Хмуро глядя на поля,
По оврагам средь крапивы
Задичала конопля.
Василий Федоров
Невеяный хлеб – не голод,
посконная рубаха – не нагота!
Русская пословица
Вы когда-нибудь блуждали в зарослях конопли, пересекали зеленое море, что тянется от горизонта до горизонта? Если нет, уверяю вас, стоит попробовать. Многие наверняка бывали на пшеничном поле, золотом, сусальном, как на картине Шишкина. Идешь по нему, машинально и беззаботно срываешь колоски, разминаешь их в ладонях, с удовольствием ешь мягкие незрелые зерна и одновременно ищешь глазами васильки, вспоминаешь нечто еще более живописное, золото в лазури, как на иконах Рублева. Солнечно, празднично и немного пресно, уж больно бесполое существо пшеница, даже не пылит. И немного совестно перед крестьянами-хозяевами за протоптанную в поле дорожку. Гораздо лучше на кукурузном поле. Здесь спокойно скользишь между рядами, выламываешь початки, отыскивая самые спелые, но и неспелые тоже ешь с удовольствием. И, хотя кукуруза вымахивает выше головы, днем в ней совсем не так страшно, как в американских фильмах ужасов о детях кукурузы. Стебли и листья касаются твоих рук ласково, они гладкие и прохладные, а метелки над головой весело покачиваются на ветру.
Совсем не так в зарослях конопли, особенно если это не посевы, что впрочем, сегодня почти невозможно, а свободные стихийные сообщества где-нибудь на полях орошения возле птицефабрики. Вокруг тебя не робкие существа, что таятся в оврагах, как увидел их поэт Федоров. Кажется, что попал в фантастический фильм, вокруг не земные растения, а пришельцы с другой планеты, занесенные с метеоритными дождями, триффиды какие-то. Высоченные тонкие стебли стоят стеной и не пускают тебя вперед, цепляются семи и девятипалыми листьями. Идешь, обливаясь потом, жарко как в тропических джунглях, идешь, окутанный облаком желтой пыльцы, и кажется, что неба над головой нет, только конопля. Чувствуешь, вокруг существа не бесполые, мужские и женские, и жизненная сила их неодолимая. И счастлив бываешь, когда на пути к заветному лесу, где ждут тебя вожделенные белые грибы, пересекая зеленый океан , вдруг выскочишь из его глубин на необитаемый остров. Откроются вдруг на ярком солнце не пальмы, конечно, белые березы в неглубокой балке, засверкают яркими красками цветы, обычные ромашки и колокольчики, а иногда и какой-нибудь экзотический, лимонно-желтый красоднев, лазурный дельфиниум. И не хочется снова нырять в море конопли. Правда, если повезет на островке можно отыскать входы в узкие тоннели, проложенные в джунглях такими же случайными «мореплавателями». Идти становится гораздо легче, но и таинственней, кажется, идешь звериной тропой, видится, что попал ты как в фантастическом романе на огромный корабль, отправленный к звездам и затерявшийся среди них. Коридоры корабля заросли джунглями, по которым бродят одичавшие свиньи, а пассажиры превратились в дикарей. И так радостно вырваться на свободу, на проселочную дорогу, в лес!
А ведь совсем недавно было совсем по-другому. Есть еще молодые пенсионеры, которые могут с ностальгией по счастливым советским временам рассказать о деревенской жизни в пятидесятые, шестидесятые годы. Тогда на каждом сибирском огороде, где-нибудь под амбаром выделяли уголок конопляника для хозяйских нужд. Заросли тоже были густыми и с удовольствием в них играли в прятки ребятишки, а взрослые ругались, обнаружив тоннели и шалаши в посевах. Кстати конопляниками называли и молодых повес, что скрывались в зарослях, пугая девок. О том, что можно из растений наркотики добывать никто и не подозревал, наркоманов не было в деревнях. Зато были столетние традиции работы с коноплей. Вспоминают пенсионеры, как купались они мальцами в речке, а возле берега в прозрачной воде отмокали длинные снопы конопли. Потом снопы сушили, и мяли в бруснялках, отделяя кострицу от волокон. Кажется нехитрый прибор – козлы, брусок на веревке, а хруст пропускаемых через него стеблей и через полвека слышится. Потом кудель трепали, чесали, пряли, ткали холсты. Все в хозяйстве пригодится – пеньковые веревки, посконные рубашки, половики. Семена тоже шли в дело, отжимали масло, отжимы скатывали в колобки и ели с удовольствием. Настоящие сибирские пельмени не могут храниться в полиэтиленовых пакетах в холодильнике, только в посконном мешке на зимнем морозе. У таких пельменей особый вкус.
Но, главное, сколько слов исчезло безвозвратно из русского обиходного языка! Исчезла посконная Русь. Мало кто знает такие слова, как матёрка, посконь. Мало кто знает, что такое пеньковый буян (может, вспомнится что-то напевное, детское, пушкинское). У каждого слова, связанного с коноплей, были свои оттенки. Например, кострец, который вычесывали из кудели назвали и кострикой, и костыгой, и костицей, и костригой. Если заглянуть в уголовные дела трехсотлетней давности, можно узнать, например, о краже трех десятков кудели. И мало кто видел пеньковые тросы, паруса, бунты, или пеньковый … галстук. А многие ли могут признать на даче поющую коноплянку?
Можно петь реквием пеньковому прошлому, но вот сама конопля пока держится. Каждый день по дороге на работу, я с удовольствием встречаю, как поэт встречал в оврагах, в укромных уголках гордую коноплю. Жизненная сила ее не исчезла, как исчезла посконная Русь, кто знает, может быть возродится конопля после опытов генетиков. Хотят ученые создать коноплю однодомную и без наркотических веществ, но это будет другая история.