Побег - 2.
…Проводница скорого поезда «Воркута – Москва» Таня Краева была сердобольна и доверчива. Эта вечная доверчивость уже не раз подводила Таню, однако, сколько её ни «учили», девушка по-прежнему оставалась добрячкой.
-Ну не все же люди подлые,- говорила она, отбиваясь от наседающих на неё товарок, убеждённых, что никому в этой жизни верить нельзя.- В каждом человеке есть что-то хорошее. А уж если кто решается на нечестный поступок, значит, у него просто нет выхода…
«Я-то знаю, как это случается»,- мысленно добавляла она, всякий раз прикидывая чужую судьбу на себя и на своё недавнее прошлое.
Да,она никогда не забывала, как в один чёрный день, спасаясь от побоев и насилия отчима, убежала из дома и почти неделю скиталась по чердакам и подвалам, умирая от голода и тоски. И когда ей уже стало невмоготу, и она была готова на что угодно, ей случайно повстречалась душевная женщина.
Это была Анна Андреевна Сухова, проводница одного из поездов дальнего следования, только что вернувшаяся из очередной поездки. Увидав голодный блеск в очах девчонки и, словно бы почувствовав её отчаяние и решимость что-то украсть, Анна Андреевна схватила её за руку и увела к себе, в проводницкий резерв. Там, слегка покормив (много есть не позволила, чтобы не заклинило кишечник) и напоив чаем, уложила бродяжку на старый клеенчатый диван и укрыла своей форменной шинелью.
-Отдохни, успокойся, а потом поговорим. Эх ты, пигалица моя, непутёвая… глупенькая!..
Через час, выслушав с подругами несвязный, горький рассказ, то и дело прерываемый внезапными всхлипываниями, и наплакавшись вдоволь над чужой судьбой, Анна Андреевна просто, как само собой разумеющееся, сказала:
-В общем, так… поживёшь пока у меня. А с твоими паразитами мы разберёмся.
Бывшая детдомовка, отчаянная голова, Анна Андреевна слов на ветер не бросала. Спустя несколько дней, перед новой поездкой, навестила пропойную мать и отчима Тани, и уж как там разговаривала и что предприняла, неизвестно, но вернулась домой с Танюшкиными документами и нехитрой затасканной её одежонкой .
Ну а затем было железнодорожное ПТУ, отлично выдержанный экзамен и распределение в проводницкий резерв к Анне Андреевне, ставшей к тому времени бригадиром поезда. И уж тут-то, под руководством любимой наставницы, Таня расстаралась и показала себя. Пассажиры просто млели от удовольствия, видя, как красивая расторопная девушка то обносит их чаем, то снабжает газетами, а то просто наведывается, интересуясь, всё ли у них в порядке и не нужно ли кому-то чем-то помочь.
Анна Андреевна нарадоваться не могла, слыша добрые отзывы о своей подопечной, в которой видела не только подчинённую, но, кажется, и будущую сноху. Женька, сын, вернувшись из армии, как увидел Татьяну, так и заболел. Чего только не делал, чтобы ей понравиться. И она к нему вроде была неравнодушна. И всё чаще заставала их вместе Анна Андреевна, чутким материнским сердцем понимая, что дело потихонечку движется к свадьбе.
Была ночь. Пассажиры спали. А Таня сидела в своём полутёмном служебном купе, слушая рассказ старого железнодорожника, едущего на похороны любимой дочери. Попросился он к ней в вагон на предыдущей станции, стоял сгорбленный, несчастный, суетливо оглядывающийся. И его жалкий вид, и торопливое бормотанье о какой-то аварии и гибели дочери вызвали неподдельное сочувствие девушки. Билета у старика не было, и он смущённо совал ей в руку измятые ассигнации, умоляя войти в положение и подвезти.
Понимая, что если его обнаружат, то опять не обойдётся без выговора и нотаций, Таня, тем не менее, старичка приняла, разрешив ему устроиться в своём купе. Напарница её, свободная от смены, отдыхала в соседнем вагоне у подруги, и старик мог некоторое время ехать без опаски, а уж как дальше получится, дорога покажет. От его жалких рублей Таня отказалась. Никогда не шла на сделки с совестью, творя добро бескорыстно, по велению и потребности души. А узнав, что у женщины, погибшей в автокатастрофе, остались без присмотра двое сирот, сама расплакалась и, невзирая на возражения, сунула деду несколько десятирублёвок. После этого, оставив его, потрясённого и задумчивого, она ушла в купе-буфет готовить утренний чай.
Именно там и застала её опергруппа, проводящая досмотр экспресса. Возглавлял её знакомый лейтенант Буркалов, неоднократно сопровождавший состав до Ярославля.
Буркалов был молод и, главное, холост, на что, то и дело намекал Татьяне. Он и в поездки- то напрашивался в основном ради неё, иногда почти всю смену проводя в её вагоне. И сейчас, обойдя с помощниками все купе и не обнаружив ничего подозрительного, лейтенант подсел к девушке, перетиравшей стаканы, и вновь завёл разговор о своих сердечных чувствах.
Таня только улыбалась, слушая его. Лейтенант разливался соловьём весенним. Сердцеед он был отменный, знал тонкие подходы, да только сердце девичье было уже отдано другому.Повздыхав и посокрушавшись о неразделённой любви, Буркалов поднялся и, уже стоя в дверях, поинтересовался, куда девалась сменщица.
-У Марии заседает. Они ж неразлучные.
-А у тебя в купе пусто?
-Ну а кто там может быть?- пожала плечами Таня, не желая выдавать себя и тревожить старика, который уже, вероятно, заснул.- А в чём дело? Чего вы такие нервные?
-Да из колонии бежал опасный преступник!- раздражённо откликнулся лейтенант.- Так что ты на всякий случай будь настороже.
-Молодой,или старый?- тревожно вскинулась она.
-Молодой… тридцатилетний. И говорят, вооружён.
-А-а,- Таня вздохнула облегчённо. Старикан в её купе под эту категорию не подходил. А, следовательно, и говорить о нём было необязательно.- Хорошо, буду помнить. И если что, сразу дам знать. Ну а ты заходи, всегда тебе рада.
-Рада-то рада, да не так, как мне хочется,- огорчённо вздохнул Буркалов.
И сдвинув шапку на затылок, вышел из купе, присоединившись к двоим сержантам, поджидающим его в тамбуре.
За окном проносились ночные леса, спящие деревеньки, разъезды, станции, на которых «фирменный» не останавливался. Время от времени то из одного, то из другого купе выходили пассажиры в туалет, или покурить. А затем снова коридор пустел, наступала тишина, лишь стучали колёса и, как огромная колыбель, скрипел и покачивался летящий вагон.
Чувствуя, что её одолевает дрёма, и она может пропустить очередную остановку, Таня неожиданно решила проверить, как себя чувствует её пассажир. Осторожно открыв дверь своим ключом, она остановилась в недоумении.
Старик, не слыша скрипа двери, стоял к ней спиной и бесцеремонно копался в вещах её и сменщицы.
-Это что же за ревизия?- нараспев, недоуменно спросила она и вздрогнула, похолодела от направленного на неё обжигающего, таящего угрозу, молодого взгляда.
Сердце её на мгновение замерло, в горле запершило и стало давить.
«Господи!- в ужасе подумала она.- Это не старик! Это загримированный…»
Тут же вспомнив предупреждающее сообщение Буркалова, Таня поняла, что влипла серьёзно. Однако постаралась взять себя в руки и, изо всех сил стараясь казаться беспечной, хотя кровь с лица отхлынула, и тело ослабело, улыбнулась понимающе.
-Вы, наверно, голодны и хотите есть? Так я сейчас принесу, у меня там… в буфете…
Она повернулась к выходу, но «старик» грубо и решительно схватил её за руку.
-Никуда ты не пойдёшь, а останешься тут!
Некоторое время он глядел на неё так, словно раздевая своим взглядом и готовясь к чему-то. И от этого похотливого, бесстыжего взгляда Таня прижалась спиной к стене и, дрожащими руками прикрывая грудь, мысленно взмолилась, чтобы кто-то пришёл на помощь.
В коридоре послышались чьи-то шаркающие шаги. Кто-то неуверенно потоптался у двери, и «старик», резким жестом приказав Тане молчать, настороженно и хищно застыл, прислушиваясь. Как-то странно вывернув руку из-за спины, он отвёл её в сторону, и девушка чуть не вскрикнула, увидав зажатый в ней тяжёлый наган.
Сомнений больше не оставалось. Именно об этом типе говорил лейтенант, и именно его своим глупым укрывательством спасла от неминуемого ареста Татьяна. Слёзы невольно застлали её глаза, и фигура преступника стала расплываться, двоиться, становиться огромной.
Наконец, видимо, успокоившись, бандит наклонился к ней и свистящим шёпотом спросил:
-Сколько ещё до Ярославля осталось?
Таня снова вздрогнула и, быстро утерев слёзы, взглянула на свои наручные часики.
-Минут сорок. А стоянка двадцать минут.
-Хорошо. Только мне это ни к чему. А менты ещё появятся? Как ты думаешь?
-Несомненно,- кивнула она, хотя вовсе не была уверена в своих словах.- Перед каждой большой станцией они вновь всё обходят. Наша линия северная, тут всякое бывает.
-Значит, мне нужно выйти пораньше,- процедил бандит.- И ты мне в этом поможешь.… Откроешь дверь.
-А вы что… хотите воспользоваться стоп-краном?- притворно удивилась она. – Так вас сразу обнаружат, далеко не уйдёте!
-Ишь ты, как забеспокоилась,- усмехнулся «старик».- Небось, шкурка-то своя всего дороже? Как узнают, к о г о ты к себе подсадила, так тотчас и потянут по всем инстанциям. Ну да ладно, не дрейфь, я дядя добрый. Хотя надо б тебя трахнуть, но времени нет… В общем, ты меня не видела, я тебя не знаю. А сболтнёшь что-то лишнее, и на том свете найду!
-Да вы что, вы что?- замахала руками Таня, радуясь, что бандит не собирается её трогать.- Что я враг себе, что ли? Понимаю, не маленькая… можете быть спокойны.
-Ну а раз понимаешь, тогда пошли… Дверь в тамбуре откроешь, я там выпрыгну. Но смотри, никому…- Он осторожно отодвинул дверь и выглянул в коридор.- Всё спокойно… Давай топай, да без шуток! А не то…- Тускло блещущий воронёный ствол нагана угрожающе упёрся девушке в низ живота.- Э-эх, хороший товар пропадает!- прошептал бандит и свободной рукой провёл по её грудям.- Повалял бы, потискал, да не та обстановка. Но ты жди, мы ещё встретимся, я тебя запомнил! И уж тогда побалуемся, наверстаем упущенное…
Таня, задыхаясь от омерзения и ненависти, молча, терпела его прикосновения.
«Только бы не сорваться, только бы себя не выдать. Терпи, терпи, дурёха! А потом сразу к Буркалову, и этот гад не уйдёт…»
Опасливо взглянув в напряжённое лицо "старика", словно пытаясь его запомнить, она вдруг улыбнулась непроизвольно.
-А у вас ус отклеился! И вот-вот оторвётся…
-Да?- бандит отпустил её и повернулся к зеркалу.- А, чёрт, верно! Ну да хрен с ним, сейчас не до этого!
Суетливо схватив её сумку с вещами, он, подталкивая Таню дулом нагана, выскочил вместе с ней в коридор.
-Если что-то случится, ты – моя заложница! И уж будь уверена, я тебя не отпущу… А теперь поспешай! Живее, живее!
Почти бегом они выбрались в тамбур, и Таня, остервенело подгоняемая бандитом, дрожащими руками открыла входную дверь и откинула железную подножку.
«Старик», вплотную приблизившись к ней, высунул голову наружу и огляделся. Таня покосилась: нельзя ли его вытолкнуть?- но он цепко держался за поручень.
Поезд, между тем, неожиданно замедлил ход, и это сразу встревожило бандита.
-Что случилось? В чём дело? Почему мы останавливаемся?
-Да тут насыпь высокая,- сдавленно прошептала Таня.- Потому и ход сбавляют, соблюдая осторожность.
-А-а,- как-то криво, по-волчьи, осклабился «старик». - А теперь прощай, милая! Продашь ведь, сука…
Не окончив фразы, он рукояткой нагана изо всей силы ударил девушку в висок. Затем, придержав сразу обмякшее безвольное тело, установил его на ступеньке и ударом ноги столкнул под откос.
Спустя несколько минут вдалеке показались, переливаясь и сверкая, набегающие огни города. Промелькнул семафор… Побежали первые дома окраины… Рельсы раздваивались, расходились, разветвлялись от стрелки к стрелке, от колеи к колее.
Сорвав с губы болтающийся на ветру ус, «старик» сунул его в карман. Затем, встав на подножку и, резко оттолкнувшись от неё, спрыгнул на землю. Несколько метров он пробежал по инерции и. зацепившись ногой за ногу, грохнулся лицом вниз, успев в последний момент выставить перед собой сумку, которая значительно смягчила удар.
Лёжа возле рельсов, гудящих, подрагивающих, он дождался, когда поезд проехал мимо, приподняв голову, огляделся и, не заметив ничего подозрительного, вскочил, и прихрамывая и матерясь , быстро растворился в темноте…