Старый дуб был главной достопримечательностью городского парка, разбитого на месте бывшей помещичьей усадьбы. Были тут и заросшие камышом пруды, и длинные тенистые аллеи, оставшиеся с незапамятных барских времён позапрошлого века. Дополняли их разные ажурные беседки, уютные кафешки, построенные в новое время. Народная молва распространяла легенды о дубе. Возраст его был солидным. Достопочтенные старожилы передавали своим внукам рассказы бабушек своих бабушек, которые дуб чтили как патриарха здешних мест, видели в нём источник силы и могущества этого исконно славянского края. Немало было легенд о кровавых битвах, происходивших у дуба, о тайных сходках нечистой силы, о романтических встречах под сенью могучего дерева. Несчастных и счастливых влюблённых дуб приманивал с одинаковой силой. Впрочем, несчастных влюблённых он делал счастливыми – об этом тоже гласила легенда. Влюблённым нужно было, несмотря на все препятствия, пробраться к дубу в зимнее полнолуние с каким-то хитромудрым заклинанием, – и тогда все препятствия перед ними рассыпались, как домики из песка. Сказки-рассказки бывают такой красоты и силы, что многие люди и в наше слишком рациональное время верили в них, как в незыблемую и несокрушимую правду. «Блажен кто верует…»
Катерина в сказки не верила, прожила она жизнь длинную и трудную – сказкам там места не было. Да и само заклинание давно было искажено, ибо при передаче его из уст в уста получался только забавный эффект детской игры в «испорченный телефон». Витиеватые абракадабры заклинания удержать неискажёнными не могла ни одна человеческая память.
Катерина любила ходить к дубу в тот ранний утренний час, когда возле него никого не было. Тёмно-серая кора дерева растрескалась, напоминала морщинистое лицо старика. Извилистые, крученые-перекрученные ветви казались натруженными, мозолистыми руками человека, занимавшегося грубой физической работой. Ветки смыкались в пышной кроне, в которой находило себе приют разноголосое птичье царство. Давным-давно дуб уже перестал расти вверх, с каждым годом он всё больше раздавался в ширину. Конечно, городскому дубу было далеко до того легендарного собрата, в котором монах Тихон в конце пятнадцатого века устроил себе келью, впоследствии разросшуюся в знаменитую Тихонову пустынь. Но и наш дуб обхватить вдвоём было уже нельзя. Иногда, особенно щедро сбрасывая на землю свои плоды в шапочках-плюсках, дуб предупреждал людей о суровой зиме. Народные приметы оставались у людей в памяти даже тогда, когда железобетонная цивилизация оторвала их от природы. Не раз в могучий ствол дуба ударяла молния, но дерево с честью выдерживало натиск стихии.
Летом парк наполняли энергичные бабушки с шустрыми внуками, спортсмены-бегуны, праздно шатающиеся молодые люди, пенсионеры-рыболовы. Всем находилось здесь место. Парк стоял прямо на берегу реки, так что с некоторых аллей рыбаки могли прямо сразу закидывать удочки, не утруждая себя дальней ходьбой. Катерина, до пенсии работавшая продавцом в многолюдном магазине, уставшая от капризных покупателей и хамского обращения хозяйки магазина, искала теперь тишины и уединения, поэтому приходила в парк в один час с любителями утренней рыбалки. Они ей не мешали. Рыбаки шли в те аллеи, которые упирались в берег реки, а Катерина направлялась к дубу. Патриарх парка приветливо махал ей ветвями, ранние пташки высвистывали свои незатейливые песенки, а Катерина проводила рукой по стволу дуба и с удивлением всякий раз чувствовала, как какая-то незримая энергия наполняет её ослабевшее тело. Была она верующей, ходила в православный храм, идолопоклонство и всякая астрологическо-эзотерическая мистика ей были чужды, но природа всегда её вдохновляла, дарила радость, поэтому с дубом у неё установилась какая-то необъяснимая родственная связь. Стоило ей по каким-то непредвиденным обстоятельствам один день не сходить к дубу, как в душе возникало беспокойство, тревога, день шёл наперекосяк, и на следующее утро Катерина бежала ранним утром в старый парк, чтобы прикоснуться к шершавой коре своего любимца. Домочадцы, муж и сын, знали об этих утренних прогулках, добродушно подсмеивались над ними, но свои встречи с дубом Катерина держала в тайне даже от близких, никогда о нём в домашнем кругу не вспоминала. Иногда по утрам у дуба ей встречалась её давняя знакомая Александра, попросту Шурочка, которая тоже любила уединение, и поэтому, обменявшись улыбками и парой общих фраз и пожелав друг другу приятной прогулки, женщины расходились в разные стороны. Здесь одиночество их не тяготило, они стремились к нему, чтобы в суматохе будней и ежедневных забот, оставшись наедине с собой, услышать себя. И чтобы их молитвы услышал Бог.
Всякий раз, подходя к своему старому другу, Катерина невольно думала о том, что пушкинский дуб у Лукоморья должен быть похожим на этого богатыря. Пушкинские образы, любимые со школьных лет, один за другим невольно всплывали в памяти. Вот Маша Троекурова уговаривает маленького Сашеньку бросить заветное кольцо в дупло старого дуба у беседки, – знак Дубровскому о том, что его возлюбленная просит спасти её от самодурства своего папеньки. Вот, исполняя обязанности почтальона, бежит с письмом Лизы Муромской к старому дубу верная Настя, служанка-наперсница очаровательной барышни-крестьянки…
Пушкинские строчки держались на поверхности памяти, хотя многое уже было в ней покрыто туманом забвения и плесенью возрастного увядания:
Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов…
Катерина улыбалась своим мыслям, потому что к пушкинским образам присоединялись собственные воспоминания молодости. Настоящий, реальный дуб знал много историй любви, среди которых была и история первой любви Катерины. Оставим женщину наедине с её сладкими и горькими воспоминаниями, а сами посмотрим, что это сейчас делает ворона, прыгающая в траве возле старого дуба…
Непонятно, зачем этой каркуше понадобился жёлудь? Маленький желудёнок, в тугой, плотно облегающей его лобик кепочке-плюске, только что свалился с дуба и обиженно потирал ушибленное место. Ворона услышала его шуршание и из любопытства сунула нос в траву. «Неплохая забава будет моим воронятам», – подумала заботливая мамаша. Она прицелилась, прихватила жёлудь своим не очень изящным клювом, от чего желудёнок ойкнул, и взлетела, намереваясь отнести жёлудь по назначению. Пролетев над главной аллеей парка, ворона увидела свою пернатую подругу. Всё лето подружка была в отъезде, то есть в отлёте, поэтому наша ворона поспешила с вопросами к вороне-путешественнице, забыв о желудёнке. Прокарканное громким вороньим голосом приветствие и стало причиной того, что желудёнок упал в этот день второй раз, теперь уже на другой бочок. Пришлось малышу, охая, долго ворочаться с боку на бок, пока он удобно устроился в травке в самом дальнем, заброшенном уголке старинного парка, где деревья росли без строгого плана, определённого человеческой волей и человеческим представлением о гармонии.
Долго ли прорасти маленькому желудёнку, попавшему на землю? Да, в общем, не так уж и сложно. Время шло, малыш-дубочек, начавший свой рост с трёх листочков, превратился в мальчишку, который, правда, едва выглядывал из окружавшей его высокой травы.
Две женщины остановились как раз в том месте, где дубочек высовывал из травы свою зеленокудрую макушку.
– Что-то давно не видно было тебя, Катя, – радуясь встрече, приветливо смотрела на Катерину Александра, ещё не замечая в её глазах знака беды. – На море, наверное, ездила?
–Нет, Шурочка, я в больнице была, – грустно сказала Катерина. – Диагноз серьёзный…
Александра не стала больше ни о чём спрашивать, просто сочувственно вздохнула и погладила Катерину по руке. Этот жест сказал больше, чем слова. Катя с благодарностью посмотрела в глаза своей знакомой. Ей не хотелось сейчас ни о чём говорить, картины больничной жизни стояли у неё перед глазами: капельницы, уколы, стоны больных, усталость докторов, бесконечное шарканье по коридору немощных ног, раздражение молодой санитарки с ярко накрашенными губами…
Шурочка с Катей поняли друг друга без слов и уже боялись встретиться глазами, чтобы не причинить боль неожиданным объяснением. Они одновременно отвели глаза в сторону и в тот же момент увидели дубочек, кокетливо расправивший листочки на маленькой кроне.
– Какой славный! – вполголоса произнесла Катя, не сомневаясь, что Шурочка сразу поняла, о ком идёт речь.
– Кто же его тут посадил? – улыбнулась Шурочка.
– Как гласит английская пословица, – почти нараспев произнесла Катя, – большие дубы вырастают из маленьких желудей.
Обе одновременно шагнули к дубочку, чтобы рассмотреть его поближе. На одном листочке сидела муха, сразу же бросившаяся в бегство. По тонкому стволу ползла божья коровка. Солнечные блики играли на листьях: погода была ясная, лёгкий ветерок шевелил зелёные кудряшки.
На следующий день женщины встретились у дубочка снова. Теперь на прогулке они обязательно поворачивали от старого дуба к маленькому дубочку, даже не подозревая, что ходят от старика отца к его маленькому сынишке.
Через неделю они обнаружили в парке своего нового знакомого в очень плачевном состоянии: кто-то беспощадно сломал верхушку дубочка, остался лишь один тонкий изуродованный ствол. Женщины ушли опечаленные, как будто раны маленького дубочка горели и ныли на их собственном теле.
Догадки Кати и Шурочки были правильными: вчера в парке были народные гуляния по случаю дня молодёжи, молодёжь действительно погуляла основательно, оставив везде и разбросанные бутылки, и сломанные деревья. Пострадал и сыночек старого дуба.
Но в корнях и в стволе молодого деревца таилась такая сила, что прошло совсем немного времени – и дубочек снова выбросил листочки на верхушке, потянулся всем своим молодым существом к небушку и солнышку. Радовались Катерина и Александра, что их молодой друг ожил и стремительно пустился в рост. А потом Катерина в утренние часы перестала приходить в парк. И вообще исчезла и больше не появлялась в аллеях парка.
Долгое время дубочек рос без происшествий, никто ему не мешал, пищи и влаги в земле было для него вдоволь, солнца и кислорода хватало тоже, так что рос крепыш, как в сказке говорится, не по дням, а по часам… Но неожиданно снова пришла беда. Подошли поздним вечером к дубочку два странно шатающихся здоровенных дядьки, один вдруг ни с того ни с сего завалился прямо на деревцо, а другой стал, грубо ругаясь, поднимать своего товарища, да и сломали опять верхушку...
Подошла утром Александра одна к дубочку, увидела валяющуюся возле ствола крону, сокрушённо вздохнула:
– Ну что, милый дружок, опять тебе расти не дают… Горюшко горькое, чем тебе помочь, не знаю… Как тебя уберечь от двуногих чудовищ… У которых руки только ломать умеют…
Дубочек прислушивался к ворчанию женщины, а она уже не сокрушённо, а очень жалобно продолжала:
– Что скажу я Катюше, если она спросит о дубочке? Ведь лежит в больнице и надеется, что растёт наш подопечный… А у него опять вот руки-ноги поломаны…
В самом конце лета появилась в парке и Катерина, осунувшаяся, похудевшая – в чём только душа держалась, но глаза были светлые и чистые. Обрадовалась она встрече с любимым дубом, пошла потом к сыночку-дубочку, а он опять веточки ввысь тянет, листочками шелестит.
– Ну, голубчик мой, несладко тебе тут пришлось, Шурочка мне всё рассказала, – шёпотом заговорила женщина. Оглянулась, осмотрелась по сторонам – не видит ли кто, как она с деревом разговаривает. Придвинулась к дубочку поближе, обе руки положила на его шершавый ствол, погладила кору. И вдруг ощутила Катя, как под её рукой пошла тёплая волна. Словно мамина рука коснулась её, и вернулось забытое ощущение полной безмятежности, которое может быть только в детстве. Катя сильнее прижала руки к дубочку. Сомнений не было: дерево щедро отдавало ей свою жизненную энергию.
Незаметно подошедшая сзади Шурочка не узнала подругу: на щеке разлился румянец, на губах играла счастливая улыбка. И вся она светилась каким-то необыкновенным светом. Как будто этот удивительный свет шёл изнутри, из самой Катерины.
– Он живой, он лечит меня, – радостно и торопливо заговорила Катя.
– Кто? – не поняла Александра.
Катерина смутилась, поняла, что придётся своё ощущение подруге объяснять. Но та уже и сама увидела, как крепко и нежно держит Катерина в объятиях тонкий ствол молодого дубочка.
Долго сказка сказывается, а и дело не быстро делается. Придя домой, Катя снова почувствовала болезненную слабость, увидела в зеркале потускневший взгляд. Проглотила нужные таблетки, накапала себе в стакан успокоительное средство. Судорожно сунула руку в карман, чтобы вытащить оттуда носовой платочек – глаза были мокрыми. И неожиданно для самой себя рассмеялась. Из кармана вместе с кружевным платочком она вытащила дубовый листочек. Как он туда попал? Она точно помнила, что не срывала листок, да и не могла бы она этого сделать: разве может причинить боль живому существу тот, кто сам испытывает боль?
Недоумевая, женщина вертела в руках зелёный листочек, напрасно силясь вспомнить, что было дальше, когда «дубовый листок оторвался от ветки родимой»… Стихотворение стучалось во взбудораженном сознании одинокой строкой, смутно цеплявшейся за отдельные слова: гонимый, пылен, жёлт, не пара… В каждом из припомнившихся слов было столько отрицательной энергии, что Екатерина даже поёжилась, как будто её в одном халатике в тридцатиградусный мороз вывели на улицу. Она ещё раз поднесла листочек к глазам. Листок как листок. Продолговатый, с большими зубчатыми краями, с коротким черешком.
Катерине захотелось сохранить листочек, она подошла к книжной полке и машинально взяла книжку, чтобы вложить между её страницами свою неожиданную карманную находку.
Взгляд упал на страницу книги – это была поэма Генриха Лонгфелло «Песнь о Гайавате» в переводе Бунина. Катерина вздрогнула, потому что глаза сразу выхватили на странице слово «дуб». Такая странная случайность!..
Женщина, стоя у книжной полки, с возрастающим интересом, стала читать:
На пути их, в дебрях леса
Дуб лежал, погибший в бурю,
Дуб-гигант, покрытый мохом,
Полусгнивший под листвою,
Почерневший и дуплистый.
Увидав его, Осезо
Испустил вдруг крик тоскливый
И в дупло, как в яму, прыгнул.
Старым, грязным, безобразным,
Он упал в него, а вышел —
Сильным, стройным и высоким,
статным юношей, красавцем!
– Это невероятно, – прошептала Катерина, – дуб посылает мне весточку… через случайно открытую книгу… обещает исцеление и омоложение… Рассказать кому, – так скажут, что у бабушки крыша поехала… Нет, Шурочка так не скажет… поймёт…
Она закрыла глаза и вдруг увидела невероятной красоты картину: из дупла поваленного молнией старого дуба выходила молодая девушка, очень похожая на саму Катерину. Глаза её сияли, щёки пылали здоровым румянцем, волшебный свет излучала вся её высокая стройная фигура. Лёгкий ветерок играл её пышными каштановыми волосами, забрасывая их на лицо. Девушка шла легко – даже не шла, а скользила по зелёной траве, которая до колена скрывала ноги…
Весь день женщина была в приподнятом настроении, улыбалась, вспоминая свои фантазии. Отмахивалась от наваждения, но чувство полной уверенности в своём исцелении властно заполняло душу.
После вечерней службы она подошла к старенькому священнику, который был для прихожан настоящим пастырем, отцом семейства: он вникал в боли и радости каждого приходящего в храм. Служил здесь долго, потому первые его прихожане уже приводили к нему внуков, а некоторые – даже правнуков. Катерина смущённо рассказала о своём видении, призналась, что сильнее молитвы об исцелении действует на неё эта фантазия о старом дубе…
– Деточка моя, – ласково сказал батюшка, – молись и знай, что Господь милостив и силы тебе посылает разными путями… Не думай о лукавом… Деревья – такое же творенье Божье, как человек, в них сила Божья проявляется… По молитвам твоим да ниспошлёт тебе Господь исцеление души…
– Батюшка, благословите, завтра опять еду в больницу…
Батюшка осенил Катерину крестом, обнял её на прощание, шепнул ей тихо, как будто выдохнул:
– Всё будет хорошо, всё по воле Божьей будет…
Утром самым ранним автобусом Катя уехала в онкологическую больницу, положив в сумочку бережно завёрнутый в бумажном конверте дубовый листочек.
Прошло десятилетие. Старый дуб в городском парке действительно свалила молния. Было очень неспокойное лето, грозы бушевали, как никогда. А молодой дубочек превратился за это время в стройного красавца с ветвистой кроной. В его роскошной зелёной шапке то и дело слышалось птичье щебетанье. Подслушаем, о чём говорят у молодого дуба седая старушка и её маленький внук, которого она ведёт за руку…
– Бабушка, а почему ты всё время водишь меня к этому дереву? Я видел такое дерево на картинке. Мне мама читала. У лукоморья дуб зелёный. Это дуб?
– Да, малыш, это дуб. В наших краях дубы живут долго. А этот дуб вырос у меня на глазах.
– Бабушка, разве дерево могло вырасти на глазах? Так не бывает. На глазах есть только реснички.
– Да это просто так говорят, мой милый, « выросло на глазах», то есть я сама видела, как появилось это деревце, я помню его ещё совсем маленьким росточком…
– Таким, как я? Он был такого же роста, как я сейчас?
– И даже ещё меньше, – улыбнулась бабушка.
– А почему мама говорит, что ты привязана к этому дубу?
Разве ты к нему привязана? Я не вижу никакой верёвки. Кто тебя отвязал?
Бабушка рассмеялась:
– Миленький мой, у каждого слова есть два значения. Одно ты понял, другое я тебе объясню. «Привязан к чему-то» – это значит человек очень любит это. А я очень люблю это дерево.
– Как я люблю маму?
– Да, малыш, как ты любишь маму. И папу. И братика.
– Бабуля, но ведь дерево не может разговаривать. И не может обнимать и дарить подарки, как мама и папа. Я ничего не понимаю.
– Это дерево мне помогло увидеть тебя…
– Бабушка, ты говоришь непонятно.
– Когда ты вырастешь, я расскажу тебе об этом дереве, которое однажды стало моим доктором…
– Ты расскажешь мне сказку про доктора Айболита?
– Нет, миленький внучек, я расскажу тебе о самом добром Докторе, Который исцеляет человеческие души…