Сначала о заголовке. Почему баллады? Потому что это песни. А повествовательная песня с драматическим развитием сюжета, основой которого являются необычный случай – это и есть баллада. Прошло более четверти века, как партия перестала существовать. Но миллионы людей с партбилетами КПСС в растерзанном вихрем перемен государстве всё-таки существовали и есть поныне. И это факт.
Пророческие взносы
В редакции газеты «Чарджоуская правда», как и в любом коллективе Страны Советов, действовала партийная организация. В начале девяностых годов её возглавлял Виталий Бондаренко, пришедший в журналистику из объединенного авиаотряда городского аэропорта. Хороший, безобидный парень лет тридцати, был избран как «хороший безобидный парень». Иначе, как бесконфликтный. А это любили, именно на этом, на умении объединять и отсекать любые поползновения на ревизию, строилась карьера коммуниста. Чувствуете плавный речитатив настоящей баллады? Так вот раз в месяц мы отдавали деньги партийной организации. В январе 1986 года Виталий, явно с новогоднего бодуна, проставил в моём партбилете отметку о взносе аж на странице 1993 года. Другими словами, забежал вперёд на шесть лет. Эта ужасная ошибка была замечена мной не сразу, хотя мой партийный босс это делал три месяца подряд. Ревизионная комиссия в моём лице обнаружила сей ужасный факт, и я ткнул им в партийное лицо моего товарища по рядам КПСС. Оно, лицо, побелело от ужаса содеянного, и превратилось в маску нижайшей просьбы: «Ты того, никому не говори и не показывай партбилета до 93 года…»
«Хорошо, - ответил я, как верный товарищ, - но ведь до этого партия не доживёт, развалится». «Что ты, что ты? Заткнись! Такого не может быть!» «Разумеется, не может…»
Смогло. На два года раньше намеченного срока. Последняя отметка в моём партбилете июль 1991 года. Именно в этом месяце на партийном собрании в областном комитете народного контроля заведующий сельхоз отделом этой грозной для жуликов того времени организации Дорофеев объявил, что в Политбюро ЦК пролез ставленник империализма ренегат Михаил Горбачёв. Была отправлена в центр соответствующая резолюция собрания, но в августе Мишу и так сместили более ретивые ренегаты.
На местах за власть дрались до последнего… предателя.
Меня избрали кандидатом в горком партии. Уже как «бывший» я стал работать в центральной газете «Гудок».
Любвеобильная третья
Я пытался устроить свою жизнь не только в Туркмении. С двумя малышами приехал в Донецкую область в Першотравневый район. Там, в райкоме партии заведующим организаторским отделом работал Слава, старший брат моего одноклассника Володьки Стригуля. Я приехал с опытом работы в областной газете и думал, что могу всё в… районной прессе. Слава поспособствовал и мне предложили должность заведующего сельским хозяйством редакции. В животноводстве я разбирался, в хлопководстве тоже. А вот, что такое «синенькие» не знал. А их, баклажаны, выращивали на благодатной земле Приазовья. Помню утренние поездки на мотоцикле «Урал», ведомом фотокорреспондентом Сеней, с корреспондентом радио Лерой, девушкой приятной наружности, сидящей в люльке, на дойки близлежащих ферм. Но квартиру мне не обещали в этом районе. Тогда я попытал счастья в соседнем, Володарском районе. Руководил им первый секретарь Богатырь.
Особого желания рассказывать о буднях районной газеты «Заря Приазовья» нет в силу того, что это были постоянные склоки на летучках и планёрках. Не обходилось без подлянок при вёрстке, когда на подпись главному редактору приносились полосы с провокационными заголовками, типа "Верным истерическим путём, идёте, товарищи!". Так сказать, проверкой на «вшивость». А может и – на острый глаз. Такова специфика малороссийской действительности.
Языки у мужиков в редакции были не хуже женских и помню, как они «трепали» имя третьего секретаря райкома партии Елизаветы Волчок (имя придуманное). И утверждали, что знают родинки на самых интимных местах этой женщины. Впрочем, это тема исследователей знатоков партии и слабого пола в ней, нынешних последователей громких разоблачений Ленина и Инессы Арманд. С таких тем начинались карьеры многих телеведущих нынешнего российского телевидения.
Памяти полковника Салова
Поручился за меня при приёме в партию Василий Геннадьевич Салов. Полковник был преподавателем тактики ВВС Балашовского высшего военного авиационного училища и особый восторг вызывали у курсантов его лекции о победах лётчиков СССР в небе Вьетнама над американскими "асами".
Василий Геннадьевич прошёл войну, бомбил Берлин, был совестью авиаторов того времени. Я обратился к нему за помощью при вступлении в КПСС (нам говорили, что партийные из нас будут служить по окончании в самых горячих точках). Он не отказал и, когда я уже на полётах подал рапорт об отчислении (выбрал момент, который подсказывали инструктора), не смог приехать на совет училища в летний лагерь обучения.
Я ЗНАЛ, что очень подвёл своего учителя, и дал себе клятву, что стану достойным служителем слова, ради чего и бросил учёбу и армию.
Да это было началом драматичных эпизодов в моей жизни.
С одной стороны, взлетел на несколько километров к облакам при пульсе в 60 ударов в минуту! Инструктор после первых занятий в небе на ЭЛ-29 заверил, что из меня выйдет толк! И в новелле «Прерванный полёт» (http://www.proza.ru/2010/02/03/657) есть картина юношеских восторгов небом.
С другой стороны, парторг лётной части посоветовал дополнить заявление страхами о высоте. Я постарался доказать, что уже тогда владел словом, расписал так, что можно было содрогнуться от мук страха курсанта. И, увы, истинный смысл живописаний был понят по-солдатски, правда - не всеми. Не хочу снова попасться на уговоры дьявола (читай партийного) охаять армию, но поводов уйти было достаточно.
С нежностью вспоминаю курсантские годы! И долго мне снились Балашов, Татищево, Ртищево. Проезжая поездом в Анапу долго стою у окна, вспоминая юность. И до сих пор я летаю ночью, правда, без самолётов, только на одном желании подняться и взять с собой любимых и дорогих мне людей.
Последней точкой в службе был год в роте охраны училища. Вспоминаю много хорошего в доверии офицеров, когда я занимался общественной деятельностью, рисовал в клубе, готовился к экзаменам в МГУ на факультет журналистики.
И более ранним выполнением клятвы было членство в союзе журналистов страны.
Но партия во мне выполняла роль не только карьерного скачка, но и доверия на предательство. Однажды меня долго пытал парторг по поводу дебоша в казарме. «Я знаю, что это не ты бегал в самоволку, но кто?» «Вы знаете и без меня». «Такой-то?» «Вы всё знаете, отпустите меня на гражданку». «А ты думаешь, что вне армии таких ситуаций не будет?»
Словно пророчествовал парторг. Ситуации были, но я уже был закалённым членом…
Покаяние
На заводе имени Масленикова в Самаре происходила акция банкротства. Некогда славное предприятие, выпускавшее знаменитые часы Зим и другую, но уже секретную продукцию, лишившись поддержки государства, дышало на ладан. Собрались все, кто хотел нарисоваться перед телевидением и газетами, да юристы. Мне повезло оказаться рядом с коммунистом от КПРФ, назовём его Дмитрием Воробьевым, и вот почему. Беседа проходила кулуарная, не под протокол. Да и меня в этот период забастовок и смуты, подмывало по ходу спросить, почему коммунисты не выйдут к народу, не расскажут, что же на самом деле произошло со страной и партией? А если произошло предательство, то объяснить, назвать виноватых и, при необходимости, покаяться. Это в традициях русского народа.
Меня ошарашил ответ:
- Хватит, накаялись!
И разговора для городской газеты не получилось.
Что можно было ожидать?