СЕМЬЯ
Жили они в колхозном доме. Почему именно в колхозном? Потому что в колхозе отец проработал несколько месяцев, и ему выделило правление часть дома. Располагался дом в середине длинной улицы. Подворье имело преимущество: в конце огорода протекала речушка. Ну, речушка – громко сказано, но то, что бурный поток грязной отработанной воды носил в своих водах множество крыс – это было. Огороды грязной водой никогда не поливались, но трава, буйно растущая вдоль берегов, была словно ковер в дорогом доме. Так и хотелось разбежаться и нырнуть в этот ковер необычайно - мягкий и нежный. Особенностью этого дома было то, что он предполагался изначально для двух семей. Такое незатейливое общежитие для работников колхозных полей. Кто здесь только ни жил. Долго никто не задерживался. Мужики попадались работящими, им быстро выделялась земля под застройку, и они выезжали, навсегда оставляя бетонные стены холодного жилища.
Когда переступили порог дома, первое, что бросилось в глаза – мышиный помет. Надежда постучала палкой по полу и стенам и все услышали шуршание. Тогда Инна не поняла, что это за звуки. А спустя время, все услышали топот ног по чердаку.
- Кто у нас ходит по потолку? – спросила Инна маму.
- Крысы.
- Разве они топают как люди?
- Похоже, как люди.
С тех пор девочка стала бояться своего дома. Рисуя перед собой картины одну страшнее другой, она пугала Линку. А та в самый неподходящий момент могла закричать «Крыса!» и убежать из дому. Визг стоял на весь дом.
Надежда организовала спальню, временно занавесив окно стареньким пододеяльником. Знала ли она тогда, что это временное затянется на неопределенное время. Спальня была узкой и длинной. Вдоль стены кровать, стул для вещей и в углу, у окна, старенький шифоньер. О коврах не было и речи. Она, пока Вася был на работе, прибила скатерть со стола над кроватью и молча любовалась этой выдумкой. Со временем всё купится. Шуршание крыс настораживало. У соседки свиньи и корова, у них – лежбище крыс. Ладно, Василий выведет.
Где-то на подсознании Инночка понимала, что опыт общения с этой тварью, крысой то есть, у нее был. И тут она вспомнила свое безоблачное детство, проведенное на Целине.
1
Она приходила сюда часто. Всякий раз, когда дома никого не было, она спокойно проходила вдоль дальней стены и так же спокойно располагалась у порога. С высокого топчана было тревожно за ней наблюдать. Что будет дальше? Может, накормить гостью? На топчане ничего съедобного, кроме печенья, не было. Не отдавать же любимое лакомство непонятной гостье. Стоило только пошевелиться, как у дверей происходило чудо: гостья вскакивала на задние лапы и обнюхивала воздух.
- Крыса, уходи отсюда, - шептала девочка и, чуть осмелев, что-то бросала в сторону двери. В мгновение ока крыса исчезала в норе, которая была где-то в углу, у печки.
Вставать было всегда страшно, и Иннчка отчаянно ждала с работы маму. Как долго длился рабочий день… как долго длился выходной в детском саду. Сестру часто забирала тетя Груня, а Инночку, на правах старшей почему-то оставляли дома. Мать и сейчас не даст ответа, почему так поступала. Много времени прошло с тех пол. Память решила оставить этот вопрос не раскрытым.
Это было обыкновенное детство целинных детей. Не всех детей, а некоторых. По утрам вереница родителей с детьми тянулась к детскому саду, некоторые дети молча, в одиночку, брели по дороге сами (их родители давно уже были на работе).
Инночка с Линкой в детский сад часто ходили без мамы. Ох, и непослушная была сестренка: никак не хотела перепрыгивать через ручеёк. И что здесь сложного? Разгонись и прыгни, а она сразу в рёв. Инночка изо всех детских сил пыталась самостоятельно перетащить ее через струйку воды, которую она истерически боялась, но силенок не хватало. Попрыгав через ручеек несколько раз, и поняв, что ничего этим не добьется, Инночка заплакала. Ну почему сестра такая капризная? Линка начала орать на всю округу, чтобы ее пожалели и перетащили на другую сторону ручейка. Никого рядом не было. Инночка сказала, что детский сад пропускать нельзя и пошла сама, как на работу, оставив сестренку одну. А та быстро побежала домой, зная, что соседка обязательно угостит ее чем-нибудь вкусным. В сад ходить было интересно - там непременно угощали печеньем. Инночка знала, что печенье помогает выдержать страх перед крысой, поэтому никогда его не ела, а прятала в кармашек платья и приносила домой.
2
На Целину Надя приехала не из патриотических убеждений, хоть и была комсомолкой. Просто поехала на зов непутёвого мужа. Родила ему дочурку. Вроде, семья получилась, завод выделил жильё. Самое настоящее: комнату в квартире «сталинки». Живи и радуйся. Жила. Радовалась. Пока муж не объявил, что завтра уезжает осваивать Целину.
- Вась, тебя кто туда послал? – решилась спросить Надя.
- Родина. Знаешь такое слово? Родина меня позвала. Ты не грусти, я, как только там обживусь, сразу тебя вызову. Одна не останешься.
- А ребёнок, Вась? Мне на работу пора оформляться, а куда я её, трёхмесячную, дену?
- Ну что ты завелась? – вспылил Василий. - Не на войну еду. На Целину. Поняла? На Це-ли-ну!
Вот так осталась в городе молодая мать одна одинёшенька. Сердце рвалось на части от мысли, что ребёнок отца знать не будет. Так нельзя. Ладно бы, не было отца, а тут – жив и здоров. В ясли отдавать ребенка не хотела, думала, свекровь поможет. Напрасно думала. Эта семья жила своими интересами. Пришлось оставить работу. Василий заваливал жену письмами. В этом деле он был мастером. Иногда рифмовал стихами. Столько слов тепла и любви Надя никогда в жизни не слышала. Сердце растаяло. Рассказав соседке о намерении уехать, удивилась ее резким возгласам.
- Ты куда едешь? Ты знаешь, что такое бескрайние степи? Ты видела, где он живет? Да кому ты нужна? Твоя свекровь на руки не взяла внучку, а я, соседка, с ней сижу. Не отдам! – вдруг прижала к себе маленькую Инночку соседка. – Не отдам. Одумайся!
- Я всё решила. Ребенку нужен отец.
- Давно не битая?
- Он не будет бить. Читала, какие письма пишет?
- Читала. Врёт. Поверь моему опыту.
- Нина, ну какой у тебя опыт? Твой тебя пальцем не тронул.
- А твой…
- Я всё решила.
С завода уволилась быстро, связала в узелок свои пожитки, завернула в старенькое, умело спрятанное в белый хрустящий пододеяльник, одеяло малышку и отправилась к мужу на край света. Семья должна жить под одной крышей. И старенькая мама когда-то её учила. Неграмотная была женщина, но такая теплая и домовитая.
«Семья должна жить под одной крышей», - думала Надя, увидев над головой высокое бескрайнее небо. А где дом? Где улица? Где семья? Василий не встретил. Говорят, был в дальнем зерносовхозе с агит-концертом.
Пшеничное поле встретило новеньких пылью, ковылём, ветром, запахом переработанной солярки. Где-то далеко работали комбайны. От обиды не плакалось, а вылось. Как здорово выть в степи. Вой – не хочу. Подумав, что напугает дочурку, Надя замолчала. Благо, в это время появилась живая душа.
- Эй, девка, садись в машину, - закричал издали шофёр, выглядывая из кабины.
- Нет, я сама дойду.
- Сама? – засмеялся шофёр. – Не дури. Это – поле. Бескрайнее, слышишь? Останешься на ночь, вместо волка выть будешь.
- Мне бы Василия найти… - хотела, было, продолжить Надя, но мужичок её остановил:
- Вася попросил встретить тебя с поезда. Извини, мать, опоздал. Извинила?
Конечно, Надя извинила. Не очень хотелось оставаться в поле, тем более, голодной и, тем более, с крошкой на руках.
3
И пошла-покатилась жизнь. Кто там никогда не был – не жалейте. Это не мёд. Вместо домика – барак на восемь семей, уборная и умывальник на улице, вода в чистом роднике – за два километра от дома. Летом метёт песок в лицо, зимой – снег выше крыши. Из крайности – в крайность. Золотой серединой был только энтузиазм молодых сердец да любовь. Хорошо, если любовь была в семье. Тогда и проблемы не видны были так ярко. Хуже было у Нади. Оказалось, вся любовь осталась в письмах, которые она любовно связала ленточкой, мечтая вместе с мужем перечитывать их по вечерам.
Не заладилось. Если в зерносовхозе и уважали Василия за сильное слово и юмор, то дома всё заканчивалось скандалами, стоило ему переступить порог. Тот самый порог, у которого вечно сидела крыса. Неустроенный быт в бараке, вечные разъезды комсорга-активиста Василия разъели ржавчиной все отношения. Надю держал в семье долг. Не денежный, конечно, а тот, самый пресловутый долг перед детьми, которых было уже двое.
- Надя, приходи на чай, - как-то позвала подруга Груня. – Чего дома сидишь? Опять мужа ждёшь?
- Конечно, Грунь. Он снова на работе.
- Да знаю я его работу, - начала, было, Груня, да быстро осеклась. – Ладно, жди меня с Нелькой. Вместе придём почаёвничать. Сахар есть?
- Нет…
- Ладно, чего потухла! – прикрикнула Груня. – Всё равно жди. В магазине работаешь, а жратвы нет. Молодая ты – учить надо. Семью так не накормишь, - заматерилась на всю округу подруга.
Ох, и матершинницей она была. Не замечала ни детей, ни стариков. Иначе не могла разговаривать. Говорят, на фронте была, многое повидала. Там и курить «Беломор-канал» научилась, и самогон пить не закусывая. Наберет в рот глоток побольше и держит его, словно хочет прогреть каждый зуб. А потом как хряснет луковицу – брызги во все стороны – и причмокивает от удовольствия.
Все любили неугомонную Груню. А та таскала на руках Линку, смеялась и учила ее материться. Школа была отличной. Научила-таки.
4
Чай был вкусным. Подруги принесли сладостей, сушки, заварки. Пили долго, смачно прихлёбывая чай из блюдец. В совхозе принято было пить много чая. Дети не мешали, мужа не было. Говорили обо всём: о пшенице и совхозном фруктовом саде, о больнице и магазине, о том, что на току обрызгали семечки каким-то раствором для того, чтобы воробьи не склевали весь урожай, договорились всей компанией сходить в совхозный сад набрать яблок. Хоть они и мелкие, как дички, но детям нужны витамины. Сколько они будут грызть чай в брикетах из сухофруктов? Расходились тихо, стараясь не разбудить детей.
Муж домой не пришел. Утром его тоже не было, к вечеру – тишина… через полмесяца получила Надя письмо от мужа. Не в стихах. Он рассказал, что на Целине делать нечего, что всё, что от него требовалось, он сделал. Родина не в обиде на него, и теперь он снова живёт на Украине. Дома.
Надя не плакала. Выть тоже не было сил. Она молча повернулась к топчану, где спали дочери, и перекрестилась. Она намертво решила остаться в зерносовхозе. Сама вырастит дочек. Работа есть, место в детском саду – тоже. Старшая Инночка осенью в школу пойдет. Кое-как быт налаживается. Да и в совхозе все уважают Надю. Она и в техникум поступила на заочное отделение.
- Мама, а где папа? – как-то раз спросил кто-то из детей.
- Родине помогает, - улыбнулась мать, и слеза капнула просто так, без разрешения.
Писем было слишком много. Каждый день. И не ленился строчить. Снова о новом доме, о работе, снова сказки. Не верила. Долго не верила, но… она – мать, а детям нужен был отец. Уладив все дела в зерносовхозе, сдав под ключ магазин и загрузив контейнер с нехитрым скарбом, Надя купила билеты домой. В мыслях она представляла себя счастливой женщиной. Она была убеждена, что Василий совершенно изменился. Иначе и быть не могло. Зачем тогда такие душещипательные письма?
Домой возвращалась долго… Уральские горы, реки, степи, леса, города, поселки, снова степи. На руках двое детей семи и пяти лет. Удобнее было бы в купейном вагоне, но это дорого стоит. «Хорошо, что не в общем», -успокаивала себя измученная дорогой женщина.
На вокзале семью никто не встречал.
Родители Василия неприветливо встретили новоявленное семейство с двумя детьми. Да и соседи по коммунальной квартире утром помчали в ЖЭК с жалобой на то, что по соседству живут без прописки приезжие. Недолго думая, Надя пошла по бывшим знакомым в поисках любого жилья, лишь бы поскорее освободить родительскую комнату.