- Ну чего встала? Проходи уже.- проскрипел Автобус покачиваясь от легкого сотрясения.- Да не бойся ты! Я уже не сплю. Давно не сплю.- продолжил старый ворчун, потягиваясь и разгибая затекшие ржавые части свои.
На ступеньках старого автобуса стояла тоненькая девочка- подросток в легком летнем платье и старой растянутой кофте, расстегнутые края которой обвисли и свернулись трубочками вовнутрь. Девочка оглядела обветшалый салон, весь обтрепанный и потертый с пустующим пространством вместо вывороченных сидений, распоротым и вспученным поролоновой требухой дермантином и выбитыми глазницами окон, через которые сквозняками ходил ветер. Кресло водителя существовало, но пустые провалы вместо запавших и отсутствующих кнопок и рваная дыра раскуроченного места, где когда-то был рычаг управления дверьми ( В старых автобусах закрывание и открывание дверей производилось при помощи рычага, а не кнопок.), свидетельствовали о неумолимой деятельности этих слуг времени, маленьких варварах детях. В глаза бросились кривые ржавые царапины на косяке входа. Они, как старые грубые шрамы, были полузатянуты растрескавшейся и местами оплавившейся за долгие годы краской. Теплая ладонь девочки, державшаяся за косяк, скользнула вверх, ощутив бугры царапин под рукой, потом медленно поползла вниз, гладя старые раны машины и воскрешая... Стоп! Этот жест! Автобус мысленно встрепенулся, разгоняя хандру и дремоту. По облупившейся помятой крыше пробежал скрежет и перестук. Это жест памяти? Или сочувствия? Нет, нет, это жест встречи после долгой разлуки! Мы с Вами знакомы? Автобус оставшимися подслеповатыми глазницами окон попытался разглядеть гостью, но плотная сеть старческой паутины, как бельма мешала взору. Треснувшее зеркало у окна на водительском месте, единственно чистое стараниями местных подрастающих красоток, было повернуто для обзора вглубь салона. Нет, никак! От чрезмерного старания заставить его повернуться осколок в оправе предательски задрожал, грозя совсем выпасть. Уф! Ну надо же! Автобус сник, разочарованно потрескивая металлическими боками обшивки, и тут же поперхнулся и закашлялся от сильной неожиданной тряски. Его закачало из стороны в сторону. Кто-то неосторожно подтолкнул стоящую на пороге девчонку. Та мигом отскочила и вжалась в пространство водительского места, пропуская мимо себя стадо молодых бизонов, которые вежливо извиняясь, но все же не отклоняясь от курса, устремилось в салон, падая на оставшиеся сидения и растекаясь по длинному дивану в глубине. Автобус, прогибаясь и разгибаясь, ахал и охал. Где же те легкие маленькие пяточки, разбегавшиеся по салону как стайка шустрых шаловливых мышат и щекотавшие железное брюхо старика? Громоздкие копыта, носящие новомодное название "кроссы", тяжело и увесисто проследовали до пункта назначения "привал" и повалились кто где хотел, вытягивая длинные конечности.
Последний из бизончиков, усердно утрамбовав всю эту буйно растущую массу и довольно гыгыкнув ломающимся голоском, протянул руку к девочке, вжавшейся в сидение водителя со словами: "Освободите моя место, миледи!" Выдернул ее оттуда и сам плюхнулся на ее место, по детски задорно и наивно изображая игру в "водителя автобуса", нажимая на несуществующие кнопки и дергая отсутствующие рычаги.
Девчонка, смеясь и оглядываясь, проследовала к товарищам в салон и села рядом с щупленьким темноволосым мальчиком, который тихим нечистым выговором предложил ей место рядом с собой. Она проигнорировала подскочившего ей было навстречу курчавого мальчугана и, повернувшись лицом к своему соседу, поблагодарила того за приглашение. Другой мальчик медленно опустился на свое место, так и не успев произнести заготовленное им предложение.
Не смотря на то, что за эти годы все дети заметно выросли и их компания увеличилась, вели они себя все так же по-детски шумно и беззаботно. Только тонкие визгливые нотки их детских голосов сменились на хриплые и басовитые, а голоса девушек стали более мелодичные и сочно окрашенные.
Теперь Автобусу было видно все. Приходилось шуриться и пытаться собрать воедино отражения осколков зеркала, но вся компания была перед ним как на ладони. Те же мальчишки и девчонки, выросшие на его глазах. И эта новая девочка не такая уж и новая, если хорошенько приглядеться. Те же строгие брови, которые придают ее лицу постоянную хмурость, если она не смеется. Хорошо, что она любит смеяться и шутить. Строгие брови ее подпрыгивают вверх и выглядят забавными. И этот маленький аккуратный носик бульбочкой. Не курносый, не вздернутый, не плоский, а именно бульбочкой. А она не так уж и изменилась. Только пропорционально вытянулась и обрезала свои тонкие косицы. Теперь у нее короткая стрижка и густая непослушная челка, которая вечно лезет на глаза, а она ее поправляет, убирает со лба наверх. Нет, не изменилась. Тоненькая, худенькая, вот только теперь она ростом ниже своего брата. А братишка изменился. Вытянулся, скинул лишний детский жирок, говорит легким скрипучим баском. Вот только когда смеется, глаза все те же и ямочки на щеках.
Молодежь делилась новостями:
- Колька? Да, женился. Нет, не уехал. Тут.
- Тонька? Она уехала в Грецию. Ты разве не знала? Ее мать вышла замуж за грека.
- Шолпан? Нет, она сама по себе. С нами не общается. Только так: "здрасти, до свидания".
- А ваш дом продали вот его матери. Да вы уже знаете.- и все повернулись в сторону нового мальчика, рядом с которым сидела девочка. Потом пустились в воспоминания:
- А помнишь? А это? Вот здорово было! Жаль, что вы уехали. Нет, на плотины не ходим. Да что там интересного?
Жизнь поселка ушла дальше, а жизнь вернувшихся вообще протекала в другой стороне. Было приятно вспомнить все общее- прошлое. А настоящего и будущего общего уже не было. Пытались соединить разорванные нити времени, но нить прошлого истлела. Не привязать к ней нить будущего. Нужно жить настоящим, наслаждаться им.
- Ой, это что, люлька?- удивленно воскликнула Маринка, уставившись в провал разбитого окна. Все качнулись в эту сторону. Старожилы тут же, без интереса вернулись на свои места. Только Рыжая Ленка задержалась у окна рядом с Мариной.
- А, это отцовская рухлядь. У него теперь новая.- сообщила Лена, заправляя за ухо вспыхнувшую на солнце, выбившуюся прядь рыжих волос.- Знаете, а там кошка котят принесла.
В салоне все дружно рассмеялись.
- Вот бы посмотреть.
- Не. Они дикие, не дадутся. Да и нет их уже там. Нас услышали, разбежались и попрятались. Но спать в люльку придут. Мама им там у забора еду оставляет.
- Смотри, Ленка, что у меня есть.- Виталик наклонился и заглянул под длинное сидение дивана в конце салона. Когда он распрямился, то в руках у него было по куриному яйцу.
- Дай сюда.- скомандовала девчонка, устремившись к нему и отобрав яйца. Она наклонилась и проверила под сидением, не осталось ли чего еще.
- Не. Там больше ничего нет.- опередил ее ответ Виталий.
- Мы уж гоняли их отсюда, но одна все равно тут несется.- сконфуженно сообщила Ленка.
- У вас и под автобусом гнездо.
- Знаю, потом посмотрю. - сказала Ленка, аккуратно укладывая яйца в карманы своей кофты.
Звезды зажигались одна за другой на темнеющем небе. Котята возвратились в мотоциклетную люльку и ждали прихода матери. Старая потрепанная курица сноровисто запрыгнула на ступени машины и деловито просеменила на свое место под лавку в конце салона. Остывающее полотно железной крыши погромыхивало и потрескивало.
- Кво, тише ты, мешаешь нести яйца.- недовольно прокудахтала курица, усаживаясь поудобнее в своем закутке.
Вернулась кошка с мышкой в зубах, издавая утробные звуки. Котята гурьбой повскакивали в люльке, вывалились из нее и затеяли драку за добычу. Самый шустрый, завладев мышью, устремился под автобус и спрятался там между кирпичами и досками, на которых теперь лежало старое ржавое тело машины. А с другой стороны из под того же автобуса с шумным тревожным кудахтаньем вылетела пестрая курица и понеслась прочь.
- Квох, не дадут Пеструшке покоя. Где уж в таких условиях нести яйца! Сплошные нервы!- попыталась возмутиться более счастливая подруга, живущая в салоне, но ее сморил сон и она, свесив гребешок, засунула голову в перья на груди.
Автобус, когда обзавелся соседом и товарищем бесед на технические темы, часто спорил с последним, кто раньше превратиться в труху. А когда в его утробе вздумала поселиться эта эмансипированная дама, курица до мозга костей, то мотоциклетная люлька часто смеялась над ним, ехидно называя его инкубатором и наседкой.
- Ну, кто у нас по настоящему железный мужик?!- горячо наезжала на тучного соседа неугомонная коротышка.
Потом в ее люльке поселилась кошка. Автобус многозначительно поглядывал на задаваку и бубнил железным грохотанием что-то себе под нос.
- Ну и что.- оправдывалась люлька.- У железных мужиков тоже бывают любимчики. Это мой домашний питомец.
А потом кошка принесла котят. Автобус хихикал и потрескивал:
- Ну, кто у нас "нянька года"?
И люлька сдалась:
- Твоя правда. А вообще-то я леди. Но железная.- авторитетно уточнила люлька.
Так и жили два ржавых старика, высиживая яйца и взращивая потомство. Постепенно дряхлели и сыпались. И только Арык, вечно молодой и бодрый, нес свою живительную влагу на поля и огороды. Болтливый, неугомонный в суетной круговерти жизни он один знал секрет бессмертия. Он был не просто нужен, а жизненно необходим людям. Дно его регулярно чистилось, а берега укреплялись. О нем заботились, чего не скажешь о его ржавых соседях. Но те не унывали, жили потихоньку и вели меж собой беседы: "А есть ли у машин, как у людей, рай?" И старались верить, что есть.
В другое свое посещение, вспомнив автобус, Марина спросила у друзей, как он там.
- Да все еще на месте. Только лежит на боку. От него ржавая коробка осталась. Мы иногда там бываем. Хочешь сходить?
- Нет, не хочу.- ответила девушка. Пусть уж лучше он останется в памяти бодрым, чистым и гостеприимным, каким она увидела его в пять лет.