Мир не знал её, пока она была жива,
Но знал я и остался её оплакать.
Петрарка "На смерть Лауры"
Конечно же, Артур лгал. В действительности Идалия была ему совершенно небезразлична, однако он боялся признаться ей в своих истинных чувствах. Отчасти из-за уже упомянутой ею же недоверчивости в связи с прежними страданиями и разочарованиями, отчасти - в силу своего возраста, он стеснялся того, что был младше леди Эрингтон и к тому же собственной некрасивости.
Однако юноша был убежден, что совсем скоро все стихнет. Идалия перестанет печалиться, забудет его и найдет кого-то более достойного, а сам он в это время продолжит свое странствие, побывав всюду но не задержавшись нигде особенно надолго. Такой финал казался Четтерфилду наилучшим и наиболее вероятным решением вспыхнувшей в саду эмоциональной драмы. Однако Артур не мог и предугадать, чем на самом деле обернется его неосторожно брошенная резкая фраза.
Спустя три дня, когда молодой человек уже готовился уезжать, утром, сразу после завтрака ему принесли письмо. На вопрос от кого это слуги не смогли ответить ничего определенного, словно нашли его прямо на крыльце. Не придавая поначалу этому особого значения, Артур взял в руки конверт. И только теперь увидел, что тот был траурный, окаймленный черной лентой.
Слегка встревожившись, но все еще сохраняя самообладание - в те времена известия о смерти были частым явлением -, юноша прочел собственную фамилию в графе получателя и адрес отправителя. Это был дом лорда Эрингтона.
"Неужто отец Идалии скончался?" - подумал про себя Четтерфилд, осторожно вскрывая конверт. Однако первые строчки, которые он прочел, вглядываясь в специальную траурную бумагу письма, заставили похолодеть бегущую в его жилах кровь.
"Артур Гордон Четтерфилд, я с глубочайшим прискорбием имею честь уведомить вас о скоропостижной кончине моей дочери Идалии 26 августа. Уже завтра состоится прощание с ее телом, а похороны назначены на 29 августа. Искренне надеюсь, что вы сможете на них присутствовать и отдать последнюю дань покойной леди Эрингтон.
Лорд Генри Эрингтон"
Первые несколько секунд до Артура не доходил смысл письма. Он раз за разом еще перечитывал, но точно читал запись на незнакомом ему языке - разум отказывался воспринимать скорбное известие. Затем юноша решил, что это, должно быть, чья-то глупая и злая шутка. Однако и конверт, и письмо, и даже печать лорда Эрингтона были подлинными. В голове же продолжали роиться обрывочные мысли: "Нет, нет... этого не может быть, это невозможно. Это какая-то ошибка. Не верю, нет, нет, нет..."
Сделав глубокий вздох, Артур еще раз прочел письмо, уже не по диагонали, а от корки до корки, чуть ли не с лупой изучив каждое слово. Но зрение не обманывало: там четко читалось: леди Идалия скончалась вчерашним вечером, и через два дня состоится ее погребение.
Однако теперь юноша обратил внимание на приписку внизу:
"К извещению также прилагается небольшой клочок бумаги, найденный сжатым в руке покойной уже после ее смерти. Быть может, вы сможете разгадать его значение, в отличие от меня."
Вновь заглянув в конверт, Четтерфилд нашел там тот самый клочок бумаги. Развернув его, он поднес к свету небрежно написанные там слова, их было всего два.
"Помоги мне". Почерк Идалии он знал как ничей другой.
Едва прочтя ее последнюю просьбу или мольбу, Артур пошатнулся. Его глаза широко раскрылись, лицо мгновенно побледнело, словно бумага, а губы задрожали. Все тело словно обдало холодом. И клочок бумаги, и письмо - все это выпало из его рук, безжизненно опустившихся вниз. Теперь разум уже не тревожили сотни мыслей - его прорезала, точно скальпель, одна - холодная и беспощадная: Иды больше нет. Она - мертва.
Точно во сне, Артур опустился в кресло, глядя в пустоту. Его лицо сделалось совершенно детским и растерянным, как будто он снова стал маленьким мальчиком, нечаянно разбившим любимую вазу матери, и ожидающим сурового наказания. Наконец он застонал и скорчился, запустив пальцы в волосы.
"Она умерла... Ида умерла... ее больше нет. И все из-за меня, в этом только моя вина, если бы я ее тогда не оставил одну, не оттолкнул... Господи! Что я наделал!"
Юноша вспоминал нежное лицо леди Эрингтон, ее голос, ее тонкие изящные руки, которые так легко и нежно совсем недавно прикасались к его лицу... Теперь же на смену им придет лишь ледяной холод могилы и тяжелый запах увядающих цветов, лилий и тубероз.
- Да, лилии и туберозы... только белые цветы... - шептал Артур. - Она всегда их любила. Может еще розмарин, это для воспоминаний, как у Шекспира в "Гамлете"... Да, как у Шекспира... и теперь я - Гамлет, а она - Офелия, которую холодный женоненавистник-девственник довел до безумия и смерти в водах тихой реки...
Резко поднявшись, Артур подошел к зеркалу. Глядя на себя через прозрачное стекло, он продолжил внутренний монолог:
"Нет, такой мерзавец как я не должен появляться на ее похоронах, не должен осквернять ее последний приют своим присутствием! Я недостоин даже прощания с Идой, я... Я не могу больше вернуться в дом ее отца!"
Конечно, за такими пафосными репликами скрывалось то, что потрясенный до глубины души Четтерфилд чувствовал, что у него просто не хватит духа увидеть Идалию мертвой. Это было выше его сил. Стараясь, однако, вновь вернуть себе обычное состояние ледяного спокойствия, юноша перестал нервно мерить комнату шагами и, сев за стол, взял перо и бумагу и начал писать ответ на извещение.
"Достопочтенный лорд Эрингтон!
Выражаю вам свои глубочайшие и искренние соболезнования по поводу смерти вашей дочери. Я знал Идалию несколько лет и всегда считал ее высшим существом, не созданным до низменного мира людей с их мерзкими пороками. Однако увы, я вынужден отказаться от вашего приглашения присутствовать на прощании с ее телом и погребении его в последующем. Вы правы, я разгадал значение тех слов на клочке бумаги и должен сказать вам - в том, что случилась есть моя вина. В очень большой мере. И ее не искупить раскаянием и слезами. Я совершил огромную ошибку, которую просто нельзя простить. Ее можно лишь смыть собственной кровью. Что я и намерен сделать уже в скором времени. Уведомляю вас, что уже завтра я отправляюсь на фронт в действующую армию. Так будет лучше всего: умереть с пулей в груди на поле боя, нежели вести бесполезное существование здесь, принося несчастья тем, кто их не заслуживает, разрушая все на своем пути, точно мифологическое чудовище. Я негодяй, лорд Эрингтон, но я искуплю свою вину, достойно защищая свою страну. Остаюсь вашим покорным слугой.
Артур Гордон Четтерфилд"
Дописав письмо, молодой человек тут же велел передать его по обратному адресу, а сам принялся за другое, обращенное уже к командующему армией. Наконец он дал окончательный ответ на предложение идти на войну. И тот был полностью утвердительный.
* * *
В день отправки на фронт в воздухе уже всецело витало дыхание осени: серое небо затянули тучи, дул порывистый ветер, срывающий начавшие желтеть листья, время от времени на землю падали редкие капли дождя. Стоя на дороге у экипажа, без шляпы, кутаясь лишь в один серый плащ, придающий ему сходство с Наполеоном, потерпевшим крупнейшее в своей жизни поражение, Артур бросил последний взгляд в сторону дома, где когда-то они с Идалией были так счастливы. Теперь же все это кануло в забвение, впереди была совсем иная жизнь. Опустив голову, юноша произнес лишь одну фразу "Теперь она Твоя", после чего порывистым движением вскочил в экипаж и захлопнул за собой дверь. Дороги назад больше не было.