 10 лет за вымышленную вину, Алексей Иванович Богословский не озлобился и не разочаровался в людях. Он вернулся в горячо любимую им семью и продолжил заниматься делом всей своей жизни, офтальмологией.
    
     Послесловие

   Мы живем сейчас в очень непростое время, когда еще не сформулирована общая национальная идея о том, по какому пути двигаться России, не стихают споры относительно того, в какой период истории страна процветала и при ком из правителей благоденствовала. Я не историк, но к решению этого вопроса я бы подошла с позиций гуманизма, любви к живущим в России людям. Экономический подъем СССР в послевоенное время, с моей точки зрения, в первую очередь был вызван необычайным воодушевлением победившего народа. "Сильный лидер", безусловно, внес свою лепту в  экономику страны, принудив к подневольному труду в лагерях восточных рабочих и бывших военнопленных, наряду с взятыми в плен немцами.
Сколько научных открытий, которые бы пошли на пользу страны, мог совершить мой дед, если бы он вернулся в науку 1945, а не в 1956 году, через долгие 11 лет!
Кому нужно было, чтобы талантливый ученый-офтальмолог добывал руду в шахте Октябрьская, в условиях Крайнего Севера: суровом субарктическом климате с полярным днем и полярной ночью, при которой светлое время составляет лишь 2 часа?
Прошлого не изменить и не исправить его ошибок, однако всеми силами следует избегать их повторения - об этой простой истине хотелось бы напомнить всем, особенно мало информированным сторонникам "сильной руки".
Вряд ли последние будут читать написанное здесь, но все же я отвечу на их возможные вопросы относительно содержания "Добавления к Очерку": Откуда я знаю? Откуда я знаю, что моего деда изощренно пытали по возвращении на Родину, а не в немецком плену?
Отвечая своим возможным оппонентам, соглашусь, что мне действительно нелегко писать мемуары о моем деде как из-за существенной разницы в возрасте между нами, так и из-за того, что дедушка практически не делился воспоминаниями с детьми и тем более внуками, по известной причине. Но помогает мне то, что я полжизни прожила вместе с ним, была его любимой внучкой, с которой он хотел поделиться чем-то очень важным для него, причем сильная потребность поделиться своими переживаниями усилилась у него в последние годы жизни. Да, часто мне приходится воссоздавать прошлое по отдельным запомнившимся фразам, но я не спешу написать чего-либо, не проведя дополнительных разысканий и не обдумав того, о чем собираюсь написать. В частности, о древней китайской пытке рассказал мне дедушка, никак не упомянув того, что сказанное каким-то образом связано с его жизнью. Но я почему-то запомнила его слова, может быть, потому что они были произнесены как-то напряженно, с непонятным мне волнением, да и тема разговора была странной. Знаю, что эту же изощренную пытку использовали и немцы. И все же: надо ли было немцам пытать с пристрастием не военного по виду, носящего очки, воспитанного и знающего иностранные языки русского офицера, вряд ли знающего важные военные тайны хотя бы в силу того, что воевать ему пришлось всего пару месяцев. Необходимо принять во внимание также и то, что в начале войны немецкое командование было убеждено в своей скорой победе над СССР, но в сражениях за знаменитый Ельнинский выступ немецкая армия впервые столкнулась с серьезным сопротивлением русских, что озадачило командование. С моей точки зрения, у немцев просто не было времени 3 октября 1941 года (день, когда мой дед попал в плен) пытать попавшего в плен контуженного офицера. Он чудом не был расстрелян (помогло знание языков) и был отправлен в немецкий плен.
После возвращения Алексея Ивановича Богословского в СССР из немецкого плена была совершенно другая ситуация. Допрашивающим было некуда спешить и они тщательно проверяли всех бывших пленных, причем допросы могли продолжаться не один месяц. Будучи честным человеком, мой дед конечно же упорствовал в признании своей вины, вернувшись на горячо любимую им Родину. Каким образом удалось заставить его признать вину? Для меня это очевидно.