Если это сделает тебя счастливой,
действуй ...
Лиз Бурбо
Белоснежный лимузин медленно поднимался в гору в беспросветной тьме и глуши.
- Туда ли мы едем? – наконец-то изрёк молчаливый шофёр. Было видно, что он недоволен.
- Туда! – сказала она. – Хоть прошло много лет, я помню: наш замок стоял на горе.
И она откинулась на спинку заднего сиденья, старая дама, одетая в шикарное манто и сногсшибательный головной убор. На вид ей было примерно семьдесят лет, но она держала форму, и это говорило о том, что скорее всего она принадлежала к миру богемы.
Да, пятьдесят лет назад она покинула эти края и свой родовой замок. Родителей она тогда твёрдо поставила перед фактом своего отъезда. Они были уже немолоды и потому мудры. «Не задержать!» - сразу поняли они и сказали ей: «Если это сделает тебя счастливой – действуй!»
И она уехала – с гостившим по соседству актёром, ошпаренным её живостью, невинностью и красотой. Родители, отпустив её, долго мучились от любви и тоски по ней. А потом ушли друг за другом - в большом недоумении, почему же им не удалось сделать дочь счастливой в родном, а не чужом краю. Напрасны были их терзания. Ей просто хотелось огней, блестящей жизни, карьеры актрисы, роскоши – ведь цену свою понимала она. Об их смерти она узнала из газет.
Замок с тех пор опустел. Жил ли в нём кто-нибудь, она не знала.
И вот перед теперь уже своей кончиной – а она знала, что ей осталось немного – она решила навестить юность свою, родовое гнездо, где родилась и где прошло детство её.
Тогда, полвека назад, в замке шумно было и многолюдно: у неё было много подруг, у родителей тоже друзья, соседи и родные. Все слетались, как мотыльки на огонёк, – провести прекрасное время, вкусно поесть, потанцевать от души, в парке по цветущим аллеям побегать. Да-да, у них был прекрасный парк, он же одновременно и сад. Был и управляющий всем поместьем, был и лучший в округе садовник. О, как бы хотелось её посидеть сейчас под яблоней в этом саду!
Она открыла глаза. Машина сворачивала на дорогу, ведущую к замку. Через минуту и он показался на холме.
- Генри, - вскричала она, - я уже вижу его готические очертания. Их не сравнить ни с чем! А вот и старинной резьбы ворота. Остановите, Генри, я покажу вам замок и наш прекрасный сад. Ну, что же вы медлите? Побытрее, прошу вас.
- Подождите, постойте, мадам. Мы приехали в полнолуние, и луна покажет нам всё.
И огромный диск луны, выплывший из-за соседней горы, осветил останки того, что когда-то было прекрасным замком: развалины, остовы башен, торчащие из земли, словно верхушки мачт затонувшего на мелководье корабля, пустые глазницы вместо окон... А вместо сада – заросший бурьяном и густым непролазным кустарником затор, через который пройти было уже невозможно. Всему этому яркий свет луны придавал ирреальный, призрачный вид. Казалось, что там, в тёмных провалах окон, мелькают какие-то тени и вопрошают, кто же посмел их покой нарушить в такую чудную ночь.
Шофёр посмотрел на актрису. В свете луны и она являла собой чуть ли не призрак: широко раскрытые глаза на совершенно белом лице. Глаза, в которых и страх, и боль, и ужас застыли. И совершенно неуместна была на фоне развалин разодетость её.
Внезапно она пошатнулась.
- Держитесь, фрау Мириам, я с вами! – и он поддержал её.
- Как могло такое случиться?
- Но вы же не были здесь лет пятьдесят, а замок уже и тогда был довольно стар. После вас – я имею в виду и вашу семью – здесь, видно, никто и не жил, ведь прямых наследников не было?
- Никого! – как эхо, прозвучало в ответ.
- Пойдёмте в машину! К утру резко похолодало. И накиньте манто.
Он посадил её на сиденье, тоненькую, грациозную женщину, к сожалению, он знал, безнадёжно больную постаревшую «звезду».
Она притихла, но по её глазам текли слёзы. Он утешал её как мог. Генри тоже был немолод – лишь на десяток лет моложе. Он пришёл к ней работать очень давно – когда умер её муж, знаменитый режиссёр и антрепренёр. Мужу было всего шестьдесят ... Он вздрогнул: «Боже! Как мне сейчас». А ей в ту пору было тридцать пять.
Нет, муж не был тем актёришкой, который увёз её девчонкой из замка – тот давно уже спился. Да между ними и не было ничего. Её сразу же перехватили другие – те, кто понахрапистее и поталантливее. Ох, как же труден был путь её на пьедестал - он знал и об этом – но у неё был настоящий талант и огромная сила воли. Шаг за шагом она продвигалась вперёд.
Потом повезло. Ей было под тридцать, когда знаменитый маэстро предложил ей руку и сердце. Он сделал всё для её дальнейшей карьеры. И под сорок она стала звездой мировой. Гастроли, поездки, триумфы, бесконечные спектакли и съёмки. Потом удар – не стало мужа. Но она на ногах уже к этому времени крепко стояла.
Иногда она вспоминала о детстве своём и каком-то замке, но Генри полагал, что это какой-то бред наяву, а свет рампы и огни экрана вновь и вновь заслоняли от неё прошлое.
Когда-то она мечтала в свете огней купаться, знаменитой, богатой стать. И стала. В доме у неё всегда было много друзей и поклонников. В вазах круглый год благоухали цветы. Роскошный стиль жизни - и сама, икона стиля и красоты. Она добилась всего, но когда добилась, увидела, что постарела. А потом привязалась болезнь...
И вот Мириам попросила, чтобы он отвёз её в родительский дом, но дома давно уже не было. «Бедная Мириам!» - он оглянулся. Она тихонько спала. Лишь от слёз две полоски оставили след на гриме...
Когда машина остановилась у шикарного особняка, Генри вынес из машины бездыханное тело актрисы, что когда-то звездою была.
«И всё-таки замок принял свою беглянку!» - подумал Генри и содрогнулся: он же сам отвёз её туда...