“Now when i’m at my funeral
i feel so free”
Dark Funeral (шведская муз. группа)
1.
Ущелье. Глубокое узкое ущелье: слева и справа непрерывной стеной тянутся скалы, разделённые узкой полоской сочно-зелёного ковра. Из трещин в стенах, поросших вечным мхом, сочится вода, испаряясь и заполняя обволакивающим тёплым паром всё ущелье. Душно и жарко. Под ногами – упругая трава. И единственная дорога, ведущая неизвестно куда…
Где-то наверху шла команда, и Сергей сердцем чувствовал её присутствие рядом, её незримую поддержку и надежду на то, что он всё ещё жив. Наверняка их одолевала тревога по поводу его исчезновения, но искать они не станут, поскольку времени у них на это совсем нет. И остаётся только надеяться…
Сергей свыкся со своим новым неотступным спутником – болью. Он много думал, старался ни на миг не останавливать поток беспорядочных мыслей, чтоб хоть как-то отвлечься от боли. Боли, которая, не смотря на то количество обезболивающего, что было введено, всё равно безжалостно била в каждую точку тела. Никогда ещё прежде голова Сергея не кишела таким количеством мыслей, монотонно повторяющихся по кругу. «Я – Сергей Литовцев. Я – Сергей Литовцев, капитан Федеральной Армии». «Я должен идти, я должен встретить свою команду». «Я – гражданин Федерации». Занудным циклом в его голове вертелись одни и те же мысли.
Он представлял свой дом, думал о людях на Земле, которым до него, как и ему до них, не было совершенно никакого дела, и о том, что есть и те люди, которые за него переживают, и это не только члены его команды. Он вспоминал свою жизнь, и воспоминания смешивались с какими-то бредовыми фантазиями. Его детские мечтания всплывали из памяти и в какой-то извращённой форме представали перед ним. Лицо его озаряла в эти моменты глупая улыбка, и он шёл за какой-то неведомой ему самому эфемерной целью. «Я – Сергей Литовцев. Я должен спасти Иссу, я должен вернуться и спасти Иссу. Я должен победить». Всё вокруг кружилось с невероятной скоростью, предметы расплывались, как отражения во встревоженной воде, глаза Сергея были в сплошном тумане, а ноги с каждым шагом все неувереннее ступали на землю. Всё вокруг было бурым. Скалы – повсюду: они стояли перед глазами, стояли препятствием. Протянутая рука входила в них, размывая желтизну, и в следующий момент бурое становилось зелёным, а зелёное сменялось на голубое. Иногда тело упиралось во что-то твердое, и Сергей не мог определить, что это было – было ли это землёй или скалой. Он отталкивался, и шёл вперёд: сквозь муть и карусель кружащихся скал, травы и неба. Но сквозь эту мешанину, подобно ореолу, светилась его цель – Башня. Она не имела чётких граней и форм; она, возможно, не была башней в традиционном понимании, но она манила своим сиянием и полностью захватывала сознание, подавляя волю и не позволяя отвлечься ни на что другое.
«Я иду!»
«Попробуй, дойди», - вещал откуда-то изнутри, из самого сердца другой голос.
«Я жив, и я дойду».
«Я жив, я сделаю то, что должен. Даже если команда мертва, я всё равно дойду».
Вдруг – резкая боль, и молнией промелькнула мысль: неужели команда действительно погибла? Нет, этого не должно произойти, потому что это будет самым ужасным – все мертвы, а он один жив! Хотя потом стало понятно, что всё не так, а, скорее, наоборот. Эта мысль вернула его к здравомыслию, и Сергей очнулся от бреда.
Вика.
Мысль об этом существе – милом и нежном человеке, охватила его разум и заставила думать только об одном: о девушке, которая ждала его больше всех и которая не могла жить без него. Только одна Вика держала Сергея на этом свете, только ради встречи с ней он шёл, превозмогая боль, вопреки зову смерти. Его разум ещё мог создать отчётливый образ любимого лица, вспомнить былые фантазии и выдумать новые и почувствовать бесконечную тоску и одиночество без неё.
«Я – Сергей Литовцев. Я дойду до Башни. Я вернусь к своей Вике. Я не погибну».
«Нет, ты – слабак! Ты умрёшь!» - предательский голос зародился внутри, вылез наружу и громким эхом раздался в ушах.
«Нет!» - вырвался мысленный крик. И тут же издевательская насмешка:
«Да!»
Но вскоре мысли потеряли всякую форму и смысл.
Сергей волочил ноги в состоянии бреда, еле ворочая губами, издавая нечленораздельные звуки, перескакивая с мысли на мысль и не соображая, что происходит. Глаза ему заливали струи пота, из уголков губ просачивались змейки крови.
Через какое-то время мысли перестали отвлекать Сергея от боли. Действие инъекций прекратилось, и Сергей был не в силах бороться. Сделав ещё несколько шагов, всё более шатких и неуверенных, он, тяжело дыша, свалился на землю. Придя в себя, он попытался проползти в сгустившихся сумерках вперёд, но сил у него уже не было. В этот момент рассудок на мгновение вернулся к нему, и он решил, что лучше отдаться безволию, не пытаясь совершить невыполнимое. Если бы измученный скиталец мог предположить, каким испытанием окажется для него грядущая ночь, он бы предпочёл покончить с собой.
…В какой-то момент стало легко. Спокойно и легко. Как будто все вокруг залило несказанным светом, поглотившим в себя все тревоги и боли; проникшим сквозь кожу в тело, заполнившим всё внутри и усмирившим волнения души. Сергей, не сопротивляясь, отдался окутывающему его спокойствию и через мгновение полностью растворился в самозабвении. Он парил, или лежал, или его не существовало… У него не было рук, не было ног, не было ничего, что способно было бы совершать движения и осязать. Было только состояние полнейшего бесчувствия и безволия.
Свет проникал в душу, в сознание, постепенно перебирал там складки былого, одну за другой, как страницы ветхой книги: прошлые переживания, эмоции, боли… Проникал всё глубже и глубже, раздирая границы дозволенного. Всё, что было скрыто подсознанием, всё, о чём забыла и не хотела вспоминать память, всё это всплывало наружу. Всплывало и доставляло боль. Душевную боль.
С каждым новым шагом – шагом вглубь – свет становился всё ярче, отражая своей интенсивностью причиняемую душе боль. Ему не было сил сопротивляться, его было не остановить, и, не в силах терпеть такое проникновение, сознание вернуло ощущение движения: рук, ног, головы. Свет сменился пульсирующей тьмой.
Сергей уже не парил. Он не чувствовал это, он знал. Знал, что чувствовать ничего не может, а только слышать пульсирующие удары. Далёкие, словно передаваемые землёй на огромное расстояние шаги великана.
Он открыл глаза.
Было светло. Не поворачивая головы, Сергей осмотрелся. И во всём, что его окружало, он увидел собственное отражение: в одиноко стоящих деревцах, унылых и голых; в лежащих с какой-то непостижимой упорядоченностью камнях; в монотонно-голубом небе без единого облачка и золотистом песке, не колышимым дуновением несуществующего ветра. Всё здесь было чужим, каждый элемент пейзажа являл собой угрюмое одиночество и отторжение этого мира. Мира изгнанников. Мира, в котором нет ощущения существования, ощущения движения и ощущения своей принадлежности чему-либо. Мира, в котором возможны только зрительные образы и неугомонная пульсация чего-то неведомого.
Под ногами появилась серая каменная дорожка. Сергей, не глядя под ноги, пошёл вперёд. Горизонт был размыт в неясной дымке, в ней однообразно играли, смешиваясь, краски и очертания далёкой стены. Сёргей шёл к ней – к границе этого мира. Мира-тюрьмы, мира-кладбища… кладбища живых. Потому что здесь ничто не способно было к ощущению и восприятию взаимодействия между предметами, даже между молекулами; здесь не было чувств и ничего, способного их породить. И это была не жизнь, это было существование живых мертвецов.
Солнце светило ярким светом, не грея; деревья стояли редкими изваяниями, не отбрасывая никакой тени. Сергей не ощущал ни тепла, ни холода, только едва уловимое собственное дыхание и далёкие удары. Он шёл к стене, как будто надеясь, что за ней будет другой мир, что за ней он обретёт жизнь, и те самые удары представлялись ему явным свидетельством её.
Дорожка – идеально прямая лента – неумолимо бежала к стене, также неумолимо исчезая из виду на горизонте. Странное ощущение безжизненности усиливалось с каждым шагом: поначалу Сергей не замечал этого, но потом яркой вспышкой зажглась лампочка «Выхода нет».
Странно. Сергей совершенно ничего не ощутил при мысли о безвыходности. Он остановился на мгновение неизвестно, для чего и продолжил путь немного быстрее.
Как будто он шёл по беговой дорожке.
«Бум-бум-бум», - гулкими ударами отдавалось в ступнях, шаг за шагом, дерево за деревом. Облака снежно-белыми комами висели в выцветшем небе, а солнце – лампочка под потолком – нарисованным диском торчало между ними. А Сергей всё шёл, понимая, что он словно белка в колесе – глупо попался в ловушку.
Отказываясь верить собственным догадкам, он побежал. Сколько времени он здесь? Всего лишь несколько минут? Несколько часов, суток, лет? Он утратил чувство времени, и минуты могли оказаться годами, почему бы и нет? Он, словно в кошмаре, бежал за удаляющейся дверью.
Да, он застрял. Сергей остановился, тяжело дыша, схватился руками за волосы, оскалился, словно невольный убийца над своей жертвой.
«Крыса. Попался, словно крыса!» - прошипел он, страшно озираясь.
«Мне не выбраться. Как и всем этим деревьям».
Было бы совершенно нормальным, если бы он остался стоять на одном месте, ничего не предпринимая, не прилагая никаких усилий ума, чтобы что-то происходило. Здесь это было естественным!..
Бежать куда-то – глупо и бессмысленно, да и зачем это нужно? Можно и тут остаться: здесь, всё же, спокойно, и ничто не волнует. То, чего он, может быть, и хотел – обыкновенного спокойствия; так зачем куда-то рваться? Саркастически усмехнувшись, Сергей сошёл с этой дьявольской дорожки – уж лучше он станет рядом с этими деревцами, пополнив ряд узников-неудачников, чем будет вечным скитальцем.
Сойдя на мягкий песок, он вдруг остановился. Что-то в нём рвалось наружу, Сергей стал с подозрением осматриваться вокруг. Воздух как будто загустел, ладони начали растворяться в нём. Сергей посмотрел на них, как на жуткие ошмётки плоти, глаза его округлились. И тут всё вернулось на места.
Сойдя с бесконечной дорожки, он оказался у стены огромной высоты, убегавшей в бесконечность в обе стороны, перед ним находилась приоткрытая массивная дверь, из которой с пущей силой доносились удары.
Пред дверью стояла странная статуя: не то живая, не то восковая. Сергей двинулся вперёд к дверному проёму, но статуя вдруг зашевелилась и склонила свою массивную голову. Ужасное лицо – нет – миллионы лиц в одном, смотрели на него множеством выражений, переливаясь из одного в другое. Сергей попытался рассмотреть лицо – неожиданную преграду на пути, - но сконцентрироваться на меняющихся чертах было просто невозможно. Он поморщился: за жирным туловищем было не рассмотреть, что происходит с той стороны стены, откуда доносятся удары и ещё какая-то музыка.
Он поднялся на носочки, но видно всё равно ничего не было. Сергей замялся.
- Зачем? – неожиданно спросила голова жирной бледно-розовой статуи настойчивым и спокойным голосом без интонации.
Сергей ещё раз посмотрел на лицо, и от напряжения что-либо разобрать у него едва не случился приступ эпилепсии.
- Что «зачем»? – спросил он.
- Зачем? – повторила голова.
Сергей сделал несколько шагов в сторону, дабы обойти это недоразумение, но статуя каждый его шаг оказывалась точно напротив него.
- Я хочу туда пройти.
- Зачем?
Сергей помотал головой. Ему не приходило в голову что-либо сказать в ответ просто потому, что всё это было крайне глупо.
Не долго думая, он отвернулся и пошёл вдоль стены до следующей двери.
Не считая минуты, не обращая внимания на шаги, Сергей дошёл до второй двери. Весь путь до неё его преследовал несмолкающий гул ударов, отбивая ритм его шагов.
Дверь была открыта, перед ней вновь стояла живая (или восковая) статуя, преградив путь на ту сторону. Сергей сделал шаг вперёд, и тут же очутилась голова.
- Зачем?
Не тратя время даром, Сергей развернулся и пошёл дальше, вновь к следующей двери. Не может же статуя быть у каждой двери! Просто стоит потерпеть и постараться, и он её опередит.
Прошло время, одни деревья сменились на другие, только стена была всё такой же серой и ровной. И в следующих воротах стояла статуя, склонившая голову с миллионами перетекающих одно в другое лиц, задающая вопрос: «Зачем?»
Сергея это задело. Это было уже слишком, и его нервы отказывались это выносить. Издав животное рычание, Сергей что было сил ринулся к следующим воротам-двери, по пути до боли сжимая кулаки и бурча себе под нос: «Зачем? Зачем?! Затем! Как это может быть? Это же бред!»
Добежав до следующих ворот, он остановился, тяжело дыша, и направился к створкам.
-Зачем? – раздалось вновь. От этого монотонного вопроса, словно молоток, бьющего по голове, у него уже начинала болеть голова.
- Что «зачем»?! – Сергей сорвался на крик.
- Зачем?
- Я хочу туда! Я хочу пройти, и я пройду! – истерически завопил Сергей так, словно был он безумцем.
- Зачем?
«Я хочу пройти!!!» - раздался очередной дикий, звериный вопль, и Сергей вдруг осознал, что сидит на земле и истошно орёт в темноту – он проснулся.
Где-то рядом пролетела птица.
Тяжело дыша, Сергей стал озираться в кромешном мраке. Уши заложило ударами пульса, рот его, судя по вкусу соли, был полон крови, которая вместе со слюной стекала по щекам и подбородку. Совершив судорожное движение телом, он почувствовал, как его пронзила острая боль повреждённых органов. Сергей вскрикнул (и это было бы жалобно слышать стороннему наблюдателю) и отключился, вновь уронив тело на землю.
И он опять возвращался в свой кошмар.
И вновь он шёл вдоль стены, от одной двери к другой, пытаясь обогнать мерзкую, переливающуюся статую, слыша каждый раз доводящий до истерики «зачем?». Сергей рвал на себе волосы, валялся в припадке, судорожно пожирая песок, стучал по земле и стене, разбивая кулаки в кровь, но каждый раз всё повторялось сначала. Несколько раз Сергей просыпался и бессильно падал на траву, безудержно проваливаясь в сон. Подсознанием, самым его краем, он понимал, что сходит с ума, и сон его скоро станет для него новой реальностью, но ничего не мог с этим поделать и каждый раз отправлялся в своё ужасное путешествие в новом мире.
Так продолжалось всю ночь и только когда у Сергея совсем не осталось сил, он просто пошёл вперёд. Закрыв глаза и сделав вздох, игнорируя вопрос, пошёл сквозь статую навстречу неведомым ударам…
Ощущения, испытанные в следующие мгновения были неописуемы: физически Сергей ощутил на себе, как перед ним пролетела вся его жизнь, миллионы прикосновений, миллионы голосов. За считанные шаги он словно постарел на всю свою жизнь.
Мысленно прощаясь со всем, он очнулся и увидел зелень и свет.