Внимание! При втором издании прежнее название "Марго и демиург" было изменено. Сайт книги: https://ridero.ru/books/margo_i_demiurg/
ПРОДОЛЖЕНИЕ
(Начало см: http://www.proza.ru/2017/09/05/1320 )
После прочтения набоковской книги я непрестанно задавала себе вопрос: «Нимфетка ли я?». Честно говоря, мне очень хотелось ею быть. Но так ли это? У моих родителей в спальне в рамочке висел фотопортрет любимой дочери в полный рост, запечатленной, когда мне было чуть больше одиннадцати лет. Я долго и придирчиво всматривалась в него, надеясь обнаружить сходство с нимфетками, которых так проникновенно воспевал этот педофил Набоков. Да, ладненькая, довольно «длинненькая» и по-мальчишески еще угловатая фигурка. Узкие бедра тесно обтянуты закатанными до колен и потрепанными джинсами. Под просторной клетчатой рубашкой никаких вздутий в области груди еще не просматривалось (хотя они уже были, и я помню, как стеснялась того, что папа их увидит). Из-под тоже закатанных выше локтей рукавов торчали загорелые (мы как раз тогда отдыхали в Коктебеле) и тонкие руки («изящной лепки», как выражались в старомодных романах), нежно прижимающие к животу моего любимого мишку. Он тоже будто позировал, вглядываясь своими черными бусинками в объектив. Сходство с мальчишкой еще более подчеркивалось короткой стрижкой. Шея (предмет моей особой гордости) тонкая и тоже длинная: «Смотри, мама, какая у меня лебединая шея!». На лице выражение наивно-восторженного любопытства, мол, что там будет дальше, через несколько лет? Какое невероятное счастье меня поджидает? Ничего, кроме пока еще туманного, но совершенно полного счастья я себе и не мыслила. Вот это предчувствие и озаряло мое тогдашнее лицо. И, конечно же, внимание на фото сразу притягивали глаза. Их уголки были чуть приподняты, что создавало впечатление едва уловимой раскосости, как у японок, но сами глаза, опушенные густыми и нарядными ресницами, были большими и широко распахнутыми. В точности, как у мамы. С той же как бы раскосинкой. Только у меня они были карего цвета. А у нее — ярко-зеленые, что всегда в детстве служило поводом для моей зависти. Волосы на фото выглядели темными, но на самом деле они чуть отливали в медь.
Родители очень любили эту фотографию, не случайно именно она была помещена в рамочку. «Смотри, отец, какая девка у нас растет! — говорила мама, когда думала, что я ее не слышу. — Красавица-а!». — «Да уж, — как бы ворчливо, но с явной гордостью в голосе, отвечал папа. И добавлял: — Просто вылитая ты! Но, тем более, за ней нужен глаз да глаз, хм-м…»
Словом, если верить Набокову, то на фото я выглядела, как мечта педофила. Что ж, очень даже похоже, что была, а, может быть, и остаюсь нимфеткой. Хотя, конечно, 15 годков — это для нимфетки уже преклонный возраст.
***
Я и вправду была очень похожа на мать — те же тонкие черты лица, те же темные изогнутые брови, тот же небольшой и слегка вздернутый носик, который придавал лицу впечатление какой-то веселой задорности. Только мне казалось, что я ей по всем параметрам уступаю. Да, все похоже, но все ж таки чуть поплоше. Чуть меньше изящества, грации, да и аристократизма тоже. Не говоря уж о цвете глаз — «любовь моя, цвет зеленый!». Когда я впервые прочла это волшебное стихотворение, то была уверена, что оно — о глазах моей мамы. Своими сомнениями и опасениями по поводу моей заурядной внешности я делилась с ней. Она нежно обнимала меня и говорила: «Ну что за глупышка! Ты уже сейчас в сто раз лучше и красивее меня. А когда подрастешь — будешь в тысячу раз лучше!» Но я ей не очень-то верила, хотя и страшно хотела. Потому что, честно сказать, я в жизни не встречала более красивой, правильнее сказать, прекрасной женщины, чем моя мама.
Даже сейчас, когда она уже казалась мне почти старухой (как-никак, когда я пошла в 9 класс ей было аж 38 лет) разве что «со следами былой красоты», как пишут в тех же вековой давности романах. Но теперь-то, в свои нынешние 27, я понимаю, что и в том возрасте она была ослепительна. И ни один мужчина, полагаю, пройти мимо нее равнодушно не мог. А уж о том, какой она была до моего рождения, — и говорить нечего.
Моя мама была наполовину армянкой, и до своих 17 лет, то есть, до института, жила в Ереване. И воспитана была в строгости, как подобает «восточной женщине». Никаких тебе романов со сверстниками, ни, тем более, танцев-обжиманцев не было и в помине. Не чаявший в ней души отец ревновал ее и свирепствовал почище любого армянина, даром, что сам был русским. Когда дочка Жанна (так звали мою маму) решила поступать на биофак в Москве, дом буквально сотрясали скандалы. «Только через мой труп!» — кричал отец, ярый последователь Домостроя. Он смирился и уступил не раньше, чем получил сотню раз повторенные клятвенные заверения от своего брата, жившего в Москве, что «Жанночка будет жить у нас, как родная дочь. И никаких тебе общежитий. И пригляд за ней будет соответствующий. Если, конечно, поступит, а это еще бабушка надвое сказала. Так что зря ты, Слава, заранее беспокоишься».
Но «Жанночка» поступила. И произвела своим появлением среди мужской части населения факультета форменный фурор. За ней увивались (как со смехом рассказывал папа) чуть ли не все мало-мальски стоящие ребята с биофака. И студенты, и доценты. И даже один знаменитый профессор оказывал ей явные знаки внимания. Но восточное воспитание сказывалось, да и «пригляд» со стороны дяди был настолько пристальным (он почти каждый день после занятий заезжал за ней на собственном автомобиле и увозил домой, проталкиваясь сквозь стайку поклонников, чуть не бросавшихся под колеса), что ни о каком подобии романов и речи быть не могло. Так продолжалось до 3-го курса, когда ей каким-то чудом сумел вскружить голову подающий надежды молодой аспирант Александр Семенович, мой будущий отец. Но и тогда они чуть ли не целый год ходили исключительно «за ручку». И только потом, после очередных страшных скандалов, устроенных ее папой и моим дедом, который приезжал в Москву, чтобы «убить этого мерзавца», он все-таки вновь вынужден был смириться и разрешить, а заодно и устроить, свадьбу, на которую пригласил пол-Еревана.
Я безумно любила, когда мама рассказывала мне о своем ереванском детстве. О подругах, с которыми продолжала изредка видеться до сих пор или, что бывало чаще, — вела с ними долгие телефонные разговоры по-армянски. О бесчисленной родне со стороны ее матери. Но больше всего я любила, когда она на ночь пела мне тягучие и печальные армянские песни, мелодии которых я помню до сих пор. Однажды, когда я в очередной раз пристала к маме, требуя новой порции историй из сказочной армянской жизни, она предложила мне посмотреть кино о том, «как на самом-то деле мы тогда жили». Мне было лет 7 или 8, и кино показалось мне необыкновенно скучным. Потом-то я смотрела его, наверное, десятки раз, и оно вошло в коллекцию моих самых любимых кинолент. Назывался фильм «Здравствуй, это я». Играли в нем молодые тогда Армен Джигарханян и Ролан Быков, изображавшие физиков, и совсем юная и дивная Маргарита Терехова (это была чуть ли не первая ее роль). Мой дед тоже был физиком, и я была уверена, что это кино — про него и его любовь. Тем более, что дедушка немного был похож на Джигарханяна в фильме. Самую малость, как я теперь понимаю. Мама тоже смотрела этот фильм бессчетное число раз. И каждый раз почему-то плакала. И была влюблена во всех главных актеров. Кстати, я не исключаю, что была названа Маргаритой в честь Тереховой. Хотя мама всегда это отрицала.
Мой папа был ее первым и, думаю, единственным мужчиной. По нынешним разнузданным временам это кажется совершенно невозможным и даже диким. Мне ее сексуальная жизнь всегда казалась тускловатой и пресной. Ну как это возможно — всю жизнь только с одним мужчиной? Да еще при таких внешних данных. Бедная моя мамочка! Но мама, похоже, никогда не страдала от ограниченности своего любовного опыта. И сегодня, когда я повзрослела и прошла через многое, как бы я хотела в этом быть похожей на нее…
***
Принято считать, что девицы в возрасте 14—15 лет представляют собой одну сплошную эрогенную зону. Не знаю, может это и так, но мы с Элькой были в этом смысле какие-то замороженные. И, как я уже говорила, это вызывало в нас тревожные сомнения в нашей женской полноценности. Конечно, вопросы взаимоотношения полов меня интересовали, но как-то совсем платонически.
ОТКУДА БЕРУТСЯ ДЕТИ? Над ответом на этот жгучий вопрос долго бился мой пытливый детский ум, пока передо мной не открылась, а, точнее, — не разверзлась, страшная и «неприличная» правда.
Будучи умным не по летам ребенком (так, во всяком случае, утверждает моя мама), я быстро отвергла, как маловероятные, версии о нахождении детей в капусте или об их покупке в специальном магазине. Зато я разработала собственную стройную теорию, которой придерживалась до середины второго класса. Она заключалась в том, что, вступив в законный брак (только так!), женщина начинает усиленно пить молоко. Результатом этого является раздувание ее живота, откуда впоследствии и появляется ребенок. Технические детали его появления на свет меня не интересовали.
При этом я уже знала, что существуют женщины, которые делают это, и называются они «проститутками». Эту страшную тайну мне открыл второгодник Булатов, описавший весь процесс, большинству читателей хорошо известный. Под тяжестью неопровержимых доказательств я вынуждена была признать, что в некоторых и даже, возможно, в большинстве случаев это так и происходит. Но далеко не всегда. Вот моя мама на это бы ни за что не пошла.
Разумеется, саму маму я спросить об этом не решилась. Зато задала этот вопрос своей бабушке по отцовской линии, которая тогда была еще жива. Объятая ужасом и отвращением я кинулась к ней за объяснениями. Вернее, за немедленным и однозначным опровержением этой гнусной теории. Застигнутая врасплох, она смутилась, покраснела и не нашла ничего лучше, чем сказать, что, мол, ВСЕ так делают. И ТЫ тоже будешь, когда станешь взрослой.
«Неправда! Я — нет! Никогда!» — вскричала я и выбежала из комнаты вся в слезах. Светлый и гармоничный мир, окружавший меня в те блаженные годы, если и не рухнул навеки, то по нему прошла глубокая и уродливая трещина.
И только спустя много времени, после жарких споров с подружками, все, как одна утверждавшими то же, что и Булатов, пришлось смириться и как-то жить с этой открывшейся мне горькой правдой. Но еще в пятом классе (вот она — задержка в развитии!), когда у меня началось то, что в Библии называлось «обыкновенное женское», я так до конца и не могла в это поверить. А сам процесс соития казался мне глубоко отвратительным. И даже оскорбительным для девушки. Ведь как это можно представить, чтобы абсолютно чужой человек залезал на тебя??? И того хуже, грязнее, стократ ужаснее — ВЛЕЗАЛ в тебя!!!! Бр-р-р, какой кошмар! Я твердо была в этом уверена. Тем более, что нашла о ту пору авторитетнейшего единомышленника — самого графа Льва Николаевича Толстого. Я как раз незадолго до описываемых событий прочла его «Крейцерову сонату».
ОТ АВТОРА: Просьба к желающим продолжить чтение этого текста, как-то оповестить об этом желании автора.:)))
Книгу "Секс-рабыни" полностью можно скачать здесь:
https://ridero.ru/books/seks-rabyni/