Света Сержантова
Возвратился я со службы в далёких краях домой и сразу же бросился в библиотеку…Ну не бросился, конечно, и не кинулся, а просто пошёл, отправился непременно.
Однако двинулся я в очаг культуры не абы как, а согласно плану.
Составил предварительно список стихотворных сборников, поскольку безмерно и едва ли не безумно любил поэзию.
Прибыл в библиотеку с паспортом, записался, и, не долго думая, выложил на стол абонемента бумажку с перечнем требуемых книг.
Работница культурного учреждения глянула на маленький реестр стихотворцев и, не слишком утруждая себя, кивнула на проход между стеллажами: «Вон там у нас поэзия. Смотрите и выбирайте…»
Подошёл к полкам и….выбирать оказалось почти не из чего.
Антокольский, Винокуров, Ваншенкин, Дудин и Доризо, Заболоцкий и Гамзатов были уже прочитаны если не до службы в армии, то на втором году.
И всё же любитель поэзии всегда отыщет, что прочесть.
Так и мной было выбрано несколько книг.
Поэтов в России, да и во всём мире столько, что не только за годы, но и за всю жизнь не перечитаешь.
А, вот и книжечка в серой обложке. «Горящая береста». Анатолий Жигулин – один из самых любимых поэтов.
Ого, а рядышком томик Леонида Мартынова.
- Вы, наверное, стихи пишете? – спросила, вписывая книги в карточку, молодая библиотекарша. – А у нас Света тоже пытается складно сочинять. Познакомьтесь.
Я внимательно посмотрел на сероглазую пышнотелую девушку с пепельно-русыми волосами.
Что ж, всё как говорится, было при ней. А при мне ничего.
И всё же знакомство состоялось. Случайная встреча в троллейбусе, разговор, провожание до дома. Вернее, не совсем до дома, поскольку Света жила у дяди с тётей.
- Света, давайте в пойму пойдём
- В пойму? Интересно…Что ж, сходим непременно
Отчего возникла такая странная идея, я и сам не смог ответить себе.
То ли вспомнилось ему детство, походы с школьными друзьями по берегу Клязьмы, костры на Старке в зарослях прибрежного ивняка.
Уже в пойме Светлана задала своему незадачливому спутнику загадку о своей фамилии.
- Фамилия у меня военная, но сразу не догадаешься-
- Забавно, и какая же, Солдатова или Генеролова, Старшинова, может, Капитанова.
Каких только званий не перебрал собеседник в своём уме. То есть юноша уже был не совсем в своём уме.
Чуть до адмирала с маршалом не добрался. Оказалось, всего-навсего Сержантова.
Остановились возле узкого канала, соединяющего Старку с руслом реки.
Я по детской привычке стал бросать в воду плоские камни, в изобилии разбросанные по берегу.
Плю—плюх-плюх – подпрыгивали на водной глади пластинки известняка.
Та первая встреча вне стен библиотеки завершилась у подъезда дома, в котором жила Света.
Стихи Владимира Соколова попадутся мне несколько позже и я сразу представлю давний сентябрьский день.
На остановке автобусной
В чёрном осеннем пальто.
Не понимаю я, что бы с ней
Связывало. А ничто.
И зачастил я в библиотеку. Путь, а вернее, доступ в книгохранилище был открыт. А там…
С одной стороны стоял Валерий Брюсов в своём бумажном воплощении. 7 томов.
С другой «во французской стороне» 12-ти томным вызовом стоит Ги де Мопассан.
Неподалёку гость из «Германии туманной» Томас Манн и тут же его брат Генрих…Монументальный желтый десятитомник.
- Будет время, доберусь до «Будденброков», одолею «Волшебную гору», вместе с Лоттой в Веймаре побываю.
Не так далеко, через железный стояк серого стеллажа заманивал к себе зелёный семитомник Анатоля Франса.
Ёрничество, распутство, культура – словно сама Франция не таилась, а играла на полках.
Синяя шеренга великого гуманиста Виктора Гюго и рядом серо-зелёные глыбы Эмиля Золя.
Жёлтый Альфонс Доде, красный Ромен Роллан. Далее прочие сокровища – Проспер Мериме, Александр Дюма, Эжен Сю…
Я полюбил прежде всего французскую литературу. Вся она была какая-то живая, сочная в отличие от чопорной английской и педантичной немецкой.
А вот и русская литература….Куда ж без неё, отечественной, великой?
Плотным литым строем стояла дивизия Льва Толстого. Рядом полк Алексея Толстого, коричневый корпус Бунина и армия Максима Горького.
Всё это хотелось прочесть, вкусить, погрузиться в чтение.
Стремление к чтению сочеталось в влечением к прелестной Светлане.
Однако Света была не то чтобы другой или иной, хотя и не совсем чужой.
В проходах между стеллажами в книгохранилище стояли потрёпанные стулья, сидя на которых можно было просматривать книги.
Иногда я ухватывал Свету за полные упругие бока и усаживал на свои худые коленки.
Поцелуи, неумелые ласки, робкие объятия – всё это длилось недолго.
Пальцы мои ощущали нежную кожу девушки, гладкую и тёплую.
Дрожащие губы прикасались к белой шее слегка перетянутой лёгкими поперечными морщинками или складками.
Руки наглеца довольно смело, а вернее, нагло погружались в чаши лифчика, чувствуя упругую тяжесть молодых грудей.
Иногда палец попадал в сосок и, едва ли не погружался внутрь.
Становилось интересно до жути, и я осторожно вынимал кисть руки из девичьего бюстгальтера.
В такие напряжённые моменты Светлана просила прекратить ласки.
- Не надо! Не нужно! – твёрдо и вежливо останавливала она мои поползновения.
- Почему, Света, милая!? – жарко шептал я в нежное ушко умной красавицы.
- У меня парень есть… В Иваново. Он специалист по электронике – спокойно объясняла она своему дружку, приводя в порядок одежду и волосы.
По вечерам я иногда писал стихи.
* * *
Давай ещё поговорим о нём.
Сибирь пройдя, я вынесу и это.
Жжёт сердце то морозом, то огнём,
А сердце не стальное - совесть в нём
Солдата, работяги и поэта.
Ты говоришь, что он талант большой,
Компьютеры его умны, мол, «твари».
Что ж у него в душе, не за душой,
Ведь если он бездушен, он бездарен.
Пускай суров немного приговор,
Но это всё пока ещё «цветочки».
Похитил он тебя как подлый вор,
Пока я мёрз на той далёкой «точке».
И стало ясно мне с недавних пор,
Что все мы на одной большой цепочке.
Кого он любит - знаешь ты сама.
Его же ты, узнать о том нетрудно,
А дальше на цепочке тень видна,
Там я как пёс обласканный, приблудный.
Такая вот, представьте, «ситуэйшн».
Реакция цепная - эко диво!
Реакция цепная - это вещь.
Она чревата колоссальным взрывом.
Но бьётся сердце, сердце на посту.
Настанет день, я брошу всё на карту.
Когда возлюбит преданно пастух,
Тогда он гениальней Леонардо.
Пусть он талант, пусть он горит огнём,
Хоть синим, хоть оранжевым…Ну что же.
Давай ещё поговорим о нём.
Ему уже всё это не поможет…
И снова шёл в библиотеку профкома завода имени Берёзова весной и осенью, зимой и летом.
Свежими зимними вечерами провожал Светлану с работы домой.
Путь лежал через парк. Порой спутники останавливались и присаживались на удобный деревянный диванчик с чугунными боковинами.
Вокруг сверкал тёплый зимний снежок.
- Понял я, что в детстве снег пушистей – полностью принять эту строчку Евгения Евтушенко я тогда ещё полностью не мог.
А ведь действительно, и в детстве и в юности снега не только нежнее, чище, но и теплее.
Целовались…Так крепко, что шапки падали на сугроб позади скамейки.
Шапки иногда падают, когда самозабвенно смотришь на очень близкие звёзды. Это были лучистые глаза Светланы.
Иногда я читал Свете новые стихи, вызывая её восторженную похвалу.
Душа оглохла и ослепла.
Её, быть может, вовсе нет.
Осталась только горстка пепла
От югославских сигарет.
- Хорошо, Федя, как точно – восклицала Светлана.
Осенним вечером юный стихотворец читал книгу Франсуа Вийона, с большим трудом отысканную в отделе поэзии, занимающем всю заднюю стену книгохранилища.
- От жажды умираю над ручьём-
И жажда любви, испепеляющая, томительная переполняла молодое существо.
Спасение отчасти приходило в виде стихов.
Ревность
Однажды мастер дел сердечных
Месье Гюи де Мопассан
Сказал в романе, что, конечно
Любовь зажечь ты сможешь сам.
Ты лишь нашёптывай прилежно
Своей подруге на ушко,
Что те, с кем был когда-то нежным,
Не так уж, впрочем, далеко.
В любви не следуют советам.
Попытку сделал я, и вот –
Мне платят тою же монетой.
Попал я в жуткий переплёт.
Тебя ничем я не обижу,
Но вне сознанья своего
Твоих друзей возненавижу.
Но отчего же, отчего?
Ты вдалеке, но каждой ночью
С самим собой в глухой борьбе
Кричу я монологи молча
Все обращённые к тебе.
Мне позабыть тебя бы надо.
Любить тебя - какой резон?
Но злая ревность - пламя ада
Горит на сквозняке времён.
Ужели вправду я влюблённый?
Но что со мной и где я, где?
Я на кровати раскалённой
Что грешник на сковороде.
Яд жгучей ревности целебней
Бальзама приторной любви.