Самое известное определение истины было высказано Аристотелем и позже принято Фомой Аквинским. Conformitas seu adaequatio intentionalis intellectus cum re – интенциональное согласие интеллекта с реальной вещью или соответствие ей. Иначе говоря, мысль называется истинной (или истиной), если она соответствует своему предмету. Такое толкование называют «классической концепцией истины» (или «теорией корреспонденции», от англ. Correspondence -соответствие).
В ходе развития философии и науки данное понимание вызывало ряд вопросов и несогласий. В философии марксизма выделяют абсолютную и относительную истину, при этом первая познается через сумму вторых. В конце 19 века Ч. Пирс и Дж. Дьюри отождествляли истину с полезностью (философия прагматизма). По их мнению, истинно то, что полезно и приносит успех.
В период классической науки ученые пытались найти универсальные основания знания, не вызывающие никаких сомнений. Доминирующей системой являлась механистическая картина мира. Идеал научности понимался как математически выстроенная модель, а реальным образцом служила геометрия Эвклида.
Принципы механики применялись не только в естественных, но и в социально-гуманитарных науках. Работа Бенедикта Спинозы «Этика», посвященная проблемам человеческой свободы выстроена по математическому образцу. Используя геометрическую систему доказательств (теоремы, леммы), автор постулирует идею о том, что все происходящее в мире имеет причину в боге.
По мере накопления данных становилось понятно, что существуют закономерности, присущие конкретным наука (биология, химия и т.д.). Механицизм объясняет не все. Происходит переход к дисциплинарно-организованной науке. Более того, появление нового эмпирического материала постепенно дискредитирует существующие представления о тех или иных явлениях, возникает вопрос о создании новой теории, что подвергает сомнению идею о единственно возможном описании истины.
В начале ХХ века в рамках философии логического позитивизма встал вопрос о поиске достоверного базиса научного познания. Согласно концепции философов этого направления, «…действительность является совокупностью состояний вещей в окружающем человека мире. Такие состояния (свойства) могут быть эмпирически обнаружены и выражены в элементарных атомарных предложениях, которые были ими названы «протокольными предложениями»» [Философия: Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— 2-е изд., перераб. и доп.— М.: Академический Проект; Трикста, 2004. –С. 629]. Совокупность таких предложений, по мнению позитивистов, и составляет достоверный базис научного знания. Получить его можно опираясь на наблюдение и эксперимент.
Позитивисты также выделяли теоретический уровень познания, образованный при помощи индукции и гипотез. Оба этих уровня (теоретический и эмпирический) составляют научную теорию. Следствия, логически выводимые из общих теоретических положений, проверялись при помощи опыта. Чем больше теоретическое объяснение получало эмпирических подтверждений, тем более обоснованным и научным оно считалось. Такой способ получил название принцип верификации и превратился в критерий демаркации науки и не-науки в логическом позитивизме.
Его несостоятельность заключалась в том, что верификация возможна не во всех областях научного знания (математика, социально-гуманитарные науки). Она стала не всегда доступна с появлением сложного оборудования. К примеру, чтобы проверить данные, полученные при столкновении частиц на адронном коллайдере, необходимо построить свой адронный коллайдер и т.д. Более того, встал вопрос о том, какое количество подтверждений необходимо для того, чтобы заключить, что теория верна. Согласно принципу верификации, высказывание «все металлы – электропроводны» будет истинным, если этим свойством обладает каждый из металлов. Однако в этом случае количество металлов является конечным и проверка возможна. Примером обратной ситуации может послужить знаменитая теория белых лебедей. Достаточно долгое время существовало мнение о том, что все лебеди белые, пока в 1697 году экспедиция Виллема де Вламника не обнаружила в западной Австралии популяцию черных.
Эту проблему попытался решить философ и социолог Карл Поппер. Поскольку часто научные теории относятся к бесконечной или малоисследованной предметной области, установить ложность общего высказывания может быть гораздо проще, чем искать всю совокупность подтверждающих фактов. Для этого необходимо найти всего один пример, противоречащий общей теории. По мнению Поппера, научное знание является описанием природы, стремиться стать истинным, однако эта цель не может быть достигнута, с его точки зрения критерия научной истины не существует.
Поппер предлагает заменить принцип верификации принципом фальсификации. Теория требует не обоснования эмпирическими фактами, а проверки и опровержения с их же помощью. Согласно данному принципу, каждое научное обобщение потенциально фальсифицируемо. При этом чем больше попыток опровержения оно выдержало, тем более устойчивой является теория, тем более она сохраняет статус временной научной истины. Если утверждение не выдержало проверок, его стоит решительно отбросить. Действия по его спасению ведут к догматизму и реабилитации ложных теорий, считает философ.
Принцип, выдвинутый К. Поппером, носит скорее нормативный характер, в реальности же ученый, столкнувшись с эмпирическими опровержениями, не будет отказываться от своей теории, а будет, скорее искать причину конфликта эмпирического и теоретического уровней. Будет искать возможности изменения некоторых параметров, спасать теорию.
Томас Кун – американский историк и философ – создает концепцию философии науки, не оторванную от научной и социальной реальности в историческом и современном контексте. Ключевым понятием в его философии является понятие «парадигма». Носителем и разработчиком научной парадигмы является научное сообщество. «Парадигма — это то, что объединяет членов научного сообщества, и, наоборот, научное сообщество состоит из людей, признающих парадигму» [Кун Т. Структура научных революций.— 2-е изд. - М., 1977.— С. 229].
Так или иначе, в процессе накопления нового знания появляются данные, противоречащие существующим представлениям. Когда их накапливается слишком много, возникает потребность создания новой теории. Такой процесс Томас Кун назвал научной революцией. В случае необходимости пересмотра фундаментальных основ научного познания происходит глобальная научная революция или смена научных парадигм.
При этом старая теория не перестает существовать. Она может быть использована для объяснения некоторых явлений, в тех сферах реальности, в которых это приемлемо. Ньютоновскую механику до сих пор изучают в школе, хотя наиболее достоверной является теория относительности Энштейна. Дело в том, что механика Ньютона по-прежнему работает, но только на малых скоростях.
С этой точки зрения, научная истина носит конвенциональный характер. Физика Аристотеля утверждала, что тяжелые предметы стремятся вниз, и это являлось истиной. 300 лет назад ее сменила ньютоновская сила всемирного тяготения; а уже в начале ХХ века Эйнштейн выяснил, что тела скользят по геодезическим линиям пространства-времени. И это тоже стало новой истиной.
Таким образом, научная истина – объяснение действительности, наиболее устраивающее научное сообщество в конкретный временной промежуток. Член Комиссии РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований Александр Сергеев в своей работе «Проблема практической демаркации науки и лженауки на российском научном поле» использует термин «научный мейнстрим». Научные постулаты могут быть подвержены сомнению. В случае появления новых данных научные теории пересматриваются, а иногда пересматриваются и основания всей науки.
Возникает закономерный вопрос, если абсолютной истины нет, а есть всего-навсего соглашение определенной группы людей, почему мы должны оказывать науке доверие?
По мнению польского социолога Петра Штомпки, доверие всегда связано с неуверенностью относительно будущего. Если бы наши прогнозы всегда исполнялись, оно бы потеряло смысл. «Доверие является залогом, принимаемым на будущие неуверенные действия других людей» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 80].
«Доверие — это уверенность плюс основанные на ней действия, а не только сама уверенность. Доверие – это понятие из области активного дискурса. Доверие — это особенный, человеческий помост в неизвестный будущий мир, в котором центральную роль играют другие люди» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 82].
Кому мы верим, говоря о доверии к науке?
Доверие всегда принадлежит к человеческому, гуманитарному, а не природному дискурсу. Иначе говоря, его можно оказать человеку или группе людей, а не обезличенному предмету. Полагаясь на технику, например, на самом деле мы оказываем доверие тем людям, которые ее изобрели, проверили экспериментально, а также соблюли все меры безопасности при сборке и монтаже.
«Доверяя знаниям, мы, в конечном счете, верим при этом действиям ученых, которые совершили какие-то открытия (верим, что они действовали серьезно, были правдивыми, добросовестными, самокритичными, располагали доказательствами, подтверждающими их утверждения, и рассуждали в соответствии с принципами логики). Мы оказываем доверие также и научной методике: определенной процедуре, способу создания знаний, который считается наилучшим среди других (таких, как откровение, интуиция и вера). Но и здесь снова то, чему мы в конце концов верим, — это действия исследователей (что они проводили исследования профессионально, скрупулезно, в соответствии с принятыми стандартами доказательств, используя самые современные методологии)»– отмечает Штомпка [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 392].
«Доверие к науке можно редуцировать до доверия к действиям ученых: исследователей и организаторов научной жизни, которые вместе создают научную среду» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 393].
Назовем несколько причин, по которым мы можем доверять научному сообществу.
1. Практическая эффективность.
Трудно спорить с тем, что научные достижения существенно изменили наш мир за последние столетия. Именно благодаря науке увеличилась средняя продолжительность жизни, появились высокотехнологичные средства транспорта, существенно увеличилась скорость коммуникаций и т.д. Наука работает, и доказательства этого можно увидеть повсюду.
При этом главной целью науки всегда было познание действительности, а не прикладное применение знаний. Как отмечает Штомпка, доверие всегда относится не только «к конкретному лицу (А доверяет В), но и к определенному действию (А верит, что В сделает X)» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 393]. В случае науки, Х – это стремление к истине. Логично заключить, что то, что истинно может иметь практическое применение, в то время то, что фальшиво такого применения иметь не будет. И, несмотря на то, что абсолютной истины в науке не существует, законы, которые помогают объяснять реальность (хоть и временно) и делать прогнозы, имеют широкое практическое применение и преобразуют наш мир. Следовательно, если наука и не познает абсолютную истину, то, по крайней мере, стремится к ней и успешно доказывает это.
2. Научная этика.
До ХХ века научная этика оставалась на высоте. В значительной мере она является наследницей британского джентельменского общества (XVII-XIX вв). В то время ряд состоятельных и образованных людей интересовался той или иной научной областью. Добиться серьезных успехов на научном поприще в это время еще можно было в одиночку. «Мотивы джентльменской чести трансформировались при этом в особый род щепетильности, которая и стала фундаментом научной этики» [Сергеев А. Проблема практической демаркации науки и лженауки на российском научном поле. URL: http://klnran.ru/2015/10/demarcation/.]. Залогом соблюдения этических норм являлось общественное положение ученого, от которого напрямую зависело его благосостояние.
Р. Мертон выделяет 4 основные нормы научной этики. Норма универсальности требует, чтобы наука была объективной. Утверждения ученого не должны зависеть от личных или общественных атрибутов (раса, национальность, религия, класс и пр.) Норма общности постулирует идею о том, что научное знание является общественным достоянием, а не личной собственностью автора. Норма бескорыстия требует отказа от личного удовлетворения от открытия «истины» в угоду внешним интересам всего общества. Четвертая норма (организованный скептицизм) требует беспристрастного анализа с позиций эмпирических и логических критериев. Каждая работа подлежит критическому анализу другими учеными.
В начале ХХ столетия в науку пришли большие деньги, и прежние механизмы этической регуляции перестали работать. Это послужило одной из причин появления лженауки. Постепенно этическое регулирование стало переходить в юридическую плоскость. В России такой переход заметно запаздывает, что вероятно связано с тем, что у нас долгое время наука не была подвержена коммерческому давлению.
Вышеприведенные нормы научной этики в больше степени относятся, к периоду так называемой «академической» науки (XVII – 2-я половина ХХ века). «В период «постакадемической науки» мы являемся свидетелями эрозии доверия. Возникает вопрос: почему? Мы видим причину в том, что нормы научной этики Мертона обходятся или подвергаются ослаблению, а признание достижений со стороны других ученых уже не является для исследователя главной наградой. Пять изменений, которые недавно произошли в науке как институции и как научной общественности» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 404].
1. Фискализация науки. Поиск средств на дорогие исследования приводит к зависимости науки от внешних органов, что вредит норме универсализма.
2. Приватизация науки. Исключительные права пользования результатами научного знания противоречит норме общности Мертона.
3. Коммерциализация науки. «Изменения, происходящие в этом направлении, подрывают условия бескорыстия и организованного скептицизма Мертона» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 405].
4. Бюрократизация науки. Исследователи посвящают массу времени занятиям, не связанным с научной и творческой деятельностью (планирование затрат, подготовка рапортов, написание проектов и т.д.).
5. Снижение эксклюзивности и автономности научной общественности. «Открываются ворота «башни из слоновой кости», начинается перетекание людей в обоих направлениях. В научное сообщество проникают политики, администраторы, маркетинговые эксперты, лоббисты, и все они руководствуются интересами и ценностями, отличающимися от бескорыстного стремления к истине. И наоборот — ученые оставляют научное сообщество и принимают роли политиков, администраторов и менеджеров. Они используют свою академическую квалификацию в политической борьбе или в маркетинге, подрывая, таким образом, престиж науки и свой авторитет как ученых. Приостанавливается норма бескорыстия и универсализма Мертона» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 405, 406].
Однако, несмотря на указанные изменения, идеалы академической науки не потеряли своей актуальности и по-прежнему служат моральным ориентиром для ученых. Основания классической науки более утопичны, но никто не отрицает необходимости стремления к идеалу. В некоторых странах этическое регулирование постепенно стало переходить в юридическую плоскость.
3. Наука саморегулируема
Единицей научного знания является научная статья, в научном журнале достаточно трудно опубликовать недостоверную информацию. Статьи, претендующие на публикацию, проходят тщательную проверку, при этом автор, как правило, не знаком с рецензентами. Они, в свою очередь, являясь специалистами в определенной области науки, проверяют корректность выполненных автором исследований. Разумеется, на этом этапе трудно учесть все нюансы, и недостоверные данные могут быть опубликованы. Если исследование не сильно важное, скорее всего, на этом все закончится. В противном случае, на него обратит внимание гораздо большее количество ученых, чем два-три человека (рецензенты). Выявив методологические или иные ошибки, они обратятся в редакцию. Если статью признают недостоверной, она останется в журнале с пометкой RETRACTED и ссылкой на разбор и пояснение ошибок. Статью также могут не отозвать, а дополнить ссылками на критические разборы.
Возможны ситуации, когда в разных исследованиях одной и той же темы получились не вполне одинаковые результаты. В таких случаях более достоверным источником систематические обзоры (метаанализы) – «работы, авторы которых собирают в кучу 50 исследований одной и той же проблемы и формулируют общие выводы» [Казанцева А. В интернете кто-то не прав! Научные исследования спорных вопросов. – М: Corpus, 2016. – С. 226].
Доверие в науке необходимо и внутри сообщества. Часто ученый является специалистом узкой направленности, тогда как многие значительные открытия делаются в смежных областях. Никто не в состоянии проверить все исследования, проведенные другими, что приводит к необходимости принимать полученные результаты на веру. Доказательство Abc-гипотезы, предложенное Синъити Мотидзуки, занимает несколько томов и до сих пор никем не проверено. Даже если кто-то возьмется за эту работу и установит, что доказательство верно, есть вероятность, что и этот ученый допустит ошибку. Теорема Пифагора проверялась тысячи лет разными учеными и на сегодняшний день уже не вызывает сомнений.
Накопление знания возможно только тогда, когда ученые доверяют предшественникам, считает Мертон. «Если бы мы сейчас начинали все с нуля, то нам пришлось бы еще раз высекать огонь и изобретать колесо» [Штомпка П. Доверие – основа общества. – М: Логос, 2012. – С. 395].
Краткие выводы:
1. Научная истина – объяснение действительности, наиболее устраивающее научное сообщество в конкретный временной промежуток. Научные постулаты могут быть подвержены сомнению. В случае появления новых данных научные теории пересматриваются, а иногда пересматриваются и основания всей науки.
2. Наука имеет высокую практическую эффективность, что повышает уровень доверия к ней.
3. Научное сообщество за многие годы выработало стратегию страхования от рисков фальсификации.
4. Идеалы академической науки не потеряли своей актуальности и по-прежнему служат моральным ориентиром для ученых. Основания классической науки более утопичны, но никто не отрицает необходимости стремления к идеалу.