Мартина, дочь Мартэна. Мопассан

Ольга Кайдалова
Это случилось с ним как-то в воскресенье после обедни. Он вышел из церкви и пошёл по дороге домой, как увидел впереди Мартину, которая тоже возвращалась к себе.
Отец шёл рядом с дочерью важной поступью богатого фермера. Презирая блузы, он был одет в некое подобие сюртука из серого полотна, а на голове у него была широкополая шляпа.
Она, затянутая в корсет, который зашнуровывала только раз в неделю, держалась прямо, с узкой талией, с широкими плечами, с выдающимися бёдрами, и шла слегка вразвалку.
У неё на голове была шляпа с цветами, которую смастерила модистка из Ивто, и из-под шляпки виднелся голый затылок, круглый и мягкий, покрытый кудряшками волос, отливавших рыжим под солнцем.
Бенуа видел лишь её спину, но ему было хорошо известно её лицо, хотя он редко смотрел на неё.
Внезапно он сказал себе: «Провалиться мне на месте, а она – хорошенькая девушка, эта Мартина». Он смотрел, как она идёт, восхищался ею, и его охватило внезапное желание. У него не было потребности смотреть на лицо, он смотрел только на корпус и повторял про себя: «Клянусь, это красотка!»
Мартина повернула направо, на ферму отца, которая называлась «Мартиньер», и, обернувшись, посмотрела вокруг. Она заметила Бенуа, который показался ей забавным. Она крикнула: «Привет, Бенуа!» Он ответил: «Здравствуй, Мартина, здравствуйте, мэтр Мартэн» и пошёл дальше.
Когда он пришёл домой, суп был на столе. Он сел напротив матери рядом с лакеем и подмастерьем, а служанка разливала сидр.
Он съел несколько ложек, затем отодвинул тарелку. Мать спросила:
- Что такое? Тебе нехорошо?
Он ответил:
- Нет, просто в животе всё горит, и есть не хочется.
Он смотрел на других сотрапезников, время от времени отщипывая кусок хлеба и медленно кладя его в рот. Он думал о Мартине: «И всё-таки она красотка». Он не замечал этого раньше, это открытие пришло к нему внезапно, как озарение, и отбило аппетит.
Он не прикоснулся к рагу. Мать говорила:
- Ну же, Бенуа, сделай усилие. Это бараний бок, тебе будет полезно. Если нет аппетита, надо себя заставлять.
Он проглотил несколько кусков, затем вновь отставил тарелку – нет, так не пойдёт.
Когда встали из-за стола, он пошёл осмотреть землю и дать отпуск подмастерью, обещая наглянуть на животных, проходя мимо.
Деревня была пуста ввиду воскресенья. Кое-где на полях из клевера тяжело разлеглись коровы и жевали траву. Распряжённые телеги ждали в углу сарая, и поднятые земли, ожидающие сева, расстилали свои коричневые квадраты посреди жёлтых пятен, где гнили пеньки сжатого овса.
Осенний сухой ветер гулял по равнине, предвещая прохладный вечер. Бенуа сел у края дороги, положил шляпу на колени, словно хотел просвежить голову, и произнёс вслух в тишину луга: «Клянусь, вот это красотка».
Он думал о ней и вечером в постели, и утром, проснувшись.
Он не был грустен или недоволен. Он сам не смог бы сказать, что с ним было. Что-то держало его душу, словно на крючке, - какая-то мысль, которая никак не уходила и порождала в сердце какие-то движения. Иногда в комнату залетает большая муха. Слышно, как она летает и жужжит, и это звук раздражает. Внезапно она садится – о ней забывают, но она тут же взлетает вновь и заставляет вас поднять голову. Нельзя её поймать, убить, заставить сидеть неподвижно. Немного отдохнув, она вновь начинает жужжать.
И мысли о Мартине роились в мозгу Бенуа, как мухи в комнате.
Затем его охватило желание вновь увидеть её, и он несколько раз прошёл мимо их фермы. Наконец, он увидел её: она вешала бельё на верёвке, натянутой между яблонями.
Было жарко. На Мартине была короткая юбка, и единственная рубашка позволяла хорошо видеть вырисовывающееся тело, когда девушка поднимала руки, чтобы повесить полотенца.
Он сидел на краю дороги больше часа, даже после того, как Мартина ушла. Он вернулся к себе ещё более одержимый, чем раньше.
Целый месяц он думал только о ней и вздрагивал, когда при нём называли её имя. Он перестал есть и потел по ночам, что мешало засыпать.
По воскресеньям в церкви он не спускал с неё глаз. Она заметила это и начала ему улыбаться, польщённая.
Однажды вечером он внезапно встретил её на дороге. Она остановилась, увидев его. Тогда он пошёл прямо к ней, задыхаясь от страха и желания, но решившись поговорить с ней. Он начал, запинаясь:
- Понимаешь, Мартина, так не может дольше продолжаться.
Она ответила, словно насмехаясь над ним:
- О чём ты, Бенуа?
Он ответил:
- Я думаю о вас дни напролёт.
Она упёрла кулаки в бока:
- Я вас не заставляю.
Он пролепетал:
- Нет, это ваша вина. Я не сплю, не ем, не отдыхаю – жизни нет.
Она тихо спросила:
- Что же нужно для того, чтобы вас вылечить?
Он остолбенел, свесив руки вдоль тела, выпучив глаза и открыв рот.
Она ударила его кулаком в живот и убежала.
Начиная с этого дня, они начали встречаться на дорогах или на краю поля по вечерам, когда он гнал лошадей, а она – коров.
Он чувствовал, как его сердце и тело тянутся к ней в огромном порыве. Ему хотелось обнять её, задушить, съесть, вобрать её в себя. И он дрожал от своей беспомощности, от нетерпения, от гнева, от того, что она не принадлежала ему, что они не были единым существом.
О них судачили в деревне. Говорили, что они обручены. Однако, он действительно спросил её, согласна ли она стать его женой, и она ответила: «Да».
Они ждали удобного случая, чтобы объявить об этом родителям.
Вдруг она перестала приходить в назначенный час. Он не видел её, даже проходя мимо её фермы. Он мог видеть её только в церкви. И именно в воскресенье кюре огласил с кафедры помолвку Виктории-Аделаиды Мартэн и Жозефэна-Исидора Валлэна.
Бенуа почувствовал, как кровь прилила к его рукам. В ушах шумело, он больше ничего не слышал и позже заметил, что закапал слезами молитвенник.
Месяц он не выходил из своей комнаты. Затем вернулся к работе.
Но он не выздоровел и постоянно думал о ней. Он избегал дорог, которые проходили мимо её дома, чтобы даже не увидеть деревья в её дворе, и из-за этого ему каждое утро и каждый вечер приходилось делать большой крюк.
Теперь она была замужем за Валлэном, самым богатым фермером кантона. Бенуа больше не разговаривал с ним, хотя они были друзьями с детства.
Однажды вечером, когда Бенуа проходил мимо мэрии, он узнал, что Мартина была беременна. Вместо того, чтобы испытать сильную боль, он испытал некоторое облегчение. Теперь всё кончено. Теперь они были больше разделены, чем после её свадьбы. Действительно, так было лучше.
Шли месяцы. Иногда он видел, как она несёт по деревне своё отяжелевшее тело. Она краснела, увидев его, опускала голову и ускоряла шаг. А он сворачивал с дороги, чтобы не встретиться с ней.
Но он со страхом думал, что однажды может столкнуться с ней лицом к лицу и должен будет заговорить. Что бы он мог сказать ей теперь после всех тех слов и поцелуев, которыми они обменивались? Он часто думал об их свиданиях у дороги. Она поступила гадко, ведь она давала ему столько обещаний.
Однако, постепенно боль начала уходить из его сердца, осталась только грусть. И однажды днём он опять прошёл по старой дороге мимо её дома. Он издалека посмотрел на крышу. Это в этом доме она жила с другим! Яблони были в цвету, петухи пели на навозе. Дом казался пустым, люди ушли в поля на весенние работы. Он остановился у забора и посмотрел во двор. Собака спала у конуры, 3 телёнка удалялись медленным шагом к луже воды. Толстый индюк крутился перед дверью, вышагивая перед курами с манерами эстрадного певца.
Бенуа опёрся на штакет, и его охватило сильное желание расплакаться. Но внезапно он услышал крик, громкий крик о помощи, исходящий из дома. Он застыл в растерянности, впившись руками в деревянные жерди, и прислушался. Раздался второй крик, раздирающий уши, сердце и тело. Это кричала она! Он бросился вперёд, пробежал по двору, толкнул дверь и увидел её, лежащую на полу, скорчившуюся, с белым лицом, с безумными глазами, охваченную родовыми корчами.
Тогда он застыл на месте, ещё более бледный и дрожащий, чем она, и пролепетал:
- Я здесь, я здесь, Мартина.
Она ответила, тяжело дыша:
- О, не уходите, не уходите, Бенуа.
Он смотрел на неё и не знал, что делать, что говорить. Она вновь начала кричать:
- О! О! Он разрывает меня! Бенуа!
И она страшно корчилась.
Вдруг Бенуа охватило огромное желание помочь ей, освободить от боли. Он наклонился, поднял её, отнёс на кровать и, пока она стонала, раздел: снял с неё кофту, платье, юбку. Она кусала кулаки, чтобы не кричать. Тогда он помог ей так, как помогал рожающим животным: коровам, овцам, кобылам, - и принял в руки большого хнычущего ребёнка.
Он вытер его, обернул в тряпку, которая сушилась перед огнём, и положил на кучу белья, предназначенного для глажки. Затем вернулся к матери.
Он положил её на пол, сменил постельное бельё, вновь положил женщину в кровать. Она лепетала: «Спасибо, Бенуа, ты славный малый». И немного плакала, словно от сожаления.
Он больше не любил её, нисколько. Всё было кончено. Почему? Как? Он не знал. То, что только что произошло, вылечило его лучше, чем 10 месяцев разлуки.
Она спросила усталым голосом:
- Кто родился?
Он ответил спокойно:
- Девочка, очень красивая.
Они вновь замолчали. Через несколько секунд мать произнесла:
- Покажи мне её, Бенуа.
Он сходил за малышкой и поднёс её, как освящённый хлеб, когда открылась дверь и вошёл Исидор Валлэн.
Сначала он ничего не понял, потом догадался.
Бенуа растерянно бормотал:
- Я проходил мимо, мимо себе проходил, а тут она кричит, и я зашёл… вот твой ребёнок, Валлэн!
Тогда муж со слезами на глазах сделал шаг, взял младенца, которого ему протягивал Бенуа, поцеловал его, затем положил на кровать и протянул руки Бенуа:
- По рукам, Бенуа, по рукам, теперь между нами всё сказано. Если хочешь, будем друзьями вновь, будем друзьями!
И Бенуа ответил:
- Конечно, давай, конечно.

11 сентября 1883
(Переведено 14 сентября 2017)