Из сочинения "Очерки Логистика"
Нерадостен был этот наступающий декабрь. Уже давно упали на землю белые снега; но все не было настоящих морозов - устроителей ледовых мостов; лишь уныло трепыхалась хмурь серых дней; ветра же налетавшие из своих логовищ, действовали осторожно словно как бы разведывая - живы ещё люди или же можно с чистой совестью, явиться с полной силой да разметать по белу свету все те безобразия, которые с некоторых пор появились на земле, до того дикой и сохраняющей себя от поругания века, тысячелетия. Но живы ещё были люди, и слабосильны первые агенты стихии - лишь струились змейкою на просторе, скрывая от глаз синеву небес, откуда лишь и могло прийти здешнему народу избавление от нужды ядреным треском морозных дней, когда до черноты загустет синева у горизонта, и кажется, что само явление багрового светила еще больше укрепляет стужу.
Но не было морозов. И своевольные речки, питающиеся из подножия гор, тихо струились под покровом сугробов, едва только затянутые тонким ледком. Всякая речушка тогда обращается в ловушку; ледок проваливался и машина упиралась в забереги, теперь уж - ни туда и ни сюда. Речки же многоводные, вообще, глотали любой сложности транспортный механизм - просто так - из прихоти, а не добычи ради. Поэтому зимняя дорога к поселку всё никак не открывалась. И население, все сильней экономя, все-равно уже добирало последние крохи ресурсов жизнеобеспечения, таких необременительных в естественных в условиях, где хоть морозец, хоть теплынь, да хоть бы и слякоть - всё не критично и составляет лишь повод для пустопорожних сетований на капризы небесной канцелярии; просто так - лишь бы о чём-то посудачить.
Здесь же ничего не давалось даром. Каждая бочка солярки, доставленная по воздуху вымученным бортом была на вес золота - вообще бесценная. Но ничего, в общем-то, не значила. Как капля что падает с небес в раскалённый песок пустыни. Топливо кончалось везде. И уже ни о каком продолжении работы не могло быть и речи - только лишь : испечь хлеб, приготовить хитроумное блюдо из продуктовых остатков - и всё.
Теперь только дизель на базе единственный, кто получал своё полной мерой; потому лишь, что принуждал ко вращению генератор электрической энергии, которая шла нарасхват. Ибо нет другого способа обеспечить выживание населения такой плотности на этом клочке мало продуктивной тундры, которая если и кормит человека, то только на своём трофическом уровне через оленя, для выпаса же его одного только нужно сотню гектаров пастбищных угодий. А человек, даже самый никудышный - это всё-таки не олень, каким бы благородным его ни назвали.
Вот и работал дизель уже запредельно натужено; уже и не стрекотал на своих номиналах оборотов, а жалобно рокотал; маховик его лениво вращался, совсем как в замедленном кино.
При чём здесь - кино? Да, так - надо было что-то сказать, а когда сказать нечего, то - известно же – и «Да» хорошо. Ситуация была не только тягостной, но даже драматические обертоны давали о себе знать - прислушайся кто к вибрациям общественного организма. Но мало кто я из простых людей тревожился на этот счёт. Молодо, а, значит глупо было большинство из населения посёлка. И происходящее воспринималось ими как развлечение, игра - продолжение постоянно действующей игры, да только вот по такому, если угодно, драматичному сценарию.
Кажется, одно только начальство проявляло озабоченность положением; и ему, измученному поисками выхода, приходили на ум самые изощренные фантазии, так как реальной возможности изменить ход событий они не находили,
По какому-то наитию образовывали комиссии, которые не только увещевали население не делать глупостей, но играли и в чрезвычайку. Что такое глупость - придумывалось на ходу. Прибегали и к многажды проверенному способу конфискаций. Очередная комиссия тогда ходила по поселку, выявляя злостных подключятелей к общей электролинии; ею безоговорочно изымались из употребления самые хитроумные электронагреватели штучной работы; но все-равно, нагрузка росла и падало напряжение в сети, так что для срабатывания катушек пускателей какого-то жизненно необходимого мотора требовалось ткнуть во внутрь анемичного этого пускового устройства - случайно ли, специально ли припасённой - палкой и удерживать её там до того, как двигатель начнет раскручиваться выводя свои обороты на режим номинала.
Всего сильнее комиссары чрезвычайных этих комиссий были ориентированы на частников, точнее - людей, не связанных круговой порукой коллективизма, когда отдельно взятой особи и не надо ни о чём заботится, делать чего-то неординарного, или же обычного, из веками устоявшихся обычаев позаботится о себе самому. Человек же семейный - отрезанный ломоть. Меньше других поддается он дрессировке общественной пользой, и его устремления по сути своей антиобщественны. Сейчас речь идёт не о семейном человеке, как вообще связанном узами брака. А рассматривается существо именно тяготеющее к узко корыстным интересам, душевным привязаностям, и ориентированное на обустройство жизни не в составе какой-то социальной группы, а сугубо индивидуально. Он тянет на себя всё, что плохо лежит, и лежит хорошо, и лежит тщательно укрытое от несанкционированного доступа. Он тащит под покровом темноты последнюю доску, которую завтра предполагалось употребить на заделку явно зияющей производственной бреши. Так нет же - взбрело на ум удивить свою подругу изготовлением полки, на которую она, столь же безответственная, вознамерилась установить их первый в жизни совместный чайный сервиз.
Пусть рушится все вокруг, только бы этот сервиз радовал глаз!
Этакие вот асоциальные типы, еще в пору массового зимнего завоза, ухитряются самовольно натаскать угля в хитроумно устроенные тайники, где в надежном укрытии, не допуская утери и малого кусочка, бережно расходуя, сохранять свои запасы - до последней поры, когда поселковая котельная, как бы уходит в декрет и осторожно несёт себя до лучших времён, не колыхаясь внутренним теплом, не дымя дымами в анабиозную округу.
Но и этих куркулей комиссары обобрали уже в чистую.
А зимника всё нет. Спасательный караван: из Урала-автоцистерны с соляркой; Краза-бортового, гружёного беринговским - отличным! угольком; и трактора-болотника с грузом брёвен в санях на прицепе - пробился-таки через сотню километров бездорожья по верховой тундре, да стал на их пути Чирынай.
Цитата 1: - "Чирынай — река на Дальнем Востоке России. Протекает по территории Анадырского района Чукотского автономного округа. Длина реки составляет 127 км. Названа по одноимённой сопке, в переводе с чукот. — «глинистая гора».Берёт начало на северных склонах Непроходимого хребта Корякского нагорья, впадает в Великую, являясь её правым притоком.
Притоки (от устья): Ажурная, Кривая, Мелкая, Извилистая, Чирынайэнничкиваамкай, Енатпытваргываам, Сухой, Эльгеваам, Маёчгытконваам, Вилюй, Чёткий, Железный, Крестовка, Упрямый.В пойме реки встречаются небольшие скопления чозении, сменяемые тополёвыми зарослями в сочетании с ивняками и ерниками. В водах Чирыная обитают хариус и щука, заходит кета".
Википедия
Цитата 2: - "Русло прорезает слегка всхолмленную приподнятую равнину, представляющую собой, по всей видимости, денудированную морену среднеплейстоценового оледенения. ... наблюдается мелкогрядовый беспорядочно холмистый рельеф с множеством озерков и понижений. Наиболее высокие бугры, склоны и бровки уступов старой морены покрыты кедровостланиковыми лесами и их сочетаниями с мохово-лишайниковыми кустарничковыми тундрами. На плоских участках морены наблюдается развитие кочкарных осоково-пушицево-кустарничковых тундр и комплексных болот. Моренная терраса обрывается в долину реки резкими уступами. Наиболее низкая терраса сильно размыта, и ее отметки составляют от 30 до 50 м. Ее всхолмления чрезвычайно пологи. Общий облик ландшафта во многом зависит от высоты старых морен. Чем ниже высотные отметки, тем большее место на равнине занимают кочкарные тундры и болота, безлесные пространства. В наиболее низкой части в нижнем течении р. Чирынай заросли кедрового стланика приурочены к надпойменным террасам, уступам, обрывам, небольшим буграм."
А.В. Беликович. Растительный покров северной части
Корякского нагорья. Владивосток: Дальнаука
Цитата 3:[На месте переправы] "ширина 62 , глубина 1, дно твёрдое, течение 1.5"
Топографическая карта: лист P-60-01_02
Лично мои впечатления об этой речке весьма несущественны. Не один раз пересекал я этот водоток, и всегда зимой - но как-то всё без эмоций. Собственно и реки-то самой мне не довелось заметить. Обычный участок зимника: снежная пустыня с торчащими из сугробов редкими верхушками кустарников. Да и проезжали мы его без особенностей. Бывали места где случалось существенно более интересное. Помнится, выехали мы ночью к речушке - до десятка метров шириной; берега, хоть и обрывистые, до полуметра будут; и глубина не может быть больше того; но поверхность подёрнута ледком - в ладонь толщиной, человека держит, а технику нет. А техника - она вот; три Урала фарами вырывает светлый круг из темноты, где выхлопы машин смешиваются с паром от дыхания людей, собравшихся в круг чтобы решить - что делать? Собственно решение может быть только одно - нырять. Вот только кто пойдёт первым - тот и будет ледоколом. Бросаем на пальцах. Проигравший садится за баранку, машину его цепляем за фаркоп длинным тросом. Ледокол разгоняется в реку, с хрустом ломая ледовую корку, может быть на метр вперёд; его выдирают на тросу назад, он снова разгоняется и повторяет таран, и снова, и снова. Что там делается с передком - ясно: колёса выворачивает в разные стороны, едва только удерживая себя в шаровых; шланги тормозов, наверняка рвутся. Но ледокол уже добрался до берега и нашёл-таки отлогость, да и выбрался на берег. Всё, переправа обеспечена, мы едем дальше.
Сейчас же на Чирынае дела похуже. Лёд намёрз настолько, что держит болотник в движении, правда ледок прогибается, но на скорости можно проскочить от берега до берега. Но без груза. А провалится машина - то тут ледокольный номер не пройдёт. Как в яму - на не видно какой глубины. Короче - завис караван на Чирынае. А в посёлке у нас всё на нуле и, значит, машины должны пройти.
- Давай, Виктор, бери кого тебе надо - и вперёд!
А мне и выбирать не надо. Известно кто - Жека да Миша. Мои чукотские дембеля-товарищи. Правда, три года прошло с того лета, когда встретились мы впервые у палаток на террасе Ягодного. Я-то был почти что барин: грамоте буровицкой обученный за четыре года, да ещё тайный гудымовский сержант, изнеженный в исключительных условиях секретной базы, а Жека, да Миша - простые дембеля благополучно прокантовавшиеся два года в уреликовском бардаке провиденской вооружённой группировки, порочно зачатой в тёмные годы подготовки десантного штурма советскими воинами аляскинских берегов. В годы Жеки да Мишиной службы планы эти грандиозные, если и не растворились в воспалённых головах стратегов, то ушли глубоко в их подсознание. А молодёжь сменяла одна другую в скотских казармах на побережье бухты Проведения; и в жекиномишино время жизнь там ещё трепыхалась, чтобы через годы как бы утухнуть совсем. Но это не вина солдата, но и бедой-то нельзя назвать. Какие могут быть беды в годы, когда жизнь ещё только вступает в свои права!
Парни, мои товарищи, оказались весьма толковыми, быстро освоили буровое дело и стали бурить, как заправские мастера. Правда, если возможности предприятия позволяли это делать без простоев. А сейчас вот такой возможности нет - один сплошной простой. И я уверен, что и Жека и Миша, не только не откажутся от моего предложения, но и примут в моей операции самое дельное и творческое участие.
В кабине трактора Сотки нас четверо и тракторист, грамотно работая рычагами, погоняет стального своего коня в знакомом направлении, не хоженой ещё тропой только что начавшейся зимы, туда, где пленники Чирыная ожидают своих освободителей.
А вот уже и берег, да на той стороне - балок; из трубы вьётся весёленький дымок - балдеют, лодыри. Присоединяемся и мы. Теперь нас семеро - тесновато будет нашей компании! Ну, да в тесноте-не в обиде. Нам не привыкать.
Итак, что называется, действующие лица и исполнители:
-Чирынай, люди правого берега:
Тракторист Т-100МБ Григорий Дасевич, известный весельчак и балагур;
Водитель Краз-255 Михалыч, тот самый герой новогодней эпопеи;
Автоцистрна АЦ-5.5(Урал-375Е)Серёга, мало известный в наших кругах водитель.
Чирынай, люди левого берега:
Ответственный исполнитель Сержант Степаныч - он и есть сержант;
исполнитель Миша ( Михаил Потапов) буровик не из последних;
исполнитель Жека (Евгений Илотовский) , знатный буровик;
Тракторист Т-100МБ ? не помню кто
Между тем стемнело на берегу Чирыная. Сегодня будем вечерять, да ночевать. А утро, известно - вечера мудренее.
Утро мудренее не стало. Температура - минус десять; русло - вот оно: с нашей стороны берег имеет пологий; на той стороне - крутой подъёмчик метра в два; ширина русла - шестьдесят. Ясно!
- Переправу будем делать не вдоль, а поперёк - согласны, парни? (Смеёмся!)
Хотя весёленького мало. Толщина льда всего пятнадцать сантиметров, а по правилам только для Урала, даже без запаса прочности - надо где-то тридцать шесть. Считаю в уме дальше - зря что ли бездельничал в своём кабинете. Если намораживать - то за ночь при нынешней температуре может замёрзнуть слой сантиметров в пять, итого четверо суток! Да за это - мне голову оторвут. А что делать? Будем намораживать. Первое, что мы делаем, это борта жёлоба из снега; да сверху по течению пробиваем проруби. Теперь - черпать вёдрами воду и наполнять жёлоб!
- Степаныч, сколько? Считаю: ширина три, длина шестьдесят, толщина пять, хорошо хоть сантиметров. Всего каких-нибудь четыре сотни ведер на брата.
-Ё-моё!
Черпали долго и упорно даже и сверх того, пока не стемнело уж совсем.
Вечер в балке кажется бесконечным. Хоть и весь день провели на воздухе за неслабой работой, но усталость дневная легко оставила разогретые тела и стало просто хорошо, даже почему-то радостно на душе. А впереди ведь ещё и ночь - и хорошести этой на всю её не хватит.
И тут из своего угла подаёт свой ехидный голосок Гриша. Он - Дасевич! И от него можно много чего ожидать:
- "И вот имею я путёвку на двадцать трэтий киломэтр отдыхать и лечить свои больные ноги. Ксива на кармане, а я хиляю с телевышки на Пролетарскую и - шо ж я вижу? " -начинает он свой рассказ. И делает это не спеша, в лицах представляя своих персонажей. А в балке темно, только печка проблескивает еле уловимыми сполохами огня; и самого Гриши будто бы нет с нами; а может и есть, но он и сам слушает этот «театр у микрофона». Только вот темы спектакля не вполне приличны; а чего вы хотели? разве пансионат благородных девиц здесь на даче. Нет, здесь мужики: кто надолго оторванный от дома, кто от дома убежавший в никуда, а кто, и вообще, гол как сокол. Что же - такова жизнь. И такая уж беда, что нам больше по сердцу солёное словцо, чем сладкая патока хитроумных ловушек неправды.
И здесь автор решается сознаться в некотором своём затруднении в попытке адекватно живописать Гришин спектакль одного актёра, чтобы было понятно, почему такое вызвало наш смех, когда в пересказе это будет и не смешно, даже если стенографически точно передать содержание, что само по себе недоступно памяти. И тут автор делает такой финт - он не станет здесь передавать содержание Гришиных побасёнок, а попытается сделать это отдельным текстом. А там уж судите сами.
http://www.proza.ru/2017/03/18/1179
Мы же уже изнемогаем от собственного хохота в этой тундровой пустыне, словно здесь и есть центр мироздания, и каждый из нас имеет право осознавать себя титаном, бесспорно имеющим право самому решить каким ему быть во всякое мгновение бытия.
- Хватит Гриша, мы уже не можем, уже животу больно смеяться – в голос вопят обитатели балка на Чирынае.
И Григорий прекращает дозволенные речи. А мы засыпаем.
Утром я спешу к нашей переправе и вижу, что наши вчерашние труды оказались напрасными - вода в жёлобе не только не замёрзла, она ушла, утекла, найдя себе щелку в борту. Вот тебе и расчёты!
И что теперь делать?
Поднимаю бойцов по тревоге, и начинаем болотниками утюжить прирусловый кустарник. Добытый таким варварским способом веточный материал, начинаем укладывать в жёлоб крест-накрест слоями, каждый слой пересыпая снегом и напитывая водой из проруби. Даём каждому слою захряснуть на морозце и делаем новый слой. Так до темноты удаётся образовать три слоя и, на поверхностный взгляд, у нас уже получилось покрытие, возвышающееся над поверхностью льда аж на целых полметра.
И была вторая ночь Гриши Дасевич.
Ночь вторая.
«А скажите, парни, кто из вас не любит вареники? Такие домашние вареники с картошкой намятой да жареным луком, да ещё, если и подлива тож цибуля поджареная на постном масле до золотистого цвета. И вот такие вареники, слегка поджаренные, да обильно политые золотою тож подливой, чтоб они как бы только что искупались во вкусноте и не обсохли, как красна девица после купанья, что идёт к тебе вся такая-растакая"
http://www.proza.ru/2017/03/21/1360
И снова мы ржали до колик. И было новое утро. Теперь наша переправа выглядела солидно. Походив по ней и потоптавшись вдоволь, я делаю вывод: - Держит! И, хотя в этом своём бодром утверждении я уверен не вполне; но, посовещавшись, принимаем решение рискнуть. Хотя заметно, что водительскому составу участников совета при Чирынае с трудом удаётся скрыть скептические ухмылки. Но чего усмехаться-то? Насмеялись уже!
Первым пойдёт Краз-лаптёжник. - Только, Михалыч, без фокусов; заценил ситуацию, включай передачу, чтоб без переключений, разгоняйся и - вперёд!
Михалыч разгоняет свой лапоть и почти уже было форсирует переправу... Но! Но на последнем метре теряет скорость на подъёме, зависает на мгновенье и...
... Лопнула переправа, и машина задними мостами проваливается в воду. Теперь Краз стоит дыбом и, видимо, рассчитывает оставаться вмерзшим в лёд здесь до весны.
Дыбом бы должны стоять и мои волосы. Но некогда на это отвлекаться.
Ситуация! Утопили Краз! Но ещё не всё потеряно. Болотник правого берега цепляет машину тросом и пытается выдернуть её. Ничего не получается. Только вздрогнет машина, а мосты крепко держатся за обрыв.
На подмогу пускаем болотник левого берега. Дасевич берёт выше нашей переправы и по льду, прогибающемуся как гибкая лента, перегоняет свой болотник. Дёргают спаркой. Результат ещё хуже - не хватало ещё мосты порвать.
Так! - Гриша, назад! А мы быстро разгружаем сани от брёвен. Теперь, Гриша, задним ходом подгоняй сани к борту Краза! Ещё! Ещё чуть-чуть, чтоб задняя фаркопная скоба саней легла на борт грузовика.
Стремительно перекидываем уголь из кузова в сани.
- Гриша, теперь жми на всю железку. И Гриша таки жмёт, хотя сани выгибают переплаву как резиновую. Но она держит, не рвётся, а сани с углем - уже на берегу, правда, ещё правом.
Снова Гриша тревожит неверный лёд реки; и, теперь уж порожний, лапоть выдирается двумя тракторами из капкана реки.
Разгорячённый борьбой с обстоятельствами, я иду на безрассудство:
- Так! из брёвен выкладываем поверх нашей переправы некое подобие лежнёвки и... остатки каравана благополучно переходят на левый берег. Путь на Тамватней открыт!
Михалыч, лишившись груза, решает возвращаться в город, снова грузиться. Ну, дело твоё!
И мы покидаем гостеприимный балок. Спектакль окончен. Миссия завершена!
Скоро ударили морозы, и реки сами построили мосты для проезда - везде, где только захочешь. Зимник заработал в полную силу, и никто уж не воспользовался переправой имени меня. Въедливым читателям я подтвержу возможную догадку, что брёвна те так и останутся невостребованными и весной ледоходом будут унесены в пищу водосборного бассейна реки Великой, а там, через лиман и залив - в море Берингово, и далее везде. К чему такое расточительство? Да просто время и силы зимника дОроги, чтобы ещё отвлекаться на мелочные потери, за которые мне - да! - ничего не будет.
воскресенье, 19 марта 2017 13:55:10