(из проэзии)
Художественное пространство твоей комнаты так хрупко, что вырывается из Колизея контекста наших с тобой более, чем странных, отношений выбитым оконным стеклом и летит, помахивая осколками, в нечто запредельно иное. Туда, где мы с тобой, обретая мнимое спокойствие "передвижников", тоскуем не то чтобы по супрематизму наших чувств, а по чему-то такому, где нам снова и остервенело хочется бить хрустальные люстры ночных окон.
Бить их в осколки. Бить так, чтобы выбить из себя всё это наше с тобой уютное передвижничество. Бить, чтобы быть вдвоём. Бить, чтобы выжить.
...
Какие у тебя сейчас холодные руки...
Ты снова весь день шлялась по городу босиком, так и не удосужившись мне позвонить.
Не говори мне сейчас ничего, а то на нас с тобой снова наступит ещё одна ночь, и мы, как висельники галер перед мачтами всех наших казней, беспрекословно подчинимся утвари усталости, так и не успев ни о чем поговорить.
Художественное пространство твоей комнаты так хрупко, что я чувствую себя в нём то слоном в Тегеранской посудной лавке, то персонажем одного из давних стихотворений Бориса Гребенщикова.
Сосредоточение осеннего холода в маленьком ноготке твоего робкого мизинчика, как слонопотам, втаптывает меня в огненные кухонные плиты. В те, где я иногда бурчу на тебя, когда ты слишком долго задерживаешься в своём босоного-городском шлянии.
Пересядь, пожалуйста, в кресло. Ну, пересядь же! Иначе в хрупком художественном пространстве твоей комнаты на одно промокшее под дождём чудовище станет больше.
Посиди минут пять спокойно и не смотри с лицом усталой лошадки на шипящую сковородку ужина, как на неизвестный тебе эскиз Павла Филонова! Кроме гречки с перчиком, в этом эскизе есть только соль по вкусу и кое-что из стихов Велимира Хлебникова!
Какие у тебя сейчас холодные руки и голодные до одомашненного тепла узоры на окнах.
Иди и вымой их.
Тапочки в художественном пространстве твоей комнаты я, ко всеобщему счастью, так и не нашел, но ужин тебе приготовил.
7 сентября 2017