Быть пушкинистом

Николай Соляник 2
Сергей Казначеев
БЫТЬ ПУШКИНИСТОМ
Николай СОЛЯНИК. "Ай да Пушкин!..". — М.: "Спутник+", 2016.

     Так вышло, что книгу Николая Соляника "Ай да Пушкин!" мне довелось прочитать ещё в рукописи. Собственно говоря, примерно за год до этого я слышал от автора об этом замысле и немало удивился такому примечательному факту: раньше, как кажется, в "грехе пушкинизма" прозаик, поэт и журналист замечен не был. С некоторым сомнением и даже ревностью я приступил к чтению текста, готовящегося к изданию. Но очень скоро автор развеял мои предварительные сомнения и сделал своим сторонником.

     Дело, наверное, в том, что жанр, избранный им, подкупал свободой формы: конечно, это не академическое исследование, не традиционный биографический портрет, не литературоведческий текст. Свой интерес к русскому гению новоявленный пушкинист обратил в сферу живого восприятия классика, лишённого хрестоматийного глянца, восторженно-подобострастного взгляда снизу и прочей мишуры, которая часто мешает посмотреть свежим взглядом на фигуру нашего главного поэта. Личность Пушкина в его непосредственном психологическом и интеллектуальном становлении и существовании стала предметом эмоционального, заинтересованного рассмотрения.

     Герой-рассказчик, человек наших дней, отправляется, как говорят, в одиссею по пушкинским местам, вдумчиво, внимательно и вместе с тем без особого нажима знакомится с обстоятельствами существования Пушкина в Михайловском и его окрестностях. В этих славных и достопамятных местах происходит встреча его с женщиной Алёной, которая тоже вместе с дочерью-отроковицей Катей приехала сюда прикоснуться к чуду под названием Пушкин. В ходе совместных прогулок, бесед и прочих досугов исподволь зарождается симпатия и взаимное влечение, впрочем, вполне невинное. Михайловский затворник, пожалуй, в такой ситуации времени бы не терял и самым малым шансом воспользовался. Но это так, к слову.

     Новые знакомые повествователя в урочное время возвращаются к себе на родину, в Волгоград, выразив смутное пожелание когда-нибудь встретиться снова. Однако сбыться этим благим пожеланиям было не суждено: герой узнаёт о взрыве на волгоградском вокзале, одной из жертв оказывается его благодарная собеседница...

     Но главная линия повествования связана с перипетиями судьбы самого Пушкина. Неожиданно для себя он получает приглашение на аудиенцию с монаршей особой и прибывает сначала в Псков, а потом отправляется в Москву на свидание с императором Николаем Павловичем. Это путешествие составляет канву основной сюжетной нити.

     Жанр литературного путешествия, травелог, — явление достаточно изученное филологами и популярное в отечественной словесности. После радищевских путевых заметок своё "Путешествие из Москвы в Петербург" сочиняет и сам Пушкин. Совершая вояж в обратную сторону, он знакомится с текстом своего предшественника, толкует его и высказывает свои мнения.

     Впрочем, Пушкина в книге Соляника Радищев ещё нимало не волнует. Его поездка совершается в сентябре 1826 года. Временной пункт, важный как для императора и поэта, так и для всей нашей истории.

     Недавно состоялась казнь пятерых декабристов. Николай I делает первые шаги в роли хозяина земли русской, формируется стиль государственного управления. Пушкин, лишившийся многих друзей, чувствует себя в духовной изоляции ("Духовной жаждою томим…"). Его сердце предчувствует: в жизни наступает новый этап — новые друзья (любомудры), новые интересы (участие в издании журнала), любовь всей его жизни (Фёдор Толстой-американец познакомит его с Натали), обретение наследства, начало роковой травли, которая приведёт к убийству великого поэта...

     Но это будет потом, а пока Пушкин размышляет о предстоящем разговоре с императором. Как сложится беседа? Поймёт ли его царь? Обретёт ли затворник свободу?

     Мы-то сегодня знаем, как прошла аудиенция в Чудовом монастыре Московского Кремля. Результатом её стало то, что Николай Павлович сказал Блудову, что разговаривал с самым умным человеком России, разрешил ему бывать в столицах и решил стать его личным цензором.

     И вот наконец дорожные вёрсты позади, перед поэтом кремлёвские палаты, но выглядят они как-то непривычно: навстречу Пушкину выходит… невысокий, подтянутый человек, которого обслуживает… длинноногая секретарша, а сам он толкует об… инаугурации, о бунтовщиках, но не с Сенатской, а с Болотной площади…

     После встречи с царём Пушкин навещает родственников (дядю Василия Львовича), друзей (Вяземского, Нащокина, Соболевского…), вдохнёт атмосферу древней столицы.

     Но как странно выглядит древняя столица в книге Соляника! Его герой чудесным образом пронзает едва ли не два столетия и оказывается в ином времени, подозрительно смахивающем на наше. Везде мелькают соблазнительные девицы в мини-юбках, молодые люди в современном прикиде, под Тверской прорыты подземные переходы, на площади вместо Страстного монастыря возвышается всем знакомое изваяние, с которым Пушкин ведёт беседу на дружеской ноге. Поэт минует Московский университет, но оказывается… в Литературном институте и беседует с тамошними студентами.

     Вполне вероятно, что некоторых читателей такие штуки и вольности с исторической реальностью могут возмутить, и они воскликнут: "Ай да Соляник! Ай да…". Но ведь ещё Юрий Тынянов в своих биографических романах не брезговал фантастическими слухами. А уж в наше время с модой на беллетризацию истории, временными смещениями и альтернативной историей всё кажется допустимым.

     Конечно, некоторые фактографические детали повествования вызывают возражения (отношение Пушкина к Погодину, например, или датировка стихотворения "Пророк": оно звучит так, словно разговор поэта и монарха уже состоялся, а в книге Соляника Пушкин уже проговаривает эти слова по дороге в Москву). Мы дискутировали об этих частностях с автором: какие-то замечания он принял к сведению, в чём-то остался на своей точке зрения, на что, разумеется, имеет полное право. Я выказывал опасение, что эта книга вызовет мощную атаку со стороны завзятых пушкинистов, но они пока что помалкивают. Видно, время сейчас такое, что и пушкинисты мало читают…

     Кроме того, пришлось предупредить Николая Ананьевича, что от этого замысла он вряд ли так просто отделается: история ведь только начинается — впереди у поэта и женитьба, и идейно-литературные ристалища, дуэль и смерть, как выражался П.Е. Щёголев… Да и в отношении современного плана не всё потеряно: да, героиня погибла, но осталась подросшая дочь, которая тоже интересуется судьбой поэта, да и сама из себя ничего… Одним словом, стать пушкинистом очень непросто, но ещё сложнее перестать быть им. Практически невозможно.