С какими чувствами они покидали Россию? Какими словами это можно было выразить?
Наверное, только так:
Россия отошла, как пароход
От берега, от пристани отходит.
Печаль, как расстояние, растет.
Уж лиц не различить на пароходе.
Лишь взмах платка и лишь ответный взмах.
Басовое взывание сирены.
И вот корма. И за кормой — тесьма
Клубящейся, всё уносящей пены…
Книга «Смысл истории», собравшая в себя размышления и лекции Н.Бердяева за 1919-20г., вышла отдельным изданием в Берлине в 1923 году. НМ распечатал только одну главу: «Конец Ренессанса и кризис гуманизма. Разложение человеческого образа».
К чему Ренессанс? По Бердяеву именно Ренессанс в свое время выявил свободный избыток творчества человека; социализм, напротив, поместил этот ресурс в условия недостатка и скудности. Культура Возрождения, сформировавшись в Италии, разошлась затем по всей Западной Европе, но России она практически не коснулась: « мы переживаем конец Ренессанса и кризис гуманизма острее, чем где бы то ни было на Западе, не пережив самого Ренессанса. В этом — своеобразие и оригинальность русской исторической судьбы. Нам не было дано пережить радость Ренессанса, у нас, русских, никогда не было настоящего пафоса гуманизма, мы не познали радости свободной игры творческих избыточных сил».
В наступившей эпохе социализма, как и прежде личность и свобода творчества у Бердяева на первом месте; при этом он не обособляет их от влияния общечеловеческой правды и сверхприродной истины. Другой важная строчка списка – Россия, внутренняя связь с которой не прерывалась до конца жизни.
Этому выводу предшествуют интересные подробности. Бердяев жестко критикует современные направления в искусстве. Меня, признаюсь, удивила определенность суждения: «В футуристическом искусстве нет уже человека, человек разорван в клочья. Все начинает входить во все. Все реалии мира сдвигаются со своего индивидуального места». Подразумевается, что целостность человеческого образа разрушают чередой входящие в него предметы: «Человек проваливается в окружающий его предметный мир».
То есть человек, образ человеческий, меркнет в окружающем пространстве. В другом месте Бердяев вскользь задевает импрессионизм, возникший на полстолетия раньше футуризма, но импрессионизм мало чем мешал русской культуре 19 века – развитие её шло поступательно, сближаясь с европейским. Европа же признавала её самобытность. Но футуризм практически одновременно проявил себя как в Италии, так и в России в начале века – поэтому Бердяев и реагирует более остро. Критика футуризма своеобразно смешивается у него с выпадами против социализма. Он замечает, что ситуация меняется – форма стремительно вытесняет образ, искусство переходит от восприятия мира личностью и формированию сознания к обслуживанию массового вкуса. И находит аналогию с социализмом: «Ни пустая свобода, ни принудительное братство не могут дать радости людям. Это начинает все более и более сознаваться чуткими людьми. Рухнули идеалы французской революции. Все более начинают сознавать внутреннюю бессодержательность и тщету демократии. Предстоит глубочайшее разочарование в социализме и анархизме. На всех этих путях невозможно разрешить судьбу человеческого общества». Но, при этом, можно наблюдать конечность исторических судеб. Вот так!
Говоря о России, Бердяев отмечает: «Мы творили от горя и страдания; в основе нашей великой литературы лежала великая скорбь, жажда искупления грехов мира и спасения. Никогда не было у нас радости избыточного творчества… Нам не было дано пережить радость Ренессанса, у нас, русских. Никогда не было настоящего пафоса гуманизма».
Бердяеву не суждено было вернуться на родину – свой последний приют он нашел во Франции в 1948 году.
Многое ли изменилось в нашем мироощущении с той поры – по большому счету оценить трудно. Но, определенно, многие наблюдения Бердяева актуальны. Сейчас можно прочесть и о пророческой стороне его выводов. Современники наши тоже ищут ответы на вопрос - каким образом и чьим подобием будет воодушевлен человек грядущего поколения?
Хочу отметить следующее: пророчества, пророков, вообще–то, у нас любят. В пророки могут зачислить кого угодно. И лучше всего, если они исходит от людей таинственных и странных, с какой-то стороны отмеченных природой – не уточняю из опасений предвзятости. Годится любой непонятный посыл. Но вот прочесть внимательно и осмыслить своевременное и ясное суждение своего разумного современника у нас не выходит. Богаты мы разными чувствами, в числе которых и злость и зависть; может от этого и ум у нас поздний?
… Сегодня мили и десятки миль,
А завтра сотни, тысячи — завеса.
И я печаль свою переломил,
Как лезвие. У самого эфеса.
Пойдемте же! Не возвратится вспять
Тяжелая ревущая громада.
Зачем рыдать и руки простирать,
Ни призывать, ни проклинать — не надо.
Но по ночам — заветную строфу
Боюсь начать, изгнанием подрублен…
Эти строфы взяты из стихотворения «О России», написанного русским эмигрантским поэтом Арсением Несмеловым в 1931г. По-моему, он нашел очень точные и уместные слова: хоть время прошло немало, но разум и сердце не смирились.